— Бросить все? — ревниво переспросила Лавия, прижимавшая к груди младенца. — Может быть, бросить всех?
— О чем ты? — поспешно переспросил германец, поднимая на руки сына.
Максима каждый раз пронизывала дрожь, когда видел малыша в огромных лапищах бестиария. Удивлялся, как это Лавия остается спокойной. Вынужден был признать: огромные ручищи, способные узлом вязать железо, прикасались к ребенку мягче шелка и нежней пуха.
С дружищем Кастором бестиарий обошелся не так бережно, и только вмешательство Марцелла избавило Максима от серьезных увечий.
Марцелл с Игнемой вызвались пройти с ним до городской стены.
Возле Колизея Максим невольно замедлил шаг. Внимательно оглядел величественное здание: здесь он принял свой первый бой в древнем Риме.
Игнема, смеясь, вспоминала, как увидела Максима на арене со львом.
— Сразу поняла: Рим обрел нового героя.
Повернулась к Марцеллу:
— А ты не хотел ему помочь. Да еще торговался с ланистой из-за бестиария.
— Не зная, что обрету друзей и спасителей. Иначе был бы щедрее, — улыбнулся Марцелл.
Они направились дальше. Максим неохотно уезжал из Рима. Дело было не только в том, что он покидал Сервию и остальных. Рим проник в его сердце. Возможно потому, что своими арками, колоннами, квадригами напоминал другой город, любимый с детства.
Они приблизились к храму Весты. Теперь остановилась Игнема. Взгляд ее скользил от крыши к ступеням, от мраморных цветочных гирлянд к дверям, украшенным бронзой и золотом. Максим с Марцеллом переглянулись. Оба понимали: Игнема скучает по оставшимся в храме подругам. Весталки жили особняком, были друг другу ближе родных сестер.
Двери храма растворились. Игнема быстро попятилась. Священные девы Весты одна за другой спускались по ступеням и усаживались в ожидавшие их паланкины. Шествовали неторопливо, величаво. В белых одеждах, белых покрывалах, белых головных повязках.
Весталок снова было шесть. На место ослушницы пришла новенькая. Крошечная девочка в белой одежде выступала гордо, как взрослая. Белая лента стягивала ее коротко остриженные рыжие волосы.
Священные девы удалились. Игнема смотрела им вслед. Не выдержала, взбежала по мраморной лестнице, коснулась запертых дверей храма и медленно, задерживаясь на каждой ступеньке, направилась вниз.
В это мгновение близ храма остановились рабы, несшие богатый паланкин. Из паланкина вышла женщина, одетая в пурпур и золото. Максим узнал ее тотчас. Эту женщину невозможно было забыть или с кем-нибудь перепутать. Величественная фигура, высокий рост, массивные черты лица. И ощущение удивительной силы.
Домиция стояла, опершись на перекладину паланкина. Вокруг нее тотчас собралась толпа зевак. Поглазеть на бывшую императрицу жаждали многие. Полагали, Домиция молча возносит молитву богине Весты. Зачем бы иначе остановилась подле храма? Не для того же, чтобы рассмотреть сходившую по ступеням женщину. На эту женщину никто и внимания не обратил. Никто, кроме Домиции.
Августа разглядывала ожившую весталку. «Узнала Корнелию, — в этом Максим не сомневался ни секунды. — Рассказы о чужеземке и слушать не станет».
Игнема замерла на последней ступени храма. Даже так оказалась ниже Августы. Игнема уступала Домиции в росте, но не уступала в силе духа. И не опускала взгляд под пристальным взглядом Августы.
Домиция медленно повернулась. Заметила Марцелла. Слегка кивнула: не сомневалась, что его увидит. Поискала глазами еще кого-то. Увидела Максима. Снова кивнула.
— Прорицатель, — в низком голосе слышалась чуть заметная насмешка и явственное одобрение. — Оказывается, ты не только предсказываешь будущее, но и воскрешаешь мертвых?
Домиция выдержала паузу. Зеваки напряженно прислушивались. Необходимо было запомнить каждое слово Августы, чтобы потом ошеломить знакомых!
— Мой покойный супруг, Домициан, был бы поражен, — насмешка в голосе Августы усилилась. — Он-то воображал: жизнью и смертью распоряжается император.
Домиция села в паланкин и подала знак рабам. Игнема, Максим и Марцелл, улыбаясь, смотрели ей вслед.
…Максим бережно свернул письмо жены. Он вспоминал Рим, оставшихся там друзей и неожиданно задумался. Появившись в Риме, он словно помог каждому, с кем встречался, найти свое амплуа. Тит Вибий принялся опекать соседей, Гефест — обучать детвору. Августа Домиция стала заговорщицей, Нерва — императором. Корнелия-Игнема сменила чуждую ей роль весталки на роль жены и хозяйки дома. Бестиарий вместо жалкой участи гладиатора получил свободу и почетное звание телохранителя.
Касперий Элиан… Максим невольно покачал головой. Касперий Элиан был начальником гвардии, им и остался. Максим не знал, к какой роли его подвигнуть.
Зато уверен был в другом: любую роль легко играть с хорошими партнерами.
Он был благодарен судьбе за каждого из своих партнеров. За Марцелла, Игнему, Нерву, Вибия, Гефеста, бестиария. И, конечно, за Сервию. Без таких партнеров он провалил бы свою роль в самом начале.
Он быстро пододвинул лист папируса и начал писать жене.
Максим много читал о римских военных лагерях. Воображал этакий палаточный городок, окруженный деревянным частоколом. И был просто ошеломлен, увидев настоящий город с домами — не только деревянными, но и каменными, прямыми улицами, просторной центральной площадью.
Здесь были не одни казармы, но и амбары, мастерские, госпиталь, помещение для военных упражнений. «Военный городок» окружало гражданское поселение: дома, таверны, рынки.
Траяна в лагере они не застали. Император был где-то на постройке укреплений. По словам часового, надежнее всего было поджидать во временном лагере, находившемся в двадцати милях от основного. Элиан вновь вывел отряд за ворота.
Под копытами коней бежала влажно поблескивающая дорога.
Вскоре Максим увидел, как прокладывают эту дорогу. