— Дождусь тебя здесь, — сказала она.
Максим окинул взглядом ипподром. Что ж, убежище не из худших. В императорской ложе даже уютно. А главное, никто не найдет. И случайно не наткнется.
— Дождись.
Она улыбнулась. И как будто отдернулась пелена усталости и тревоги, до сих пор затенявшая ее черты. Сервия вскинула руку. В этом жесте было столько неукротимой энергии — точно молнии разлетелись вокруг.
Максим всегда восхищала бьющая через край энергия, присущая большинству римлян. Такими были и напористый Марцелл, и задиристый Вибий, и добросовестный Септимий, и неукротимый Элиан, и бесстрашная Корнелия, и хладнокровная Домиция. Невозможно было представить этих людей, бессмысленно уставившимися в экран телевизора или рвущимися занять сидячие места в транспорте.
Неожиданно Сервия посмотрела на Максима, точно впервые заметила. Оглядела темную тунику раба, парик. Засмеялась.
— Юпитер Охраняющий, на кого ты похож?
Максим озабоченно сдвинул брови. Только теперь сообразил: Сервия узнала его в одно мгновение, несмотря на сумрак. Неужели так же легко опознают и остальные? «Эх, сюда бы нашего театрального гримера!» Но об этом не приходилось и мечтать. А потому Максим успокоил себя лестной мыслью, что Сервия видит не глазами, а сердцем.
…Пять повозок стояли у широко распахнутых дверей дома Августа. Чадили факелы. Сновали полуобнаженные рабы. Часовой, расположившийся в некотором отдалении, с полным равнодушием взирал на эту суету.
Низенький плотный человечек, подойдя к ближайшей повозке, что-то отмечая на восковых табличках. Похоже, считал корзины, которые выгружали рабы.
Максим помедлил, соображая, как втиснуться среди рабов. «Надсмотрщик» поднял глаза от табличек, увидел Максима и расшумелся:
— Тебе что, особое приглашение нужно? Поторапливайся!
Максиму иного и не требовалось. Нагнувшись, подхватил корзину с кочанами капусты, водрузил на плечо. Невольно крякнул.
Уже входя в двери, сообразил, что отлично знаком с «надсмотрщиком». Это был один из вольноотпущенников Нервы. Максим окрылило то, что этот человек его не узнал. Вдобавок корзину пришлось нести в одну из дальних кладовых. Это тоже было удачей.
Просторная, вымощенная каменными плитами кухня озарялась огнем очага. Отсветы пламени падали на огромные амфоры, стоявшие в углу, и амфоры поменьше, помещавшиеся на полках. Корзины с виноградом, грушами, финиками, оливками загромождали и столы и пол, так что едва оставался узенький проход. «Кто же будет это есть?!»
Следуя в веренице рабов, Максим свернул в неширокий коридор. Приходилось прижиматься к стене, чтобы разминуться с теми, кто избавился от своей ноши и спешил за новым грузом. Максим знал эту часть дома лишь по рассказам вездесущего Гефеста, но приметил закрытый занавесом дверной проем, ведший во внутренний двор.
Опустив корзину на пол кладовой, Максим повернул обратно. Вновь прошел мимо двери. Понял, что ускользнуть от внимания слуг будет не так легко как рассчитывал. Он мог рукой коснуться занавеса, но не мог за ним скрыться. Повсюду горели светильники. Навстречу шагали рабы, сгибавшиеся под тяжестью корзин и сосудов. В спину дышали рабы, возвращавшиеся налегке.
Максим уже в третий раз проходил по коридору. Сознавал: если не проскользнет в глубь дома сейчас, больше случая не представится. Повозки опустели.
Он замедлил шаги. Человек, шедший сзади, наступил на пятку. Максим не обратил внимания, но тотчас послышался шепот:
— Максим.
Мышцы спины разом одеревенели. Актер с трудом удержался, чтобы не обернуться. «Узнали? Или только заподозрили?» Голос показался знакомым.
— Это я, Марцелл.
Максим споткнулся. Едва удержал корзину. Заторопился вперед. Марцелл не отставал. Они вошли в кладовую и одновременно сбросили на пол корзины. Чуть не стукнулись лбами. Застыли, упершись друг в друга взглядами.
Марцелл был в грубошерстной тунике и нелепой головной повязке. «Как сговорились! Вибия следует четвертовать. Удержал сенатора дома, называется! Еще, наверное, в спину подпихивал, чтобы шел побыстрее!»
— Что стали? — прикрикнул раб, распоряжавшийся в кладовой. — Живее! Не путайтесь под ногами.
Они вышли в коридор. Возле занавешенной двери Максим остановился, сделав вид, что поправляет башмак. Пришлось остановиться и Марцеллу. Максим громко сказал:
— Кажется, заноза. Помоги.
Оба прижались к стене у самой двери. Максим согнул ногу, будто вынимал занозу. Марцелл отвел в сторону занавес. Максим исподлобья огляделся. На них никто не обращал внимания. Максим подтолкнул Марцелла, и оба юркнули во двор. Замерли. Никто их не окликнул. Тогда, пригнувшись, они перебежали за кусты. Присели на корточки возле парапета фонтана. Посмотрели друг на друга. Прислушались. Звенел фонтан. Из галереи доносилось шарканье шагов. Все было спокойно.
— Кажется, удалось, — прошептал Марцелл.
Максим кивнул. Они снова прислушались. Марцелл спросил:
— Тихо?
— Тихо.
