Ну и — прости-Господи — чем больше солдат потеряют мои соседи без деления на врагов и союзников, тем будет лучше для нас когда начнется «раунд два».
На Юге австриякам полегче — номинально вступившие в войну балканские «лимитрофы» передвинули свои армии (наши войска там тоже есть, для поддержки морального духа и пригляда за порой излишне горячими союзничками) через границу и окопались там, не стремясь по моей рекомендации (хоть кто-то прислушивается, блин!) стачиваться о линии обороны и выполняя основную свою задачу в этой войне: создавать давление, вынуждая Франца Иосифа держать на юге достаточную для сдерживания потенциального наступления группировку.
Основные усилия «балканской коалиции» тем временем сосредоточены на главном: окончательном решении Османского вопроса. И мы таки решим его совсем скоро! И рады помочь французы с австрияками своему магометанскому союзнику, но вообще никак — на сегодняшний день Черное море целиком под контролем России и балканцев, а Средиземное представляет собой исполинскую водную площадку для веселой игры «давайте избегать генерального морского сражения от греха подальше». Это для наших врагов, а вот кайзер в свой флот фанатично верит, поэтому для немцев это игра в догонялки.
Бросать австрияков на произвол судьбы союзники не собираются: сейчас французы при поддержке испано-португальско-швейцарских контингентов готовя две большие наступательные операции. Первая — атака с Юго-Западного направления на собственно Германию, а вторая — атака на Италию, которую враги не без основания считают слабейшим звеном в нашей с Вилли коалиции и надеются после показательной трёпки принудить к сепаратному миру — минимум — или вообще к смене «команды» — это максимум.
Начало того, что в этой реальности придет на смену Вердену, можно уже сейчас наблюдать на Западном фронте. Конкретно — битва за Люксембург и его агломерацию. Попытка Вилли обойти через Бельгию основные линии французской обороны, которая в «оригинальной» реальности увенчалась пусть не быстрым, но успехом, в реальности этой забуксовала, споткнувшись о не менее могучие линии обороны, которые бельгийцы успели отгрохать при поддержке французов и австрияков. Траншеи, бетонные бункеры, артиллерийские и стрелковые позиции, длинные ряды колючей проволоки и прочие «полевые» радости даже упоминать не стоит. Гораздо интереснее выглядит сама агломерация, превращенная в город-крепость.
Не только моя армия училась современной войне на «Британском полигоне» — это делали все, и Французы с Австрияками в том числе. Городские бои — страшная вещь, и именно в них собираются заманить немецкую армию враги. Здесь мы Вильгельму помогать не станем, и немцам придется с этим смириться: моих солдат даже на Пражском направлении согласно предварительно расписанному «кто, когда, где и как обязан помогать союзнику» быть не должно, и виноваты в этом сами немцы: давным-давно, когда коалиция на Большую войну только сколачивалась, кайзер и его генералитет с вершин своего высокомерия самолично «пропололи» союзный договор, минимизировав необходимость участия «чужих» армий за пределами заранее оговоренных фронтов. Не из страха перед нашими солдатами, которые будут обижать добрых немецких бюргеров во время маршей и ночевок, а потому что считали, что это Российскую армию придется «подпирать» немцами. Я не злопамятный, я — добрый, отходчивый и вообще гуманист, но постепенно набирающая обороты «Люксембургская мясорубка» не наша проблема.
Вот такая ситуация сложилась в Европе к понедельнику финальной недели августа, когда ко мне на прием приперся американский посланник, чтобы немного пообщаться на тему Панамского канала. Присутствует и посланник немецкий — собственность-то у нас с Вилли общая.
Американцы свой откровенно авантюрный ультиматум выдвинули правильно — так, чтобы о нем знал строго ограниченный круг уполномоченных людей. Не изобрели они пока свою фирменную «шоу-политику», и американский президент не строчит в Интернет грозные посты при каждой свободной минутке. Говорить и важном в кулуарах нужно хотя бы затем, чтобы иметь возможность провернуть назад собственный «фарш». Посланный нами сигнал о готовности договариваться американцы услышали, ультиматум свой с извинениями формата «погорячились, бывает» отозвали, и теперь вот будем разговаривать.
— Надеюсь, господин Дженкинс, направившие вас сюда люди не являются сторонниками набившего оскомину тезиса «русские понимают только силу», — начал я с вежливой угрозы. — Потому что в актуальной своей форме Российская Империя силу не «понимает», она ее олицетворяет.
— Позволю себе заверить Ваше Императорское Величество в том, что никто в действующем правительстве озвученного вами тезиса не разделяет, — ответил посланник как положено.
— Добро́, — благодушно улыбнулся я. — А то есть тут у нас в Европе такие, и теперь вверенные им страны испытывают некоторые неприятности. Но не будем тратить время на обсуждение скудоумия отдельных высокопоставленных деятелей, давайте лучше приступим к делу. Прошу вас, мистер Дженкинс.
