Девочки из отряда любили собирать обточенные водой камешки. Белые, точно сахарные, и разноцветные. Вынутые из воды, камешки скоро высыхали и тускнели. Максим предпочитал отыскивать выброшенные на берег ветки и корни. Долго всматривался, решая, что напоминает неровный кусок дерева. А потом выстругивал разные фигурки, раздаривал малышам. Младшие ребятишки ходили за ним по пятам.
Максим вспомнил прощальный костер, песни на берегу, брошенные в воду монетки… И снова автобус взбирался к перевалу, на вершине как бы помедлил и покатился вниз. Море скрылось.
…Тирренское море было не синим — зеленоватым. Волны набегали на песок и отползали, оставляя лопающиеся пузырьки пены.
В отдалении высился белый дом. «Вилла Сервии?!» Максим рванулся было вперед, но представил себя (потного, запыленного) — скинул на песок плащ и тунику, отбросил ненужную дубинку и, разбежавшись, кинулся в волны.
Солнечные лучи пронизывали воду, золотой сетью ложились на дно. Максим нырнул, поплыл под водой, оттолкнулся от дна, вынырнул, отдышался и снова нырнул. Повернул к берегу.
И остановился по пояс в воде. Ни плаща, ни туники на берегу не было. Похитители даже набедренной повязкой не побрезговали! Только дубинку презрели. Максим огляделся. Воров, разумеется, и след простыл.
Максим вообразил, как выскакивает из воды и мчится нагишом по дороге, потрясая дубинкой. Картина не радовала. Ощущать себя «голым инженером» было обидно и неприятно. Максим растерянно озирался. Бестиарий упорно сулил ему встречу с грабителями. Максим приготовился ко всяким неожиданностям, но такого не предвидел. Лучше бы ему встретиться с разбойниками лицом к лицу. Тогда, во всяком случае, мог бы защищаться. А теперь…
Максим вновь оглядел берег.
Судорожно искал выход из положения. Укрыться в ближайших кустах? А что потом? Голышом явиться к Сервии с Корнелией? Или пробираться в Рим?
Максим вообразил, как, запыхавшись, вваливается в каморку на Авентине. Сложился пополам от хохота, представив лица Тита Вибия и Гефеста.
Можно, конечно, соорудить из веток и травы «юбочку папуаса». Все лучше, чем нагота. Да, но Сервия… Он резко оборвал смех. Собственное положение было комичным. А рядом разыгрывалась трагедия. Сервия считает погибшими и брата, и его самого. А он — в двух шагах, и не может ничего сообщить!
Что делать?!!
Спрятаться в кустах, у первого же путника попросить плащ?
Вдали на дороге показалась одинокая фигура. Максим смотрел, загородившись рукой от солнца. «Женщина. Этого не хватало!»
Женщина приближалась. Двигалась как-то странно. Точно слепая. Отходила к обочине, потом выступала на середину дороги, то резко останавливалась, то бросалась бежать. Максим невольно вспомнил, как изнывал в камере. Срывался с места, метался из угла в угол, потом, отчаявшись, падал на тюфяк.
И тотчас, прежде еще женщина приблизилась. Максим угадал: Сервия! Это Сервия! Не могла усидеть дома. Но и уйти никуда не могла.
«Она ничего не знает! Марцелл не успел отправить гонца!»
Максим отер ладонью мокрое лицо. Главное — Сервия жива и невредима! Но тотчас жаркой волной накатило смущение. Окликнуть ее? Лучше утопиться!
Максим взял себя в руки. Позволить ей уйти? А там, дома, что она сделает с собой? И как поступит Корнелия?
Не вылезая из воды, он помахал рукой.
— Salve!
Сервия остановилась, вгляделась… Закричала. Бросилась к воде. Снова закричала. Упала на колени.
Опережая вопрос, Максим завопил во всю мощь легких:
— Марцелл жив!
Сервия вскинула руки над головой. Захлебываясь, восклицала что-то. Максим разобрал отдельные слова. Сервия благодарила всемогущего Юпитера. И милосердную Юнону. И Диану-охранительницу, и покровительницу влюбленных Венеру. И Нептуна…
Максим удивился. При чем здесь повелитель морей? Догадавшись, едва не утонул на мелководье. Сервия, не иначе как вообразила: его били — не добили и сбросили в Тибр, тело вынесло в море и прибило к берегу — как раз напротив виллы.
Сервия уткнулась лицом в песок и не двигалась.
— Сервия!
Она подняла голову. Тихим, надломленным голосом позвала:
— Иди сюда!
— Не могу! — ответствовал Максим.
— Почему?
— Одежду украли!!!
Сервия секунду осмысливала, затем повалилась на песок уже от смеха. Максим тоже не мог удержаться. Хохотали долго, неистово, взахлеб.
Сервия начала успокаиваться первой. Сняла покрывало, призывно помахала в воздухе. Максим громко фыркнул — покрывало было прозрачное. Это сообразила и Сервия. Засмеялась. Сняла с себя верхнюю тунику.
— Выходи!
— Отвернись!
Она послушно повернулась спиной. Максим, уже начинавший стучать зубами, выскочил из воды. Тунику он обернул вокруг бедер, точно широкое полотенце. После этого опустился на песок рядом с Сервией. Они посмотрели друг на друга и снова засмеялись.
Сервия не отводила от него глаз. За полтора суток осунулась — не узнать. Даже глаза, ее невероятные прозрачные глаза, затуманились от тревоги. Максим с нежностью коснулся ее щеки.
