— Они умеют контролировать свои сновидения. Могут общаться с кем угодно. Я несколько раз с мамой встречалась. Разговаривала с ней. Курить бросила — потому что она меня попросила.
Федор опешил:
— Ты действительно ее видела?
— Да.
— Но как это возможно?
— Не понимаю я, как. Уже в Интернете искала, книги читала. Вроде обычная восточная практика. Называется йога-нидра. Сначала полное расслабление, потом концентрация на всех частях тела. Дыхание по особой схеме. Пытаешься холод почувствовать, жару. Чтобы тело тяжелым стало, потом невесомым. А дальше — перед тобой вроде как экран открывается. И ты одновременно спишь и не спишь. Но можешь видеть, очень ярко: людей, события. Фильмы целые. Учитель наш говорит: это отражение ума. Вот я и видела самое дорогое.
Федор молчал, переваривал. Йога-нидра, значит. Что-то слышал. Довольно безобидное. Вроде как обычная релаксация. Но никто и нигде не писал, что во время этой практики можно встречаться с мертвыми.
Вслух произнес:
— А ты дома не можешь делать эту свою нидру?
— Нет, — вздохнула Арина. — Мысли бегут, мешают. Расслабиться не могу. Надо с учителем практиковать.
И вдруг разрыдалась:
— Но сейчас он уехал, и все кончилось! Другой инструктор ведет, и ничего у меня не выходит. Экран черный есть, а мамы нету. Я зову ее, кричу — и не вижу больше. А я не могу без нее, понимаете?!
Федор отставил чашку. Подхватил худышку на руки, отнес на диван, укрыл пледом, сел рядом. Еще долго слушал: про гения по фамилии Балаев, про то, что тот спас ее от самоубийства, и как Арине хочется снова оказаться рядом с мамой.
А когда слезы у его подопечной наконец высохли, деловито произнес:
— Арина, а зачем тебе это?
— Что?
— Ну, быть с мамой?
— Мне плохо без нее!
— Мне тоже плохо. Но она умерла. Отпусти ее. Пусть уходит.
— Нет! — отчаянный, детский выкрик.
— Душа мертвого неспокойна, когда ее с Земли тревожат.
— Но я не могу одна!
— Эх, — вырвалось у него. — Зря мама держала тебя на цепи. Птенцы должны вылетать из гнезда. А ты так и осталась воробушком.
— Не говорите так!
— Хорошо, не буду. Но давай, раз ее уже с нами нет — попробуем с тобой новую жизнь построить. Без мамы.
— Как? — она взглянула дико. Опасливо забилась в угол дивана.
Да. Дикого зверька легко не приручишь.
Федор улыбнулся:
— Мне приятель из турфирмы навязал путевку на две недели. Горела и совсем сгорела. Выезжать надо было вчера. Но сегодня тоже примут.
— Не поеду я никуда!
Пришлось наврать:
— Ко мне, между прочим, тоже приходит твоя мама. Во сне. Безо всякой йога-нидры. И насчет дома отдыха — это она попросила.
Арина взглянула просветленно:
— Правда?
— Честно. Так и сказала: «Арине надо развеяться. Помоги ей, пожалуйста». Номер люкс. Подмосковье. Сосновый лес. Миллион развлечений: лыжи, коньки, косметологи. Питание, спа, бассейн — все включено. И даже фитнес-инструктор положен.
— Что я там делать буду? — возмущенно спросила Арина.
Вот он, продукт старорежимного воспитания. Девочки должны пить чай и смотреть телевизор с мамой, но никак не разъезжать по пансионатам.
— Ариша, — мягко произнес Федор Константинович. — Тебе тридцать два года. Любая ровесница тебе скажет: в этом возрасте обязательно надо ходить к косметологу. И мышцы нужно подкачать. Пусть ты худая, но когда кожа висит — некрасиво.
— Мне все равно, — отмахнулась она. — Для кого стараться-то?
— А ты журналы глянцевые тоже не читаешь? — с нарочитым ужасом спросил он.
— Не-а. Только «Антенну».
— Вот и зря. В модных журналах из номера в номер пишут: красивой надо быть — исключительно для себя.
— Мне это все равно не грозит, — вздохнула Арина. — Хоть обходись по косметологам — уродиной была, уродиной останусь.
— А просто для удовольствия? Знаешь, какое чудо — тайский массаж? Или шоколадное обертывание? Куда приятнее твоей йоги-нидры.
— А вы на это все ходили, можно подумать.
— На массаж я все время хожу. А про обертывания мне дочка рассказывала. Что каждый раз улетает в нирвану.
И продолжил напирать:
— Ну вот, что, скажи, тебя держит? С работы ушла. Инструктор твой любимый уехал. Путевка все равно пропадет.
Может, предложить ей вместе поехать? Нет. Перепугается окончательно.
— Буду там белой вороной, — проворчала она.
— Не понравится — звони. Привезу обратно.
И Арина обреченно произнесла:
— Пристали как банный лист. Что делать. Деньги ваши. Давайте съезжу.
Хуже всего было идти на завтрак. Арина старалась пораньше, но все равно: в ресторане пара столов всегда занята. И как будто специально усаживаются, чтобы на нее глазеть.
