Уж не знаю, на что рассчитывала Аликс, делая подобные заявления. Письма от нее я получал — три штуки, ответы на все писал Остап под диктовку Андреича, и, полагаю, овдовевшая еще до свадьбы Аликс это поняла, потому что дальнейшую переписку прекратила. Что ж, ее положение все равно целиком держалось только на большой и светлой любви Николая, так что нервный срыв из-за большого расстройства случиться мог вполне.
Очень кстати бы сейчас пришелся публичный скандал при участии Елены Орлеанской, но я тут никак не повлияю — и чисто по-человечески жалко, и нужных людей не знаю.
Когда я убрал письмо в конверт, за окошком парохода как раз показались высыпавшие на берег подданные. Подплываем! Выбравшись на согретую летним солнышком палубу, я принялся махать людям, продолжив заниматься этим до самого прибытия.
В «будущем» Красноярске я бывал — здесь, на проспекте Красноярский Рабочий, жила мамина сестра, у которой мы гостили. Проспекта в эти времена не имеется — правый берег Енисея развит скромно по тем же причинам, что и в других сибирских городах: нет нужды, а если нет нужды, нет и мостов. Для логистики используются паромные переправы — это в теплые времена — и толстый слой льда, который покрывает Енисей в холода. Когда я доберусь до электрификации, Енисей перекроют гидроэлектростанции, и река зимой перестанет замерзать, а пока местные готовятся в скором времени начать строительство капитального, «железнодорожного» моста — через него пройдет ветка Транссиба.
Нормальной, квартальной планировкой с широкими прямыми улицами и переулками город, как бы грустно и одновременно иронично это не звучало, как и Иркутск, обязан пожару — здесь о нем ничего не напоминает, ибо случился аж в XVIII веке, уничтожив деревянный острог и большую часть домов. С тех пор Красноярск непрерывно развивался и хорошел: обрел учебные заведения, пожарные и жандармские команды, собственный городской сад — в будущем Центральный парк — библиотеку, заводы и мануфактуры, и даже целый театр!
Погода и атмосфера стояли что надо — дул прохладный, лишающий полуденное солнце убийственной силы, ветерок, в небо то и дело взмывали стайки воробьев, народ радостно шумел. Не существует на Руси города, который не был бы мне рад! Варшава, разве что, но и там будут притворяться. Сойдя на берег и проговорив положенные слова, мы коллективно помолились, и я привычно прошелся под Триумфальной аркой — здесь она раза в три больше, чем в Иркутске. В будущем на этом месте появится Речной вокзал. Слева уже сейчас видно стилизованное под египетское здание Краеведческого музея.
Погрузившись в дрожки, отправились в привычную поездку по улицам, которая окончится конечно же в храме. Исторический центр изменился до дрожи мало — львиная доля стоящих здесь зданий благополучно доживет и до моих времен, в процессе обретя новую штукатурку на фасадах и другие буквы на вывесках. Ну и названия улиц отличаются — стандартная для наших городов «троица» из улиц Мира, Маркса и Ленина в эти времена именуется улицами Воскресенской, Гостинской и Благовещенской. Еще в уважающем себя губернском городе не обойтись без улицы Большой.
— А это, Ваше Императорское Высочество, — указал на просторное деревянное здание губернатор, Леонид Константинович Теляковский. — Наш театр.
В будущем он станет «имени Пушкина» и переедет в нормальное каменное здание.
Леонид Константинович выглядел старше своих пятидесяти семи лет — большую часть лица покрывала аккуратно подстриженная, снежно-белая борода, которая, помимо возраста, придавала губернатору внешнего добродушия.
— Не показывают ли здесь крамолы да либеральных водевилей? — с хорошо спрятанным сарказмом спросил я.
Старику вопрос очень понравился — приосанившись, он разгладил усы и поведал:
— Пытались, Ваше Императорское высочество! Ссыльный у нас есть, поэтишко. Многих уважаемых людей его пьеска обидела, ибо не по делу высмеивал, зло и безвкусно.
— Я бы хотел посмотреть, — улыбнулся я ему. — Просто как на пример безвкусия, чтобы потом лучше чувствовать прелесть хороших спектаклей.
Губернатор отмазку взвесил и среагировал правильно — попытавшись сбить меня с темы:
— Для Вашего Императорского Высочества приготовили большую программу, которая, надеемся, понравится Вашему Императорскому Высочеству.
— Я не тороплюсь, Леонид Константинович, — развел я руками. — И с радостью посмотрю как программу, так и спектакль. Как он назывался?
— «В краях сибирских», — с видимой неохотой ответил он.
Глава 16
Созданный мною прецедент «возвышения» купца тронул местные торговые элиты в самое сердце, заставив при каждой удобной возможности рассказывать о том, как щедро они вкладываются в благотворительность и улучшение городской среды. Так-то хорошо, но я не знаю, что мне делать — господа же явно пытаются выяснить, сколько стоит дворянский титул. Пофигу, выпишу какому-нибудь особо старательному купцу коллежского асессора и поеду дальше — вы же на благое дело от души заносили, а не в меркантильных целях, так какие могут быть обиды?
