Дядя Леша до Совета успел накатить и продолжает накатывать прямо сейчас, вместе с дружественными или нейтральными к нему Романовыми. Не так много на самом деле – моя «партия» и количественно, и качественно выше, но проблема заключается в «нейтралах»: их большинство, и вместе они могут создать мне проблем.
Мы с Александром и Дагмарой пришли как положено, последними, и заняли место за главным столом. Не «президиум» - все на одном уровне сидим, демонстрируя сплоченность и важность каждого Романова для Империи. Император со своего кресла толкнул короткую речь и предложил помолиться за покойных членов семьи – помимо Елизаветы Федоровны в такой большой семье за последние месяцы не могло не найтись других умерших. Помолились.
- Георгий, начинай, - велел Александр.
Я тоже решил не напрягаться и обратился к родственникам «с места»:
- Тяжелые времена приходят медленно, но неумолимо. Блаженные века позади, и мы, Правящий дом Российской Империи, теряем свое сакральное значение. Оглядитесь – в нас бросают бомбы, в нас стреляют, против нас работает огромная пропагандистская машина наших соседей. Народ поднимает голову, смотрит на наши дворцы – на контрасте с Европейскими монархиями они крайне велики и роскошны – сравнивает их с конкретной, принесенной нами пользой Империи и задается вопросом – почему одним всё, а другим – тяжелый труд и закон?
- Любимая тема Нашего Императорского Высочества – страх перед быдлом, - прокомментировал Алексей Александрович.
«Мои» укоризненно на него покосились, «дяди Лешины» улыбнулись подколке, «нейтралы» грызли метафорический поп-корн.
- За наших подданных простого сословия я спокоен, - улыбнулся я. – Через пять лет не найдется среди них того, кто не вступится за нас в случае чего.
- Нужно нам их заступничество, - отмахнулся хозяин всея флота.
- Кто-то же должен будет вразумить моряков, годами получающих негодные скорлупки и вынужденных экономить на всем, включая боевую учебу. Уверен, если поискать, найдутся такие, кто и не помнит, как привести корабельные орудия в боеготовое состояние. А деньги из казны на все это выделяются в полной, согласованной вами, Алексей Александрович, мере, - обострил я.
«Нейтралы» прижали уши, «дяди Лешины» сделали вид, что они не сильно-то и за дядюшку.
Александр усилил:
- Много берешь, Алексей. Брать-то все берут, но ты переходишь грань и гробишь наш флот.
- А впереди Большая война, слышали не раз, - покивал Алексей Александрович. – Я, значит, грань перехожу, а остальные – овечки сирые? А Сергей как же? – он повернулся к московскому губернатору. – Неплохое местечко с выкормышем Его Императорского Высочества отхватили, скажешь – сами бывшие хозяева продать собрались?
- Не скажу, - ответил Сергей, опустив взгляд. – Мой грех, как есть. Много и других грехов, да только не с тобой я о них говорить буду.
- Еще один шибко уверовавший, - крякнул дядя Леша. – Этак нам дворцы в монастыри переопределить придется, а самим в рясы вырядиться. Не хочешь пример подать, Миш-Миш? – неприязненно посмотрел на Михаила Михайловича, второго сына Михаила Николаевича, главы Госсовета.
Большую «тряску» недавно семье (кроме меня, мне-то пофигу) устроил Михаил Михайлович, в начале октября за границей тайно обвенчался с Софьей Николаевной Меренберг, внучкой того самого Пушкина. Морганатический брак у нас наказуем, поэтому «Миш-Миш» на сегодняшнем Совете ждет определения меры наказания.
Личный триггер дяди Леши – сам на морганатический брак не решился, значит и остальные должны делать так же. Понять можно, но «чувство долга» Алексей Александрович трактует специфически – как возможность делать всё, что хочется, ведь за это уплочено большой и светлой любовью.
- София – дочь принца! – попытался парировать Михаил Михайлович.
- Дочь от морганатического брака! – осадил его глава Госсовета.
Очень Михаил Николаевич сыном недоволен.
- Миш-Миш свою судьбу выбрал, - скучным тоном, за которым тщетно пытался спрятать злорадство, добавил дядя Леша. – С нами ему не по пути, хочет беззаботной жизни простолюдина. Пускай живет, но в нашей Империи ему места нет.
Почти все согласно кивают – не один дядюшка радостей морганатического брака лишился, здесь таких хватает. Александр того же мнения придерживался, но у меня получилось его убедить не рубить с плеча.
- Проблема не в Мише, - покачал я головой. – А в покойном Александре Сергеевиче Пушкине.
Культа главного русского поэта пока не зародилось, поэтому в меня полетели недоуменные взгляды.
- Он – наше всё, - добавил я.
Недоумение усилилось.
- В грядущей реформе образования творческому наследию Александра Сергеевича уделено наибольшее внимание. Через десять лет все наши подданные, которым удастся попасть в школы, будет обильно цитировать «Евгения Онегина» по памяти вместе с другими шедеврами. Да, и до Пушкина, и после Пушкина у нас было много гениальных литераторов, но Александр Сергеевич стёр границу между высокой культурой и культурой народной, заодно показав в своих произведениях всю пестроту и глубину русского характера, нашей истории и нашего языка. Изъять наследие Пушкина из образовательной программы – все равно, что изъять у человека сердце. В этой связи мы рискуем создать очень неприятную ситуацию: внучке любимого всей Империей русского поэта запрещено жить в России.
