— Значит, тебе и можно доверить власть.
Нерва снова улыбнулся:
— Тебе открыто будущее… Скажи…
Нерва на мгновение умолк. Максим молча ждал, пытаясь понять, чего именно добивается от него император.
— Я римлянин, — сказал Нерва. — Хочу знать, принесу ли благо Риму.
Максим округлил губы, но вовремя удержался от свиста. Когда в институте они проходили древнюю историю, он как раз ухаживал за своей первой женой. До занятий ли тут было? Потом, правда, принялся за историю Рима самостоятельно. Максим ясно представил страницу учебника. Нерве там было уделено ровно два абзаца. Предыдущая глава была посвящена злодеяниям Домициана, последующая — подвигам Траяна.
«Вспомнить бы хоть слово! Говорили тебе: учись, невежда, учись!» Максим попытался рассуждать здраво. Если Нерве уделено так мало места в учебниках, значит, никаких потрясений Рим при нем не переживал. Протекали те мирные дни, которые вспоминаются потом, как высшее счастье.
Максим лихорадочно искал слова. Что сказать цезарю? «Дашь Риму долгожданный покой»? Тут он вспомнил суматоху на Палатине. Нет, покоя римлянам Нерва никак не даст. «Так ведь и Домициан не давал покоя. Никто при нем не был спокоен ни за жизнь свою, ни за имущество. Домициан умерщвлял Рим. Значит, Нерва…»
И Максим торжественно обещал:
— Оживишь Рим.
Император испытующе посмотрел на него.
— Известно, за дурное предсказание можно поплатиться головой. Не всякий осмелится сказать правду.
— Домициану я сказал правду, — спокойно возразил Максим.
— Верно, прости.
Император улыбнулся и как-то удивительно легко выпрямился. Спросил:
— Желаешь остаться при мне?
— Да, желаю.
Нерва щелкнул пальцами.
— Аргуса сюда.
Раб метнулся к двери. И тотчас в комнату ворвался плотный седой мужчина. На ходу он давал указания слуге, семенившему следом. Тот спешно записывал. Седой мужчина подскочил к столу и вывалил на него груду свитков.
В глазах Нервы полыхнул огонь. В одно мгновение император катапультировался с ложа. Вцепился в свитки, как скряга — в золото. Не отрывая глаз от написанного, пальцем указал на Максима:
— Мой новый секретарь. Устроить. Приставить к делу.
…Оказавшись в коридоре, Максим едва не был оттеснен толпой, мчавшейся за Аргусом по пятам. Вольноотпущенник не сбавлял шага, и преследователи перешли на рысь. Более всего Максима удивляло, как мгновенно Аргус вникал в суть. Явно умудрялся держать в памяти сотни дел. За время короткой пробежки от императорских покоев до комнат, где обитали доверенные слуги, Аргус успел выяснить, каков разлив Нила и следует ли ждать хорошего урожая; спокойна ли британская граница; распорядиться о перемещении нескольких когорт на Рейне; известить — от имени императора — о назначении войсковыми трибунами[35] в дунайские легионы…
— Тебе бы крылатые сандалии Меркурия, — сказал Максим, когда Аргус повернулся к нему.
Вольноотпущенник покривил губы в улыбке. Выпалил:
— Ты секретарь. Являешься к императору во втором часу[36]. Приводишь просителей. Находишься подле цезаря. Слушаешь просьбы, записываешь, напоминаешь цезарю.
Максим проделал в уме вычисления — к римскому счету времени уже привык. Второй час — это около шести утра. Рано же начинается «рабочий день» Нервы! Актер вздохнул. Выходит, сам он должен подняться около пяти, еще до зари.
Как секретарь императора, Максим получил в свое распоряжение отдельные комнаты и нескольких слуг. Оставшись в одиночестве, устало привалился к стене. Итак, ему предстояло сыграть секретаря. А он едва умел читать и писать по-латыни!
Максим немедленно послал за Гефестом.
Гефест разбудил Максима затемно. Придирчиво оглядел, украдкой вздохнул. Не так давно сам первым входил по утрам в императорские покои. Исполнял хлопотные, но почетные обязанности. Вел переписку с начальниками легионов и наместниками провинций, получал новости с Дуная и Евфрата, принимал просителей, выслушивал жалобы… и даже обучал латыни подозрительных чужеземцев. И вот чем закончилось! Цезарь Домициан убит, секретарь остался не у дел, а почетное место при новом императоре занял подозрительный чужеземец. О времена, о нравы!
— Поможешь? — тревожно спросил Максим. — Без тебя не справлюсь.
Вольноотпущенник вздернул подбородок. Конечно, не справится! Где ему… Варвару, который и благородную латынь не освоил в совершенстве!
Гефест, привыкший к придворной жизни, принялся наставлять актера, как тому следует себя вести, что делать и что говорить.
— Ты секретарь. Лицо значительное. В подчинении будут десятки слуг. Одному предстоит встречать гостей императора и докладывать о них, другому — провожать к цезарю, третьему — записывать просьбы, четвертому… Тут главное — правильно распределить обязанности.
Максим подумал, что это не составит труда, ибо все обязанности отныне придется исполнять ему самому.
