– А что скажу? Если бы для защиты пару амбалов с автоматами Калашникова! Хотя не всяких допустишь, они должны и к Лизе, и к детям неравнодушно относиться, и от них должен быть прок, кроме «Калашникова». Интерес у них должен быть к этому дому. А как же их семьи…
– Вот с этого и начинай. Жёны должны помогать Лизе с детьми.
– С какими детьми? – ветром ворвалось в разговор. – Всё время поминаете о детях!
– Твоя мама организует детский дом.
– Не хочу! Она только моя мама! Не хочу! Хочу быть с вами одна. – И Аня заплакала, затряслась… так горько, что Лиза кинулась к ней, обхватила и стала гладить отчаянно вздрагивающую спину, острые позвонки и торчащие лопатки.
– Что ты?! Что ты? Не плачь, прошу тебя, ну что же ты… я же никуда от тебя не деваюсь!
– Слушай, Петруша, нам нужно срочное удочерение. Ты сказал, Лиза согласна на фиктивный брак. Я – отец, она – мать, Аня – дочь! У Ани срочно должна быть моя фамилия!
– Успокойся, Аня, прошу тебя! – Сами собой текут слёзы, а руки заняты – не вытереть. – Послушай, послушай же! – Лиза отстраняет от себя Аню, пытается поймать её взгляд. – Ты же вышла из детдомовского возраста! Слушай же, а что если мы с тобой вместе пойдём на курсы воспитателей, и ты со мной вместе будешь растить маленьких детей. Тебе ведь жалко брошенных, без родителей…
– Нет, не жалко! – Аня хватает её за руку. – Не хочу никаких детей, ты будешь с ними возиться, на меня не хватит времени! Я хочу, как сегодня в «Ёлках-палках», в планетарии, в театре. Я хочу, чтобы ты только для меня…
– В театре было очень много людей!
– Я была только с тобой. Ты была только со мной. Ты была для меня.
– Ты будешь их всех любить! Мы вместе с тобой будем их всех любить!
– Но ты не будешь любить меня одну! Не хочу. Хочу мы трое… и всё. – Она захлёбывалась, как заболевший грудной ребёнок.
– Полно, Аня! – подошёл к ней Гоги и вдруг легко поднял её на руки и стал качать как маленькую. И она обхватила его за шею и так замерла, даже всхлипывать перестала. – Обещаю тебе, каждый вечер буду тебя так укачивать.
В Петином кабинете было очень тихо.
А Лиза клялась: «Никогда, Аня, не обижу тебя невниманием. Ты – моя первая дочка, Аня, старшенькая. И первую тебя я буду баловать, как Гоги сейчас балует тебя!»
Но вот Гоги поставил Аню на пол, она ухватила и её, и Гоги за руки.
– А когда мы все переедем в новый дом?
Хриплым, чуть дрожащим голосом Пётр поспешил успокоить их:
– Задачу поставил… амбалов попробую найти… документы на брак и удочерение подготовлю, подключу загс. Договорюсь со стариками-соседями – Семёнычами. Ольга и Александр недавно вышли на пенсию, очень хозяйственные. Думаю, согласятся устроить всё в доме. А сейчас, ребята, бегу, опаздываю. Чаем вас может напоить моя Таиса.
– Девочки, хотите чаю? – бодро спросил Гоги.
– Хочу к Грифу, хочу чай дома! – так и не выпустив рук Лизы и Гоги из своих, Аня потянула их к выходу. – А мой торт не испортится в машине?
Глава одиннадцатая
– Я была готова быть доброй дочерью, – повторила Варвара, – готова была им ноги мыть.
– Варежка, Алесь понимает. Успокойся.
Варвара смотрит на Алеся.
– Мы сняли комнату. Но мы должны были платить за неё и что-то жрать. А засветиться, пойти в официальные места со «здрасьте» не могли: Коляша сразу бы в армию загребли. Да и авантюризм взыграл. Мне нравилось то, что Коляш наказывает богачей и помогает несчастным. Правда, теперь мы должны были собрать денег на жизнь с ребёнком. Признаться, мне понравилось обирать квартиры, – вздохнула Варвара. – Входишь в рай: паркеты, джакузи, ковры по щиколотку, дорогие картины. За наш с Коляшей счёт жиреют! Что там в холодильниках! А тряпки… Потеряли мы бдительность. Что я видела? Бутылки, селёдку с луком, материно нестираное, вонючее тряпьё дотаскивала после неё. А тут – королева. Прыг в джакузи! Тряпку какую хочу напялю. Коляш сперва торопил, сердился… потом и сам… ко мне в джакузи… со мной за стол. Не жизнь – пир.
– Как же вы не боялись, что кто-нибудь придёт?
– А чего бояться? Мы же выслеживали, прослушивали, знали: на курорте.
– Сигнализация же…
Варвара засмеялась.
– Коляш по ней спец – отрубал. Иногда и ночевать оставались. Захотели пожить, как люди живут.
– Варежка, ну хватит. Дальше всё ясно.
– Вот и не ясно. В одну из наших праздничных таких ночей я стала рассказывать ему, какой у нас с ним будет сын. Хоть и сама ещё в девчонках ходила, а уж как хотела я сынка от него! Такого же – под два метра, с его рожей лица! Чтоб все родинки и все веснушки нарисовались на личности сына, «личность»-то – слово Коляша! И принялась я уговаривать своего сына: «Хватай, сынок, папкину расцветку и папкину фактуру. Не забудь ямочку! Улыбаться будешь с утра до ночи, радость дарить девчонкам!»
– Хватит, Варя! – попросил Алесь.
Она вздрогнула.
