Главная профессия — разведка — страница 41 из 42

второй раз. Снова промах. Упустили. Но нет. Вертолёт закладывает вираж. И вот мы вновь в погоне за волком. Он не успел дойти до оврага. На этот раз стреляю успешно. Снижаемся. Волк лежит, но жив. И мой помощник стреляет ему в голову из мелкашки, чтобы не испортить шкуру, стреляя ещё раз картечью. Забрали тушу в вертолёт, и снова — в воздух. Волков много. Охотников в этом забытом богом уголке Восточной Монголии просто нет: добраться трудно, да и у местных жителей для этих целей нет транспорта. Но главное: организация охоты очень непроста.

Наша вертолётная охота продолжается. Каждые десять-двадцать минут на горизонте появляется новый волк. Я пристрелялся, и промахов стало меньше. Техника стрельбы улучшилась очень быстро. Мои товарищи ловко прыгали из машины и забирали убитых волков. Пилот был бесподобен. Позднее я летал с ним ещё несколько раз по делам и убедился в правоте моего первого впечатления. Хотя процесс проходил раз за разом как бы по одному сценарию, но всё в целом было захватывающей охотой. Это и волки, и вертолёт, и стрельба, провисая на ремнях из открытой двери кабины. В общем, очень необычно и азартно. Время пролетело, как один миг: полтора часа полёта, посадок в самых неожиданных местах и опять взлётов. В узкой кабине (половину кабины занимает огромный ярко-жёлтый бензобак) груда убитых волков. Вдруг — небольшая паника среди моих товарищей. Ким, мой помощник, кричит: «Он живой! Что делать?». Один волк задышал и пошевелился. Ким схватился за ружье, но тут же был остановлен. Стрелять в кабине нельзя. Это катастрофа. Замерли. Ждём, что будет с ожившим волком. Приготовили ножи. Но тревога явно преждевременна. Волк чуть дышит, но не шевелится. Наконец прилетели в отряд. Выгрузили шесть волков на вертолётной площадке, к общему удивлению, так как таких «успехов» не видел ни министр, ни начальник погранвойск. Вертолеты были в МНР только в армии и у пограничников. Никто на волка таким образом здесь не охотился. А промысловики-охотники на волков в МНР не охотятся, у них другой, более выгодный промысел: в центре страны — это марал (мясо на экспорт); на севере — кабарга (для китайской медицины) и соболь в тайге; а по всей стране — тарбаган на экспорт меха.

Если у нас при охоте на волка добывается только шкура, то монгольский профессионал берёт и другие части туши. Охотник сразу смотрит, пустой ли у зверя желудок. Если пустой, то весь желудок вырезается и далее высушивается и используется как лекарственное снадобье для лечения желудка и кишечника. Очевидно, что у волка мощная система пищеварения, недаром он переваривает любые кости и лошадиную шкуру. Секреты желез желудка в сухом виде и служат лекарственным стимулятором для больного. Берут также язык и подъязычные железы для этих же целей. По специальному заказу вырезают определенные части туши «на мясо». Это мясо дают больным легочными заболеваниями, и этот «допинг» якобы даёт положительный результат.

Охота на волка — очень увлекательное занятие. В условиях Монголии такая охота считается полезной и встречает общее одобрение.

И, конечно же, радовала меня в Монголии рыбалка. Рыбачил я там в разные времена года. Говорят, рыбалка в Монголии похожа на рыбалку на глухих сибирских реках. Хорошо ловится таймень, иногда и больших размеров. Мой рекорд — таймень, пойманный на «мышь» на реке Халхин-Гол, в 18 кг веса. («Мышь» — это лёгкая деревянная болванка 15–16 см длиной, обтянутая тонким мехом и снабжённая 3–4 крупными крючками.) Замечательна рыбалка на ленка, красную рыбу из семейства лососевых. Есть в Монголии и другая пресноводная рыба — почти всех видов — от щуки в 10–15 кг до налима и хариуса.

Ещё одна достопримечательность Монголии — это грибы. «Китайский белый» гриб очень похож на наш белый гриб, но он абсолютно белого цвета и растёт только на сопках в голой степи. Грибница видна с большого расстояния как большой правильный круг диаметром в 50–60 метров. Этот круг выделяется своей необычно яркой зелёной окраской. Грибы растут только в траве по кругу и нигде больше. Китайцы неоднократно предлагали монголам продать им выкопанную грибницу, считая, что этот белый гриб содержит эффективные лечебные компоненты. Монголы грибницу не продали. Собрать этих грибов на удачной грибнице можно до 10 кг за 30–40 минут, причём червей в них не бывает. И свежий, и сушёный, «белый китайский» гриб очень вкусный.

Я проработал в Монголии около пяти лет. Отношения с новым руководством страны, и особенно с министром общественной безопасности, в последние годы сложились самые доброжелательные. Наше представительство старалось укреплять отношения с МНР и помогать монгольскому народу. Замечаний со стороны Центра к нам не было, и когда моя командировка завершилась, я получил из уст начальника разведки В. А. Крючкова положительную оценку моей работы.