Кого Панама сильнее заботит, тот пусть предложение и озвучивает, а мы с немецким посланником поторгуемся.
— Прежде всего я бы хотел заверить Ваше Императорское Величество в том, что Президент, Конгресс, Сенат и в целом правительство США высоко ценят сложившиеся между нашими странами торгово-экономические и дружеские отношения, и лишь жестокая необходимость заботы о нашей акватории вынудила нас пойти на прискорбную эскалацию. Господин Президент Рузвельт просил передать вам его сожаления по поводу случившегося.
— Кто старое помянет — тому глаз вон, — великодушно ответил я.
— У наших держав, что актуально и для американо-германских отношений, — сделал мистер Дженкинс реверанс в сторону немецкого посланника. — Нет причин для вражды: нас разделяет огромный океан…
— Сразу, чтобы не было иллюзий, — перебил я. — Я долгие годы, неоднократно предлагал вашему руководству не ограничиваться торгово-экономическими отношениями и присоединиться к нашим с европейскими и азиатскими союзниками договорам о разделе мира на сферы влияния, но неизменно получал отказ. В этой связи резкая озабоченность вашим правительством кусочком нашей с кузеном Вильгельмом земли в стране, которая не является частью США, кажется мне странной и, если говорить откровенно, зловещей — неужели после трагического демонтажа Британской Империи бывшая колония решила занять освободившуюся позицию «хозяйки морей»?
— В высшей степени подозрительно, — поддакнул немецкий посланник.
— Уверяю Ваше Императорское Величество и стоящих за господином Шнеером многоуважаемых господ в том, что Соединенные Штаты никоим образом не планируют менять принятой доктрины, согласно которой наши геополитические интересы ограничены исключительно американской частью планеты.
Ну разве мог посланник ответить иначе?
— Замечательно, — одобрил я.
— Позволю себе перейти к цели нашей встречи, — перешел к делу американец. — История отношений между Российской Империей и Соединенными Штатами содержит в себе известный прецедент, когда в ходе честной сделки правительством вашего многоуважаемого предка Александра I Соединенным Штатам Америки была продана территория Аляски. Данная сделка была в высшей степени выгодна обеим сторонам, и теперь мы надеемся договориться с Вашим Императорским Величеством и Его Императорским Величеством кайзером Вильгельмом в не менее выгодном для всех участников сделки ключе. Конгресс и господин Президент уполномочили меня предложить Российской Империи и Германской Империи передать право владения Панамским каналом правительству Соединенных Штатов Америки в обмен на выплату каждому из нынешних совладельцев суммы в двести семь миллионов долларов в течение двадцати пяти лет.
Не выдержав, я хохотнул и начал торговаться:
— Знаете, мистер Дженкинс, я полагал, что с китайцами торговаться сложно, но заданная вами планка заставила бы их удавиться от зависти. Предложенные вами гроши за один из ключевых в стратегическом и экономическом плане проливов всего нашего мира — это все равно, что пресловутая сделка по покупке Манхеттена у индейцев.
— Сумма совершенно недостойная, — поддакнул немец.
— Какую сумму сочли бы достойной Ваше Императорское Величество и Его Императорское Величество кайзер? — спокойно спросил посол.
— Я согласен начать думать о продаже своей доли канала после озвучивания вами суммы в пятьдесят миллиардов, — пожал я плечами. — Срок выплат можно оговорить отдельно — Российская Империя не собирается исчезать с карты мира, и готова получать платежи хоть до окончания столь бурно начавшегося века. Но чем дольше — тем больше цифра. Сами понимаете: инфляция.
Пожевав губами, американец уточнил:
— Могу ли я предположить, что Ваше Императорское Величество на данный момент вовсе не рассматривает возможность сделки?
— Мистер Дженкинс, неужели вы думаете, что я стану тратить свое время, не держа в голове упомянутой вами «возможности»? — поднял я на посланника бровь.
— Приношу свои глубочайшие извинения за неверно сформулированный вопрос, Ваше Императорское Величество, — американец встал со стула, поклонился и вернулся на место. — Прошу Ваше Императорское Величество о возможности объясниться.
— Да я понимаю, — пожал я плечами. — Вы восприняли озвученный мной нижний порог для торга в качестве прикрытия моего нежелания продавать Канал. Будь это так, данной встречи бы не состоялось.
— Благодарю вас за объяснения, Ваше Императорское Величество, — снова поклонился посланник. — Его Императорское Величество кайзер согласны в такой оценке цены Канала? — спросил немца.
— Его Императорское Величество оценивают канал несколько дороже, — скромно ответил херр Шнеер. — Но готовы начать обсуждать его продажу после предложения суммы в шестьдесят пять миллиардов долларов.
— В таком случае я прошу в Вашего Императорского Величества возможности приостановить переговоры для консультации с Вашингтоном, — признался посланник в том, что такие деньги Америка платить не готова.