«Миш-Миш» благодарно посмотрел на меня: он, разумеется, понимал, что легко не отделается, и был готов пожертвовать всей предыдущей жизнью, но остаться без Родины, если ты ее любишь, очень грустно.
- Наши борзописцы жалованье не зря получают, придумают, как эту «неприятную ситуацию» выгодно подать, - проявил зачатки понимания важности пропаганды дядя Леша. – И потом – через десять лет простолюдины о какой-то внучке Пушкина и не вспомнят. Плата за предательство Дома однозначна – мы ведь не станем из-за какой-то морганатической во втором поколении, кх-м, «дамы», переписывать законы?
«Миш-Миш» от здоровенного камня в адрес жены вспылил, неплохо так «прошелся» по дядюшкиной персоне, и Романовы от накала страстей погрузились в малопродуктивный обмен колкостями и претензиями.
- Хватит! – не стал утруждать себя повышением голоса Император.
И так услышали и замолчали.
- Предлагаю Сибирь, город Красноярск, - подсуетился я. – Пять лет во главе готовящегося к открытию Имперского Сибирского Университета будет достаточно, чтобы заслужить право вернуться в эту часть страны. Разумеется, руководить университетом Миш-Миш будет как частное, лишенное всех несовместимых с морганатическим браком, привилегий.
- Я согласен! – ухватился за возможность Михаил.
Не хочет в изгнанниках ходить.
- Ты потерял право голоса на этом Совете в момент обручения! – осадил его глава Госсовета. – Как твой отец, я в высшей степени разочарован твоим предательством Дома. Как всю жизнь отдавший службе Империи Романов, я настаиваю на изгнании.
- Нет предателю места на родной земле, - поддакнул дядя Леша. – Полагаю, счастливый отец Софьи будет рад принять вас в милом Гессен-Нассау, Миша.
Я посмотрел на Дагмару, она закатила глаза – «ничего-то ты без мамы не можешь!» - и снизошла до помощи:
- Я против изгнания. Посмотрите, какие мерзости пишут о нас мерзавцы по ту сторону наших границ. Они будут счастливы получить еще один повод как следует пройтись по нам и не позволят забыть о случившемся ни через пять, ни через десять, ни через двадцать лет.
- Простолюдины не читают иностранных газет, - отмахнулся Алексей Александрович. – Они читают то, что мы им позволяем.
- Позволю себе вернуться к началу нашей встречи, - влез я. – Романов опозоренный и изгнанный вреден для всех нас. Романов, лишенный чинов, пренебрегший происхождением и уехавший в далекую Сибирь заниматься народным образованием и женатый на внучке Пушкина будет для нас полезен.
- Боюсь, я родился слишком поздно, - демонстративно вздохнул Алексей Александрович. – Время стремительно летит вперед, а такой Великий князь старых правил, как я, за ним не успевает, - он поднялся на ноги. – Прошу меня простить – тошнота-с, - и направился к выходу из зала.
Остановить? Можно попробовать – если послушается, я получу очки репутации. Если нет – получу репутационный убыток. Нет, того не стоит – «августейшие пуды» уже все равно списан, а без него Совет пройдет намного конструктивнее. Всего за полтора следующих часа я смог убедить оставшихся сослать Миш-Миша в Сибирь рулить университетом, и остаток Совета завладевшая инициативой Дагмара посвятила обсуждению нашей с Марго скорой свадьбы. Закончив почти в полночь, мы договорились завтра собраться снова – «повестка» почти не уменьшилась! – и разбрелись по спальням. Не так уж все с Романовыми и плохо – подавляющее большинство либо договороспособны, либо таковыми убедительно претворяются. Когда сам по сути одно притворство и есть - профессия такая! - осуждать за лицемерие других рука не поднимается: если натянутый образ будет подтвержден на практике, значит и разницы никакой.
Глава 18
Шел второй час спора с Александром – в его апартаменты мы прибыли после третьего и заключительного дня заседания семейного Совета, когда за окном уже стемнело.
- Десакрализация неизбежна, а значит нам нужно работать на опережение, привив народу то новое понимание статуса Императора, которое нам выгодно, - вновь повторил я по сути единственный свой аргумент.
Единственный, но достаточный.
- Да нас соседи засмеют! – зацепился за одну из оставшихся позиций Император.
- Соседи очень заняты религиозными вопросами и слежкой за британским правящим Домом, - парировал я. – Плюс языковой барьер – они попросту не смогут объяснить, в чем проблема.
- Значит ты признаешь, что проблема есть? - обрадовался Император.
- Как объект нашего спора – безусловно, - не стушевался я.
- Чем плоха должность канцлера? – вернулся в начало Александр.
- Назначение логичное, должность – привычная, а значит никто и внимания не обратит: так, уладил Его Величество бумажные формальности для облегчения ведения дел.