Вот и у меня так с поправкой на общественный статус, нарядные мундиры и вдолбленные розгами манеры. Мне повязку на глаз надевать не нужно, ибо «темнота» вокруг меня перманентная, и только «коробочка» из преданных людей способна уберечь и меня, и страну. Я сознательно избегаю уже сложившиеся при Дворе «кружки», создавая с нуля собственный. Там, где коллектив уже имеет сложившиеся интересы, вожак попросту вынужден эти самые интересы обслуживать. А я не хочу чужих интересов – у меня своих неисчислимое количество, и все вместе они завязаны на благополучие Империи.
Собственная канцелярия, прикормленные Юсуповы (как собирательный образ), расположение толковых Романовых – все это очень хорошие первые шаги. Теперь нужно идти дальше: завести себе достойных и выполняющих роль «сигналов» друзей. Отсылок к Петру Великому много не бывает, и я, вслед за ним, собираюсь сформировать группу на пару десятков плюс-минус ровесников. В основном – ученых, я же прогрессивный монарх. Разночинцев – эта пестрая братия нуждается в упорядочивании и признании своей значимости на Высочайшем уровне, иначе так и продолжат выступать питательным субстратом для внесистемной оппозиции. Нужна парочка мужиков «из народа», но с достойными положения личного друга достижениями и дарованиями. И никаких актеров – упаси боже, я в прошлой жизни насмотрелся, лучше подальше от «коллег» держаться, за исключением нашего бородатого дьяка-«соловья», он целиком социально одобряемый и православный.
Пока я страдал фигней и развлекался конфискациями контрабанды (неплохо так местные армейские и флотские чины по ее итогам прибарахлились), финны продолжали бродить по улицам, скандировать всякое и – кто поважнее – напряженно думать и принимать компромиссные (а других в этой ситуации быть не может – самоуправление, мать его за ногу) решения с целью заранее определить чего именно мне надо, и как сделать так, чтобы я умерил пыл – запущенных слухов еще до выхода завтрашней газеты достаточно, чтобы осознать простую тенденцию: чем дольше Сейм тянет кота за то самое, тем хуже становится и коту, и Сейму.
В шесть часов вечера ко мне в уже почти обжитый (подремал пару часиков на диване, проснулся закутанным в плед – Андреич заботу проявил) кабинет начальника порта пришел несколько растерянный (впервые это у него) статский советник Иванов.
- Нашли что-то из ряда вон? – предположил я.
- Не то чтобы «из ряда вон», Ваше Высочество, - покачал он головой с небольшим (потому что цесаревича поправил) поклоном. – Детей нашли в трюме, наших подданных. Экипаж молчит, требует шведского посланника, но мы предполагаем…
- Что шведы наладили работорговлю русскими детьми, - легко сложил я два и два.
«Не то чтобы из ряда вон» в моей голове окрасилось новыми красками и вызвало волну гнева в душе. Вы что, твари, совсем охренели? Вам что тут, времена расцвета Византийского рынка, когда монголо-татары и прочие кочевые народы промышляли «угоном в полон» всех, кто под руку попался?! Это что вообще такое?!
- Двадцатый век у калитки во двор маячит, - вздохнул я, усилием воли загнав гнев туда, где он не будет мешать. – А торговля русскими рабами до сих пор не изжита. Это – очень плохая, но очень хорошая находка, Сергей Петрович. Выражаю вам личную благодарность.
- Служу Империи! – цокнул каблуками статский советник.
Подсмотрел у казаков Конвоя – среди них «служу Империи» быстро укоренилось, причем без дополнительных инструкций – поняли, что у меня такой ответ на благодарности вызывает удовольствие.
Какие твари! Это вот такой на Западе прогресс и «свобода», которой так не хватает нам, северным варварам. Что ж, по одной из версий «славянин» происходит от слова «slave», сиречь – раб. Вот такое отношение к нам у геополитических партнеров. Ага, а по эту сторону границы никто не при делах, ага. Цинично, но это тоже мне на руку: теперь шведам придется сильно попотеть, потому что замалчивать такую находку я не стану.
- Оперативная съемка?
- Всё запечатлено в лучшем виде, Ваше Высочество, - заверил Иванов. – Я позволил себе немного подогнать фотографов – детей в стылом трюме держали, натерпелись, мы их в каюты перенесли.
Кое-где и до меня фотографов к облавам и расследованиям привлекали, но само понятие «оперативная съемка» и рекомендации (пока – мало аппаратов и спецов, на каждую суету не напасешься) ею пользоваться при расследовании громких дел вышли из-под моего пера. Ну и сам пользуюсь – с фотографиями любое дело солиднее смотрится.
На лице сидящего на диване в этом же кабинете Остапа ничего такого от новостей не мелькнуло – так, поморщился с понятным смыслом – а значит и вправду «не из ряда вон», а случается. С другой стороны – а как иначе? Сколько людей пропадало без вести в мои времена, где на каждом шагу камеры? Сколько из них попадало в настоящее рабство? То-то и оно: этот бич с человечеством рука об руку всю историю существует, и истинных его масштабов в актуальном пространстве-времени я даже представлять не хочу.