Гефест продолжал урок:
— Затверди, кто из придворных дружнее всего с цезарем, имеет перед ним какие-либо заслуги. Таких гостей провожай к императору беспрепятственно. Это могут быть как сенаторы и всадники, так и вольноотпущенники. Ни чины, ни возраст не учитывай — только степень расположения цезаря.
«Боюсь, придется учитывать, сильно ли занят цезарь».
— Друзья императора первыми явятся его приветствовать. Справиться о самочувствии, поговорить о здоровье… Следом пожалуют гости, не удостоенные особым доверием. Не ошибись. Сперва допусти консулов, за ними — проконсулов, за ними — преторов, за ними — пропреторов[37]. О простолюдинах, конечно, и речи быть не может. Да, — спохватился Гефест, — не упусти главного. Прикажи тщательно обыскать гостей — не прячет ли кто оружия.
Максим заподозрил, что сведения Гефеста безнадежно устарели. Если Нерва распорядился даже убрать от дверей охрану, то обыскивать посетителей тем более не позволит.
— Соблюдай безграничную вежливость. Секретаря ценят за язык. Будь красноречив. Не пренебрегай красивыми оборотами. Например, скажи так, — Гефест приостановился. — Позволь, цезарь, узнать у благороднейшего патриция, что привело его во дворец?
Максим тихонько фыркнул. Из всей этой речи Нерва едва ли вытерпит более двух слов: «Твое дело?» Да и те придется выпаливать.
А Гефест все более входил в образ.
— Помню, мне удалось блеснуть словами: «Великолепнейший из цезарей, удостоишь ли ты своей милостью сенатора Магнеция, снизойдешь ли к его просьбе? Или несчастного ждет отказ?»
«Да или нет?» — безжалостно укоротил Максим.
— Не угодно ли будет цезарю произвести новые назначения, — Гефест в упоении прикрыл глаза и поднялся на носки.
«Кого — куда?» — перевел Максим.
— Мне пора.
Устремился к императорским покоям. Гефест продолжал выкрикивать поучения вслед.
…Нерва уже проснулся и подкреплялся кусочками хлеба, смоченными в вине. Едва завидев Максима, вытер салфеткой губы. Скомандовал:
— Начнем.
Максим пулей вылетел во двор. Приготовился к худшему из бедствий: появлению римских сенаторов в полном составе. «Человек двести — двести пятьдесят!» Актеру предстояло решить: впустить всех разом или по очереди. Разом — не поместятся в крохотной опочивальне. По очереди — прием растянется до бесконечности.
Он перевел дыхание, обнаружив, что во дворе дожидаются человек сорок. Одни стремительно мерили шагами дорожки. Другие собрались в кружок, что-то горячо обсуждая. Третьи уединились в колоннаде, зубря приготовленные речи, чтобы отбарабанить их без запинки.
При появлении Максима все обернулись.
Низенький плотный человечек опередил других претендентов.
— Сенатор Лентул. Хочу пожелать всемогущему цезарю, солнцу и отраде Рима…
«Не примет», — заключил Максим.
Помчался назад в опочивальню.
— Сенатор Лентул желает здоровья…
— Благодарю, ему того же, зови следующего.
Максим, прорысив обратно во двор, возгласил:
— Цезарь желает благополучия сенатору Лентулу и остальным. Долее не задерживает.
Добрый десяток гостей отсеялся.
К Максиму подскочили двое близнецов.
— Братья Метеллы. Пришли благодарить за должности.
Максим полетел докладывать о Метеллах. Ответ цезаря был краток.
— Пусть занимаются делом.
И снова Максим объявил ответ во всеуслышание, заставив разбежаться еще человек пять. «Кажется, уроки Гефеста мне не пригодятся».
Теперь перед ним оказался худой мужчина с очень ясными, улыбчивыми глазами.
— Сенатор Эмилий Тавр. Предлагаю установить надзор за общественными тратами.
Сенатора Тавра Нерва призвал, как призвал смотрителя городских водопроводов и смотрителя дорог. Потом Максим проводил к цезарю архитектора, принесшего чертеж нового Форума. Одет архитектор был в рубище. «Гефест лишился бы сознания, узрев во дворце такого оборванца».
Дородный бородач, носивший всаднический перстень, явился хлопотать о выгодном назначении для себя и сына.
— Некогда, — поморщился Нерва. — Вечером.
Максим занес в таблички имя всадника и его просьбу — двумя ключевыми латинскими словами и пояснением по-русски.
В очередной раз вылетев во двор, Максим узрел Касперия Элиана.
Начальник императорской гвардии широким шагом пересек двор, холодно отвечая на приветствия сенаторов. Касперий Элиан был предан Домициану, потому вызывал страх и ненависть сенаторов. Но пока он оставался начальником девяти тысяч солдат, приветствия продолжали звучать. Элиан криво усмехался, зная цену подобным любезностями и не считая нужным на них отвечать.
Максим не сомневался: многие из сенаторов полагают, что Нерва сместит Элиана, ждут этого с нетерпением.
Максим шагнул навстречу префекту. Тот замер, сраженный изумлением.
— Прорицатель?! Вижу, преуспел. Какая судьба! То темница, то дворец. Служишь новому цезарю?