Она и так не красавица, а утром — чудовище. Глаза заплывшие, лицо серо-бледное. Местный врач ее даже на консультацию позвал. Осмотрел, велел меньше жидкости вечерами и обязательно высыпаться. А как прикажете спать? После маминой смерти она — будто пружинка срабатывала — стабильно подскакивала в четыре утра. И все, сна ни в одном глазу. Овец считать бесполезно. Единственное, что помогало, — стакан теплого чая с сахаром. Лучше два. Заснуть удавалось, но лицо утром отекало безбожно.
А пансионатная публика выглядит, будто каждого еще в постели косметолог обиходит. Румяненькие, свежие. Нарядные.
Арина, вспоминая их с мамой поездки в дома отдыха, собиралась ходить на завтрак в спортивном костюме. Но первый раз надела и поняла: в тренд не попала. Дальше спускалась в ресторан в джинсах и водолазках. И все равно полностью терялась среди чужих ярких красок, стильных кардиганов, твидовых брючек, ярких пончо, элегантных шалей.
Будь в пансионате обычный заезд, оказалось бы легче. Но, как назло, сейчас студенческие каникулы. И некрасивая худая девушка с желтыми глазами почему-то весь молодняк чрезвычайно веселила. Только ленивый в остроумии не упражнялся. Беззлобно. Без угрозы. «Вон печальная селедка пошла». «Унылое создание уныло ест свою унылую свеклу». А одна из студенточек, когда стояли рядом на раздаче за обедом, вежливо спросила:
— Скажите, вы в библиотеке работаете?
Придумывать себе легенды Арина не умела, поэтому ответила правду:
— Нет. Я играю на скрипке.
И вызвала просто гомерический взрыв хохота.
Поначалу было обидно, потом просто внимание обращать перестала.
Все равно в пансионате оказалось лучше, чем в квартире. Тут хотя бы смертью не пахнет. А с остряками-студиозусами Арина старалась не пересекаться. В бассейн ходила вечерами, когда остальные на дискотеке. В спортивный зал являлась рано утром. Персональный тренер, который вроде бы входил в стоимость, внимания ей не уделил. Окинул единственным оценивающим взглядом, сухо сказал: «Захотите поработать на тренажерах — я к вашим услугам». Но своим видом дал понять: лучше не подходи.
Арина с опаской оглядела сооружения, похожие на орудия пыток, и решила: ни бицепс, ни трицепс ей качать не нужно. Выбрала самое простое: крутить педали велотренажера и смотреть телик, шагая по беговой дорожке.
Девушка изо всех сил старалась, чтобы у нее не было времени для раздумий. Составила себе плотное расписание. Плавала, бегала, гуляла, каталась на лыжах. Даже на ингаляции и в соляную пещеру ходила — в вечно пустое медицинское отделение. Но забыться все равно не получалось. Хотя горе сейчас было иным, чем в январе.
Тогда она именно по матери тосковала. А сейчас — особенно когда встречи в астрале прекратились — больше жалела саму себя. Как получилось, что жизнь сквозь пальцы утекла? Чего она добилась за целых тридцать два года? Ни мужа, ни детей, ни друзей. А умение очень средненько пиликать на скрипке достижением не назовешь.
В милом мире, рядом с мамой, было так хорошо, что и стремиться никуда не хотелось. Уют, дом, телевизор. Полное понимание. Непреходящее чувство безопасности. А сейчас даже непонятно, с чего начинать. Идти в институт? Но на кого?! Искать новую работу? Где и кем?!
Ох, стало бы все как прежде. Когда мама рядом с ней.
Арина несколько раз пыталась использовать технику Льва Людовиковича, чтоб вызвать мамочкин образ, попросить у нее совета. Но ничего не выходило.
И тогда она — совершенно случайно! — разработала собственный метод. В шутку назвала его «медитация лыжных гонок».
Поначалу Арина собиралась освоить горные лыжи — благо в пансионате имелись и подъемник, и отличная горка для новичков. Но на ней все время торчали насмешники-студенты, и девушка решила не подставляться. Начнет падать у всех на глазах — еще больше издеваться станут.
Зима, лес кругом. Можно и на обычных покататься.
Равнинные лыжи популярностью не пользовались. Арина еле нашла старичка, который открыл ей прокат. Зато инвентарь достался — новенький, легкий. Никакого сравнения с деревяшками, на которых они с мамой катались.
В рекламном проспекте пансионата заверяли, что лыжню в лесу каждый день прокладывает специальный человек. На деле им оказалась сама Арина. Поначалу небольшие круги нарезала — боялась заблудиться, потом стала забираться все дальше и дальше в лес.
Она каталась в любую погоду. И особенно ей нравилось нестись по лесу в сумерках, да еще когда метель. Краски смазаны, снежинки в лицо, ветер свистит, лицо горит, лес нависает черно-белым куполом. И очень легко представить, что мама тоже рядом с ней. Только чуть-чуть отстала.
А если разогнаться до предела своих возможностей, когда сердце стучит из последних сил, дыхания не хватает, — то наступало еще более странное, на грани яви и сна, состояние. Арина мчится, ветер вышибает слезы — и возникают полностью фантастические картинки. Будто ей всего двенадцать, и она в совсем другом доме отдыха — вместе с мамой. Там завтракать все ходят в лыжных штанах и тапочках. А на ужин дают вкуснейшие макароны с печенкой. Но все равно получается голодновато, поэтому отдыхающие обязательно ходят на лыжах в ближайшую деревню. В местном сельпо очень вкусная селедка и серый, часто еще теплый хлеб. Арина и вкус, и запах его ощущала. А главное — чувствовала невидимое присутствие и постоянную защиту мамы.