В ту же секунду Марцелл схватил его за горло. Сцепившись, они повалились на землю. Катались по цветочной клумбе, и сенатор, задыхаясь, шептал:
— Игнема больна? Да? Больна?
Тут сенатор оказался внизу, и слово взял Максим:
— Явился, умник? Да? Явился?
— Больна? — шептал Марцелл.
— Явился? — шипел Максим.
Внезапно клумба закончилась, и обоих встретила мраморная дорожка. Сенатор с актером тихо охнули и умолкли. Сидели рядом, пытаясь отдышаться. Максим подумал, что не стоит извещать Марцелла о приезде сестры. «Целым не уйду».
— Цезарь очень плох? — спросил Марцелл, отряхиваясь.
— Врачи говорят — поднимется.
— Ты веришь?
— Врачам? Хотелось бы верить.
Шаги в коридоре стихли, огни погасли. Максим с Марцеллом осторожно встали и прокрались в дом. Перебирались из комнаты в комнату, стараясь избегать коридоров для слуг. Иногда слышались легкие шаги, негромкие голоса. Застывали, прижавшись к стене. Потом осторожно продолжали путь. Едва не налетели на внезапно появившуюся рабыню со светильником. Максим успел отпрянуть за колонну, Марцелл — скрыться за занавесью. Рабыня прошла в двух шагах, не заметив.
Они достигли императорской опочивальни. Более всего Максим страшился увидеть часовых у самых дверей. К счастью, никого не было. Слабый свет пробивался из-под занавеси. Максим с Марцеллом переглянулись. Несомненно, кто-то из рабов неотлучно находился при императоре. «Не поднял бы тревогу».
Максим стремительно отдернул занавесь и ворвался в комнату. Марцелл следом.
На низеньком поставце стоял серебряный светильник. В слабом свете Максим увидел раба, наливавшего в чашу вино. И только потом разглядел императора. Нерва лежал на кушетке у самого окна.
Раб испуганно ахнул. Чаша со звоном ударилась о мозаичный пол. Раб глотнул воздуха, чтобы крикнуть, но Максим, подскочив, зажал ему рот.
Император приподнялся на локте. Глаза его расширились. Максим перепугался, что старика хватит удар. Марцелл сдернул с головы повязку.
— Это я.
По лицу императора тенью прошла улыбка. Теперь улыбнулся и Марцелл. Максим тоже облегченно вздохнул. Разжал пальцы. Полузадушенный раб повалился на табурет.
Глядя на императора, Максим с горечью отмечал, какие разрушения произвела болезнь. Нерва снова напоминал долговязого инвалида, встреченного в термах. Прежняя худоба, старческое подрагивание рук. Даже в неярком свете было заметно, как бледен император.
Максим поднял брошенную рабом чашу, налил вина, поднес императору. Нерва привстал, отпил пару глотков и лег. Дышал тяжело и часто, непрерывно сбрасывал и снова натягивал легкое покрывало. Однако взгляд императора был прежним: твердым, осмысленным, сосредоточенным. И насмешливым.
— Вы что, прорывались с боем?
Марцелл устремил взгляд к потолку, стараясь незаметно стряхнуть с одежды прилипшие листья. Максим застенчиво почесал синяк под глазом. Но император сразу заговорил о другом:
— Прорицатель. Ты уверял: буду править достойно, принесу Риму славу.
— Разве ошибся?
— Ошибся. Я прозевал мятеж. Теперь Риму нужен новый император.
Максим окончательно уверился: император не ослаб ни разумом, ни волей. «Вот тебе и немощный старец».
— Приказывай, — произнес Марцелл.
— Собери сенат. Нужно решить, кому передать власть.
— Позволь сказать, — попросил Максим.
— Говори.
— Что бы сенаторы ни решили, кого бы ни выбрали — вмешается Элиан. Не для того мятеж затевал, чтобы распоряжались сенаторы. Хочет найти императора себе по вкусу.
— Да, — тяжело проронил Нерва. — С гвардией придется считаться.
Максим с горечью подумал, что Нерва слишком поздно усвоил урок.
Марцелл вскинул голову:
— Не для того избирали императора, чтобы командовал Элиан.
— С гвардией придется считаться, — повторил Нерва. — Иначе сенаторы окажутся под стражей в курии, как я — во дворце.
— Нужно опередить Элиана, — отчеканил Марцелл.
Максим разом вспомнил, как сенаторы опередили Элиана, избрав Нерву. В сомнении покачал головой. Элиан тоже быстро усваивает уроки. Отныне цезарей назначать будет не сенат — гвардия.
Они обязаны найти выход! Найти именно сегодня, сейчас, когда им так невероятно повезло. Второй раз проникнуть к императору не удастся.
Нерва думал о том же.
— Будь у меня сын… Все решилось бы проще. Элиан не осмелился бы распоряжаться, зная, что моему наследнику присягнут легионы.
Максим почувствовал, как стремительно пронеслась какая-то мысль. Пронеслась и исчезла. Осталось только ощущение, что решение где-то рядом.
Марцелл подался к императору.
— Твоему наследнику?
Максим предостерегающе вскинул руку. Марцелл умолк. Возле дверей послышались шаги.
Максим взглядом искал оружие. Потянулся к тяжелому канделябру. Марцелл схватил головную повязку, попытался завязать. Как всегда во время спешки, это не удавалось. Лента затянулась узлом. Максим вспомнил, как на одной из премьер второпях нахлобучил шляпу. Перестарался, тулья оборвалась и съехала на шею подобно воротнику. Впрочем, у зрителей трюк имел бешеный успех. Решили, это режиссерская находка.