- Правильно, - одобрил я заботу о «нашем будущем», велел статскому советнику вести меня к месту действия, кивнул Остапу следовать за мной – тоже линия обороны - и мы вышли в успевший потемнеть холод снаружи.
Стылый ветер заставлял кутаться в шинель поплотнее, неприятно царапал лицо ледяными каплями морской воды, играл качающимися фонарями и лампами. Внутреннее состояние было под стать – нечаянно вскрытый факт заставил плотно задуматься. Это же не разбойник на деревню набежал, а потом лично увез «полон» до ближайшего «пункта приема рабов», а продукт работы настоящей ОПГ. Одни ловят, другие перевозят, третьи закрывают на подозрительно плачущие трюмы глаза за долю малую. Заметим – большинство «замазанных» добросовестно ходят в храмы предпочитаемой религии, как вариант – пользуются расположением уважаемых людей, а занимаются при этом вот таким вот. Ничего в этом мире не меняется. Удивительно, но, если отринуть кажущуюся технологическую пропасть и некоторое пренебрежение религиозными вопросами, концептуально мой прошлый мир от этого почти и не отличался. И хорошо – будь отличий много, я бы так удачно вжиться в роль не смог. Да, люди медленнее, в том числе в плане разговоров, но это потому что они много думают и стараются подбирать слова и строить фразы заранее. Каждый второй образованный человек разговаривает словно сошедший с театральной сцены персонаж условного Гоголя, и я от этого получаю большое эстетическое удовольствие.
Неплохо я себя выдрессировал – любой удар по психике как с гуся вода, через пару мгновений мозг приходит в норму и начинает концентрироваться на хорошем без урона разруливанию проблемной ситуации.
У трапа огромного парохода - названия которого я естественно не знал, мне и основные серии боевых судов заучить до сих пор не удалось, чего уж о торговых говорить? – мы встретили обоих «моих» фотографов. Нервно курят мужики, грустными глазами на меня смотрят. После поклона фотограф Матвей грустно задал вопрос, который сопровождает человечество всю историю существования:
- Как же так, Ваше Императорское Высочество?
- Бывают такие люди, которые хуже зверья, - ответил я такой же классикой. – Что в Польше, что здесь, что дома у нас и по всей остальной планете. Много работы у нас впереди, но справимся, - придал немного морального духа. – Вы вот что – фотографии прямо сейчас печатайте, один экземпляр мне, штуки три – местным журналистам, и сколько получится – для общеимперских газет.
В эти времена обвинить меня в мистификации догадаются разве что сами шведы. Я бы по крайней мере так и сделал – порт с прошлой ночи в блокаде, и принести на арестованный корабль науськанных говорить нужное детишек задача плевая. Посмотрим, какие моральные качества у политической верхушки будущей «жертвы немотивированной агрессии» - окно возможности сохранить лицо я им оставил, когда поблагодарил за «помощь в расследовании».
Сердобольные служивые заботились о неслучившихся (и слава Богу!) рабах как могли, укутав в одеяла, натащив гору еды и конечно же горячий чай. В основном - мальчики пригодного к работе возраста: от десяти до тринадцати лет. Девочки в количестве пять штук еще меньше – от возраста первоклашки до примерно пятиклассницы. Эти уже для совсем другой «работы». Педофилам и другим извращенцам в этом времени хорошо – такое понятие как «возраст согласия» отсутствует в принципе, зато имеется профильный рынок любых услуг. Дешев ребенок из низов общества, и никто его судьбой особо не интересуется – большой мир, много темных уголков. Ничего, скоро вашей вольнице придет конец. По крайней мере в нашей Империи.
Попытался поговорить – дети источник информации специфический, но порой видят, слышат и понимают больше, чем кажется взрослым. Тщетно – несмотря на заботу со стороны моих людей, малыши запуганы до полной неспособности говорить и шокированы – много дней в темном, холодном трюме, вдалеке от родителей и с полной неизвестностью впереди. Глаза прячут, кутаются в одеяла, пытаются жаться в стену. Тут и взрослый охренеет. Ладно, дадим время ребятам.
- Документы? Опись? Что-нибудь? – спросил я.
- Вон тот малой на финском лопотал, когда его из трюма на свет Божий вынесли, - указал статский советник на худого, бледного пацана с белой шевелюрой. – Допросим и разберемся, Ваше Высочество. И описи найдем, и бухгалтерию, и места, откуда деток забрали. В трюме голубчики сидят, под присмотром и в кандалах. Как раз замерзнуть должны были.
- Ребята, я – русский цесаревич, - представился я детям максимально мягким тоном, решив попытаться разговорить их снова. – Всех вас вернем родителям, а злодеев – накажем. Вам сейчас очень трудно, но я очень прошу вас набраться отваги и рассказать этому дядьке, - указал на коллежского секретаря Федорова. – Все, что видели и слышали с того грустного дня, когда вас забрали из отчего дома.
- Меня с улицы забрали, - откликнулся сидящий в уголке капитанской кровати рыжий пацан лет десяти. – Ни кола, ни двора у меня. Ни мамки, ни папки.