В Москве меня назначили на должность старшего консультанта начальника разведки. Это была почётная должность, но далёкая от оперативной работы, и в начале «перестройки» я ушёл в отставку, что на тот момент полностью отвечало моему желанию.

Послесловие

Всегда буду помнить моих великих учителей в разведке Ивана Ивановича Агаянца и Александра Михайловича Короткова.

В 1952 году И. И. Агаянц возглавлял в течение короткого времени европейский отдел разведки, и я после окончания школы № 101 получил назначение в этот отдел. Но главная моя работа под мудрым (не боюсь этого слова) руководством Агаянца проходила в службе «Активных мероприятий». Эту службу создавал сам Иван Иванович. При нём служба заняла важное место в ПГУ и добилась в ряде случаев выдающихся успехов. Я прекрасно понимаю, что годы работы в службе стали основой для моего роста. В первую очередь, не в должностях и званиях, а в развитии эрудиции разведчика, расширении политического кругозора. Масштаб задач, ширина и глубина проработки операций обязывали к очень напряжённой деятельности. Я знакомился с очень большим объёмом информации, и с годами это начало приносить свои плоды. Атмосфера усердия, напряжённой работы, углублённого анализа возникающих проблем постоянно в службе «А» поддерживалась лично Агаянцем. Сам он работал, не жалея себя. Где-то в начале 1964 года Агаянцу сделали операцию на коже, небольшую, казалось бы, он уже вышел на работу, но через 2–3 месяца вновь лёг в «Кремлёвку». Я, как партийный секретарь службы и «старый» кадр, служивший с первых дней создания службы, регулярно бывал в ЦКБ у Ивана Ивановича. Болезнь развивалась очень быстро. Однажды Агаянц пригласил меня пройтись по парку. Было тепло. Говорили о делах. Но вдруг он остановился и сказал, что у него неожиданно появились опухоли в районе подмышек и в паху и… замолчал. Я попросил его разрешения посоветоваться в службе о возможности помочь в лечении, так как этот вопрос, как я понимал, приобрёл чрезвычайный характер. Прибыв на работу, доложил о своих худших опасениях заму Агаянца С. А. Кондрашову. Он при мне позвонил Ю. В. Андропову, председателю КГБ. Реакция была немедленной. Председатель тут же поручил организовать у Агаянца консилиум лучших врачей Москвы.

Я был при проведении консилиума в ЦКБ. Выводы были неутешительными: быстро прогрессирующий рак. Один из профессоров прямо назвал сроки жизни — 3–4 недели. Так и случилось. Вечная память Ивану Ивановичу Агаянцу! Он был редкого ума и организаторских способностей разведчик и руководитель.

Разведчиком от Бога был Александр Михайлович Коротков. Он обладал особым чутьём на фальшь и опасность. О нём много написано: как о его работе в годы войны, так и на посту руководителя службы нелегальной разведки. Я имел возможность убедиться в его невероятных способностях, работая под его руководством в самом начале моей службы в разведке — в двух небольших, но ответственных командировках в Женеве (о чём повествовал в начале моего рассказа). Мне просто повезло, так как я сразу окунулся в активную работу под руководством опытного и талантливого профессионала. Рано он ушёл из жизни, и я буду помнить, с каким искренним почитанием о нём говорил на Новодевичьем кладбище приехавший в Москву хорошо известный бывший шеф разведки ГДР, а ныне писатель Маркус Вольф. Помню, как он сказал примерно следующее: «Дорогой Саша! Ты — выдающийся профессионал и патриот своей великой Родины — Советского Союза. Но ты стал для нас, немецких разведчиков, и для всего народа Германской Демократической Республики родным и любимым человеком».

Я же полностью разделяю эти слова Вольфа. Всегда помню Александра Михайловича Короткова и свою работу с ним.

В этом очерке описана лишь небольшая часть моих воспоминаний. Естественно, многое в работе разведчика остаётся секретным навсегда. Хотелось бы только подчеркнуть, что разведка играла и играет важную роль в жизни нашей страны. Для нас эта роль была очень выпуклой в годы «холодной войны». Но совершенно очевидно, что значение разведки для нашей Родины сохранилось полностью и сейчас.

Я любил свою работу на любом месте и под любым прикрытием, и сейчас с почтением и любовью отношусь к нашей разведывательной корпорации. Для России хорошая внешняя разведка очень важна. Противников у нас меньше не стало.

Иллюстрации


Р. Зорге во время работы в Японии


Ким Филби


И. И. Агаянц


Знаменитый Лонсдейл (Конон Трофимович Молодый)


Блестящий нелегал полковник Р. И. Абель (Вильям Генрихович Фишер)


С Черняевым и Энгером, возвращающимися из американской тюрьмы


Вид на Женевское озеро


Место встречи в Париже


Здание ЮНЕСКО. Мои окна на третьем этаже


Здание СВР. Седьмое окно слева на пятом этаже — моя комната


Флаги перед зданием ООН в Нью-Йорке


Летчик Ф.-Г. Пауэрс


С Александром Коротковым. Центральный аэродром. Перед отлетом в Женеву. 1955 г.