— Как ты похудел, — прошептала Сервия, в свою очередь касаясь его щеки и губ.
Максим поцеловал горячую ладонь. Между ними еще ничего не было сказано, а уже все решилось. Отныне они будут вместе — навсегда.
— Домициан убит, — проговорил Максим. — Ни тебе, ни Корнелии больше нечего бояться.
Она не отводила глаз. Максим видел, как рассеивается, тает дымка утомления, страха, отчаяния. Сервия вздохнула. Улыбнулась прежней, пленительной улыбкой.
— Максим…
Он привлек ее к себе. Несколько раз поцеловал темные с медным отливом волосы. Она крепче прильнула к нему, но сразу с тихим возгласом отстранилась, вскочила на ноги.
— Корнелия! Корнелия ничего не знает! Оплакивает моего брата!
Сервия побежала к дому. Максим — за ней. За спиной послышался перестук копыт. Максим обернулся, увидел приближающегося всадника. Верховой был в поту, конь — в мыле. Сервия оглянулась. Воскликнула:
— Квинт!
Верховой осадил коня. Спрыгнул на землю. Даже не взглянул на Максима, выпалил:
— Живы оба: твой брат и чужеземец. Император убит.
«Гонец Марцелла! — Максим тихонько усмехнулся. — Вовремя, ничего не скажешь».
— Спеши на виллу, — приказала Сервия гонцу, — предупреди Игнему.
Пошатываясь от усталости, посланец устремился к дому. Сервия с улыбкой повернулась к Максиму.
— Теперь нам незачем торопиться.
Максим заключил, что гонец и впрямь прибыл вовремя.
Сервия присела на песок. Максим остался стоять, прислонившись спиной к бронзовому стволу пинии. Ствол был горячим, шероховатым. С моря поднимался свежий ветерок. Запах разогретой на солнце смолы смешивался с запахом соли и водорослей. Зеленые волны с легким шелестом набегали на песок. Сквозь густую хвою просвечивало незамутнено-синее небо.
Максим рассказал, как его отвели в подземелье и как выпустили. Обо всем, случившемся в промежутке, предпочел умолчать. Поведал о встрече с Марцеллом, о спешном сборе сенаторов, избрании императором Нервы.
Сервия слушала, не перебивая. И все время легонько гладила его ладонь. Так, словно убеждалась: это не сон, он жив, он рядом. Максим оборвал рассказ. Спросил:
— Что ты вытерпела за эти часы?
И снова она мягко улыбнулась:
— Не спрашивай. Все позади.
Вскинула руки, поправляя рассыпавшиеся волосы. Максим смотрел, как скользят по ее золотисто-смуглым плечам солнечные блики. Присел на корточки рядом, дотронулся до ее обнаженного локтя.
— Послушай, Сервия… Как можно получить римское гражданство?
Она напомнила:
— Брат обещал…
— Э-э… — начал Максим. — Зачем же его затруднять. Как получить гражданство?
— Лучше всего… — Сервия лукаво прищурилась, — родиться римлянином.
— Это мне уже не грозит, — вздохнул Максим.
Несколько минут они молча улыбались друг другу.
— Тогда… Надо, чтобы тебя усыновил римлянин.
Максим рассмеялся. Вообразил: благородный отец ведет за руку великовозрастного отпрыска.
— Сервия, я совершеннолетний.
— Что это значит?
— Ну, не маленький.
— Понимаю. У нас говорят: снял буллу[33].
— Что?
— Булла… Талисман. В шестнадцать лет юноша снимает буллу. После этого считается взрослым.
«А у нас — получает паспорт. Только подчас взрослым так и не становится». Максим вспомнил причитания одной мамаши, отпускавшей сына на три дня в другой город: «Бедный мальчик!» А мальчику было за сорок. Горько убивалась родительница, что целых три дня не сможет ему прислуживать.
— Возраст не важен, — сказала Сервия. — На днях Рубрий Постум усыновил своего племянника. А они почти ровесники. Просто у Рубрия нет наследников… Брат намеревался просить одного из друзей. Гней Цецилий человек небогатый и был бы рад получить во владение эту виллу, — Сервия махнула рукой в сторону белого особняка. — Взамен охотно согласился бы усыновить…
— Не нужно, — прервал Максим.
Сервия вскинула ресницы. Во взгляде ее читалось: «Ты очень горд».
— Есть ли иной способ? — спросил Максим.
Сервия медленно произнесла:
— Римское гражданство можно заслужить.
Максим улыбнулся:
— Подождешь? Пока отличусь?
Она улыбнулась в ответ:
— Уверена, долго ждать не придется.
И повторила фразу, сказанную однажды:
— Хотела бы, чтобы мой муж, вместо знатного имени и богатства, обладал иными достоинствами.
— Не все римлянки столь здравомыслящи.
— Я поумнела в замужестве.
Максим едва не лишился дара речи.
— Ты… замужем?
— Была, — откликнулась она недовольно. — Расстались, года не прожив.
— Кем был твой муж? — Максим постарался спросить как можно небрежнее: «Разумеется, я не ревную».
— Никем, — равнодушно откликнулась она. — Даже лица вспомнить не могу.
Помолчав, лукаво осведомилась:
— А тебя не поджидает дома… высокая, светлоглазая?..
«Я выдал ее замуж», — чуть не брякнул Максим.