В дверь моего кабинета постучали, и к нам с министром присоединился Анатолий Федорович Кони. Был такой интересный «кейс» в нашей истории, когда этот славный на всю страну «стряпчий» красивой риторикой в суде убедил суд присяжных вынести оправдательный приговор Вере Засулич — террористка попыталась пристрелить петербургского градоначальника. Дело было громким, и при вынесении вердикта учли тот факт, что градоначальник грубо нарушил закон о запрете телесных наказаний, велев выпороть за неуважение к себе политического заключенного. Мне не нравится — очень плохой прецедент тогда создали, на целую новую волну терроризма хватило, но талантов Кони умалять нельзя. С Анатолием Федоровичем мы неоднократно виделись — в том числе обсудили расследование того самого крушения Императорского поезда, по итогам которого никто не сел — папенька велел закрыть дело. Кони был против, но против политической воли не попрешь: просто перетасовали некоторых деятелей по должностям и на этом сочли дело сделанным.
Именно Анатолия Федоровича, человека сугубо гражданского, а значит обреченного на отсутствие друзей в высоких погонах и некоторую обструкцию, я прочу на должность начальника военной полиции. Структуру выстроить Кони сможет — план мне уже представил, и именно по этому плану Ванновский ведет приготовления. Опыт в расследовании сложных дел у Анатолия Федоровича огромный, и его пригодность к актуальным задачам он продемонстрировал во главе одного из «чистящих» флот отделов.
Как минимум при мне и моих постепенно проникающих во все сферы жизни государственного аппарата доверенных людях (еще парочку переселить на каторгу пришлось, слаб человек) мужики демонстрируют профессиональную этику. Мотивация Ванновского проста — он же опытный, чувствует, как земля горит под ногами, а падать с такой высоты очень-очень больно. Мотивация Кони сложнее — он, зараза такая, честнейший человек, для которого главное — это Закон. Чисто судья Дредд!
Обсудив сделанное и запланированное, мы попрощались, и место визитера занял Сандро. Довольный последнее время ходит — раньше на балах да по салонам флиртовать из-за Ксюшиной любви было чревато, а теперь личная жизнь Саши целиком в его руках. Ныне приставлен к авиаторам — как только он осознал, сколько бомб может сбросить на врага с недостижимой для ПВО (которого физически не существует и о котором никто и не чешется, дирижабль же очень ненадежный и взрывоопасный — если гелием не накачать, а о нем тоже никто из врагов не думает) высоты, сразу же полюбил воздух во всех его проявлениях. Тема сегодняшнего визита — парашюты. Из будущего я знаю, что для них потребны крепкие стропы, шелк, дырка по середине и хитрый способ укладки в рюкзак. Шелк — меньшая из проблем, и именно с ним экспериментируют на полигоне около Петербурга. И никаких «эти трусы при первой опасности будут выпрыгивать из ценной техники» — Сандро лично посмотрел, чего стоит подготовить толкового авиатора: те, что ныне катают меня на дирижабле, еще на шарах налетали сотни часов, а последний год тренировались на «пепелацах». Дирижаблей-то мы сделаем, пусть и дорого, а вот пилота учить нужно много лет — когда перейдем на самолеты, эта тенденция только усилится.
Три десятка угробленных манекенов, десяток вырванных клоков из бород в ходе научных диспутов и несколько сотен квадратных метров ткани да три десятка образцов стропы — такие пока итоги. С чистой совестью записываем в блокнот «прогресс идет» и прощаемся с Сандро.
Следующий визитер — Дмитрий Иванович Менделеев, который порадовал новостями о том самом гелии: опыты с добытым на северо-западе горы Бештау уранинитом (он же Настуран, если правильно) увенчались успехом: спектрографический анализ показал в нем содержание гелия. Никудышное и непригодное к промышленному получению, но нам главное само вещество найти там, где это проще всего. Основой получения станет природный газ, который никак в этом времени не используется и почти не добывается — основные залежи на глубине от километра, технически недостижимых. Прогресс имеется и здесь, и у Империи есть весьма реалистичные шансы все дирижабли к Большой Войне перевести на гелий, получив ультимативное «вундерваффе», которое можно смело применять как минимум месяца три — до момента, когда военная машина врагов не сделает оборот и не породит способную дотянуться до непривычной угрозы ПВО.
На открытие Большого Музея Азиатской Культуры собралась изрядная толпа. Здание стильное — точно не скажешь, какой культуре и какому историческому периоду принадлежит его архитектура, но абстрактной «азиатщиной» от него разит за версту: черепичная характерная крыша поверх двухэтажных белых стен, на участке разбит весьма симпатичный сад с применением ручейков (трудится насос), бамбуковых трубок и растений, способных расти как у нас, так и на далеком Востоке. Растения немного портят вид — им же нужно подрасти — но уже сейчас сад вполне достойный. На территории имеется сад камней с площадкой для любования им и памятники — один Сунь-Цзы, другой — абстрактному поэту эпохи Басё. Конфуция ставить нельзя — его, конечно, там сильно уважают, но нужно учитывать многовековой китайский конфликт между конфуцианцами и легистами. Первые упирают на моё любимое «понимание» и выступают за то, чтобы каждый знал свое место и подчинялся тем, кто выше по социальной лестнице, а вторые уважают Его Величество Закон. Вроде бы так себе конфликт, очевидно в наши времена устаревший — по законам нужно жить, четко прописанным и старательно соблюдаемым — но в свое время Китай из-за этого не раз утопал в реках крови. Словом — ну его нафиг, Конфуция, лучше поставить Сунь-Цзы, к нему ни у кого вопросов нет.