Настрой на долгое пребывание в Красноярске позволил мне с легкой душою отодвинуть посещение театра, Городского сада и прочих интересностей на три дня. Первый и второй, как и положено, были посвящены личным приемам местных и окрестных элит — в основном несли подарки и рассказывали, какой губернатор молодец, а владелец газет и типографии, Емельян Фёдорович Кудрявцев, пригласил меня переночевать в его гостинице «Эрмитаж», трехэтажном кирпичном здании. Номера класса «элита», останавливаются в основном обеспеченные люди и высшие офицеры. Помимо номеров «люкс», имеются первоклассные кабинеты для конфиденциальных переговоров и три бильярда. Я пообещал подумать — губернатор из-за необходимости показать мне запрещенный спектакль несколько нервничает, и отъезд из его дома может навлечь на старика инфаркт.
Посмотрим «В краях сибирских» и решим, что делать дальше — если спектакль ковался по принципу «фронда — всё, художественная ценность — ничто», к губеру у меня претензий не будет: Леонид Константинович являет собой чуть ли не образец Имперского чиновника — указания центра исполняются с прилежанием и — по возможности — с опережением сроков, в таком же режиме разгребаются местные проблемы, и все хорошее, что мне о нем говорили, подкрепляется фактами. Да, берет «подарки», но покажите мне чиновника, который этого не делает!
Коррупция — это не только русская, а общемировая проблема, справиться с которой быстро попросту невозможно. Побороть целиком невозможно в принципе, но это не значит, что невозможно минимизировать ущерб. Для этого нужно перелопатить законодательство, пересмотреть тарифную сетку — чиновник маленького ранга без «подарков» тупо не выживет, здесь со времен Гоголевского Акакия Акакиевича не особо-то что-то изменилось. Вижу трогательную преемственность: Иван Грозный честно давал своим людям «кормление», а мы, получается, делаем так же, но зачем-то врём.
Помимо камерных встреч и пышных приемов под конец дня, во второй день вместили настоящий парад: мы с удовольствием посмотрели, как по улице прошлись армейские, полицейские и пожарные чины — последние катили по улицам стандартный по этим временам инвентарь из пожарных бочек. Парк «техники» немал — красноярцев устраивает нынешний вид города, поэтому пожар никому не нужен.
Третий день посвятил посещению армейских частей и казачьих станиц — «Конь» поется образцово-показательно, в исполнении «японской конной забавы» местные уже способны посоревноваться с опытными конвойными. Лучше бы что-то полезное так быстро осваивали! Пара деревень уже традиционно опустела — уехали в Манчжурию. В Центральных губерниях переселенцев еще больше — мы неоднократно встречали следующие в противоположном нам направлении пароходы и даже баржи, заполненные крестьянами и их скотом.
Люди, за некоторым исключением, переезжать не особо любят. Особенно неприятно переезжать с насиженных и обжитых мест в чистое поле. Ничего удивительного в том, что из перенаселенных и вечно полуголодных Центральных губерний народ переезжать на Восток не больно-то стремился. Но в этот исторический момент проще — в Сибирь и дальше переселяют уже не первое десятилетие. Механизмы и логистика в немалой степени отлажены, у многих по ту сторону Урала родственники и земляки, которые пишут в письмах о том, что зимой, конечно, тоскливо, но это компенсируется землицей и богатством флоры да фауны. «Ручейки» из людей не прекращаются почти никогда — то и дело крестьянам надоедает малоземелье, происки общинных старост — ух и любят они землицу перераспределять! — или тупо от неуживчивого характера, да и чего греха таить — под давлением Системы, и несколько семей формируют караван, решив попытать удачи на новом месте.
Сейчас «ручеек» превратился в полноводную реку по двум причинам: Манчжурия край теплый и благодатный, с отличной землёй и близостью к строительным лесам. А какие там пастбища! Вторая причина — доминирующая: русский крестьянин в массе своей, будь он хоть трижды «крепкий середняк», пятьсот рублей и в руках-то не держал никогда. Деньги непредставимые, деньги чудовищные! Даже с учетом вызванного денежным дождем роста Дальневосточных цен — а он не может не случиться — «подъемные» позволяют приезжать буквально в одних портках да лаптях, отстраиваться, закупать семена да скотину, и крепко вставать на ноги. На ноги, которые очень хорошо смотрятся в новеньких яловых сапогах за пять рублей. Если душа просит «побеситься с жиру», можно и гармонь прикупить — от семи до восьми рублей в среднем по рынку стоит. Кое-какие из встреченных караванов под гармошечную музыку перемещались!
Хрен бы так хорошо получилось без китайской контрибуции — казна не резиновая, у нее много жизненно важных задач, вокруг нее много желающих «отпилить» себе кусочек, и настолько жирных выплат тысячам переселенцем государство «из своих» выделить не может.
Ну а сегодня, в четвертый день моего здесь пребывания, наконец-то можно сходить заценить уровень провинциального театрального искусства. С культурой в эти времена дела обстоят двояко. С одной стороны — этнические и религиозные мероприятия вполне себе культурные. С другой — актеру нормальный человек руки не подаст. Это вполне логично — если человек всю жизнь кем-то другим притворяется, значит верить ему нельзя: профессиональный лжец. На меня вот посмотреть — сожру и не подавлюсь! — при этом великий русский балет уже гремит на всю планету. При этом наследие Чай