– Значит, дальше поедем без «Родриговны»? – Она по-собачьи вцепилась в него взглядом и щекочет нутро. – Нет, не хватит, муженёк, потому что это моя главная история. Без этой истории ничего не понять.
– Варежка! – позвал Коляш, пытаясь оборотить её собачий взгляд на себя. Он втянул голову в плечи и сейчас вовсе не казался успешным и всемогущим.
– И до тебя дойдёт эта история, потерпи. Ты, небось, не знаешь, что значит в твоей утробе дитя от любимого поселилось и по клеточке растёт. Ты, небось, не понимаешь, что сделал надо мной.
– А что тогда было делать? – в отчаянии закричал Коляш. – Тебя на какой срок осудили?!
– Ну и что? И что? Да если бы ты не бухнулся на колени прямо в зале суда да не стал бы упрашивать меня прилюдно, родила бы я сынка, и вышла бы мне сейчас жизнь совсем другая – человеческая. – Варвара снова вцепилась жалким взглядом в Алеся. – Слушай, муженёк, наше с ним кино, наш сериал. Значит, гуляем мы в том разукрашенном дворце (люблю я это слово!), едим королевскую еду, распиваем изысканные вина, а он возьми и приди.
– Кто это «он»?
– Да старикашка кудрявый! А мы с Коляшей планы строим на всю будущую жизнь: себе сами такой дворец выстроим, денег уже собрали густо, запрятали в надёжном месте. А как свой рай оборудуем, вместе пойдём учиться: десятилетку экстерном, а потом вместе в бизнес. И примемся мы честно жить со своим сыном – в раю и сытости. Возбудились мы с ним, совсем бдительность потеряли. Первые порции барахла сплавили в своё потаённое место да вернулись – донежиться и догулять. А тут старикашка. И, если бы он посторонился да пропустил нас… а он одной рукой за косяк двери ухватился, а другой – мобильник открывает. Я и толкнула его, чтобы выскочить нам! А он возьми да стукнись головой об угол… – Варвара замолчала.
Её пирожное не тронуто и кофе остыл, начала она вилкой крошить пирожное. Крошит и крошит.
– Варя, Варя! – зовёт её Алесь. – Ты убила его?
– Нет, не убила. – Коляш гладит бесхозную Варварину руку. – Если бы убила, до сих пор не вышла бы. Мне много меньше, чем ей, дали, только за воровство.
– Вы ведь всё-таки убежали тогда?! – словно торопит Алесь повернуть «сериал» в другую сторону.
– Да нет. Успел старикашка нажать клавишу с милицией. У них, богатых, знаешь, как: всё схвачено, одна кнопка, и адрес в распоряжении милиции!
– Ты сам сейчас богатый… – вырвалось у Алеся. – Почему – «у них»?
– Вот я и говорю. Первое дело – запрограммировать нужные номера: милиции, дома. Не успели убежать. Квартира – на четырнадцатом этаже, внизу нас уже поджидали. На суде выяснилось: старик раз в три дня приходил цветы поливать и почту из ящика в квартиру приносить.
Теперь и Коляш замолчал.
Алесь вбирал в себя каждый звук ресторана – разноголосого говора, музыки и взглядом метался с лица на лицо, но собрать выражения лиц Варвары и Коляша не мог. Над их столом расплылось такое уныние, что он не выдержал и залпом хватанул и коньяк, и Варварин кофе, и снова налил себе коньяку. Его крутило, как в машине, когда он удирал с Варварой из Дворца от Херувима. Подкатывалась тошнота. Он уже знал: сегодняшний их разговор – окончательный разрыв с Лизой, никогда не сможет он бросить Варвару, обмякшей курицей повисшую в пространстве одиночества. Он уже сам провидел её трагическую судьбу. Осудили на долгий срок шестнадцатилетнюю девочку. И Коляш, который хорошо знал по рассказам босса Кузи и других, что такое зона, от лютого страха за Варвару перед всем судом (шанса увидеться наедине у них не было) умолял её сделать аборт. Принца видела в Коляше Варвара, всей своей бессмертной сутью, изголодавшейся за жизнь по человеческой доброте, больше себя любила его – ничего и никого, кроме него, в её жизни хорошего не было. Красивыми словами «большая любовь» не сказать ничего. Только в нём – жизнь, и в её испуганном сыне, притаившемся в её утробе, – уже больше двух месяцев было его веку!
Господи! Да что же это… У Алеся ходуном ходит всё внутри. Ещё рюмка коньяку, ещё. Своим нутром он чувствует Варвару. Девочка с ошарашенными глазами и косами, как у Лизы, – волнистые волосы Коляш заплетал ей в косы! И сейчас она такая… – крошки вместо пирожного… – её судьба.
– Ты понимаешь… – заговорил было Коляш.
Алесь поднял обе руки:
– Пожалуйста, не надо!
Ещё оставался в нём путь к отступлению – спиной попятиться от них обоих и бежать скорее прочь. Но как побежишь, если перед ним два заблудившихся в пространстве пустоты человека.
Коляш до сих пор любит ту маленькую девочку и видит до сих пор не эту пышную крашеную продавщицу, а ту – хрупкую, трепещущую, с сыном в утробе.
Остановить мгновение… до старикашки.
– Почему ты не женишься на Варе сейчас?
– Я женат.
– А зачем он мне?
Лиза вошла неслышно и села рядом с Алесем с другой стороны. Он – посередине между Варварой и Лизой. Обе они потеряли своих сыновей. Но разница в том, что Николай за Варвару испугался: как она выносит ребёнка и что будет с ней, когда сына у неё отнимут, а Лиза потеряла их сына по его вине!