Внутренние помещения поделены на три зоны — две большие, японская и китайская, и поскромнее — корейская. Экспозиции сформированы, экскурсоводы-аборигены в наличии: русский в тех краях теперь учат многие, оно и для карьеры с торговлей полезно, и модно. В музей, как и ТЮЗ, тоже будем возить детей — не только в этот, а вообще во все, кругозор расширять.
«Приглашенными звездами» выступают: мы с Маргаритой (любимая жена чисто засветиться: жива, здорова, беременна), маленькая принцесса Масако со своей мамой Харукой (от их лица будет вещать японский посланник) и мой учитель Фэн Зихао — у них с посланником китайским одна речь на двоих.
Последнее время из-за нагрузок пришлось сбавить интенсивность уроков китайского языка, но я не филоню и стараюсь уделять ему хотя бы пару часов в неделю. Прогресс идет отлично — весь «дьявол» китайского языка кроется в произношении и необходимости учить иероглифы. Понимать среднего китайца из Пекина (в Поднебесной много диалектов, которые и Фэн не поймет) я уже способен, и даже избавлен от рисков нанести смертельную обиду, надавив голосом не на тот слог. Миша после того многообещающего разговора в Крыму таки пересилил лень и плотно засел за китайский — грезит лаврами тамошнего Императора, прибавил в усердии на всех уровнях. Я доволен — главное, чтобы ребенок занимался созидательными вещами, а не слонялся без дела.
— По ту сторону континента, в далекой Азии… — начал я толкать вступительную речь.
Где-то на пятой ее минуте я краем глаза заметил, как стоящему неподалеку от скопления людей — скромно так — Остапу что-то докладывает на ухо корнет Васильев, из моего личного аппарата, числится фельдъегерем по особо деликатным (считай — донести информацию до моих ушей в кратчайшие сроки) поручениям. Секретарь «край» моего взгляда почувствовал и показал распальцовку: «Очень срочно, но речь договорить можно». Где-то что-то происходит, и от этого в душе шевелится недовольство и желание махнуть с плеча, но выдержка позволила закончить и впитать аплодисменты. Покинув трибуну, я уступил место японскому послу, улыбнулся сидящей в первом ряду Марго — «все хорошо, милая» — и направился к Остапу, в пути обрастая коробочкой охраны.
— Вечная дружба между Российской Империей и Великой Японией… — на великолепном русском языке взялся за дело японец.
— Докладывайте, Николай Леопольдович, — подставил я ухо фельдъегерю.
Просто поразительно, насколько эффективной в эти времена может быть совсем простенькая, обреченная на неминуемый провал во времена «Холодной войны», разведка. Совсем мало Первое главное управление КИБ РИ, и двухсот человек-то не наберется, опыт работы «за речкой» у которых стремится к нулю, и держится оно только на системных дырах в контуре безопасности интересных для меня стран (в том числе и дружеских, основанных на корпоративной солидарности («у-у-у, я тебе такое щас расскажу, только ты мне честное рыцарское дай!») связях по линиям армии и МИДа), но даже этого хватает, чтобы видеть в «тумане войны» на беспрецедентную глубину. Мои агенты работают в основном прислугой — первое, что пришло в голову и самое, как ни странно, эффективное: это же предмет интерьера, он туп, слеп, глух и нем, и болтать при нем можно сколько угодно — его больше интересует как ассигнацию-другую спереть, быдло оно такое!
Мало агентуры, но сложил я ее в Лондон и у австрияков: именно оттуда исходят проблемы достойного траты ценнейших (потому что другие пока не выросли), прости-Господи, «специалистов» уровня. У Османов, к огромному моему удовольствию, у нас имелась уже готовая, более чем приличная «сетка» — эхо бесконечной войны. Неплохо все и на Балканах — там чисто по-человечески к нам расположенных господ несмотря ни на что довольно много, и я обещал себе после разгребания неотложной «текучки» плотно заняться этим направлением. Специалисты с османского и балканского направления Первому Управлению изрядно помогают.
Неделю назад я испытал сильную встряску — полковник Курпатов принес стенограмму и фонограмму разговора с участием человека, к которому обращались «лорд Ротшильд». Натан Ротшильд — за ним целенаправленно следят, а теперь вот удалось даже подслушать. «Лордом» он назывался неспроста — в гостинице «Лэндхем» регулярно собирается пятерка джентльменов, и у каждого есть «внутренний» титул. Записанное собрание посвящалось обсуждению большого плана по созданию мне проблем, поэтому глобальных целей «кружка» пока не знаем. Тем не менее, такую удачу с первой же попытки не объяснить ничем кроме божественного провидения. Будем слушать дальше, а пока, благодаря донесению фельдъегеря, я удостоверился что запись — не подделка от хитрых сотрудников ПГУ и не сливаемая прознавшим про нашу за ним слежку Ротшильдом дезинформация, а всамделишные разведданные.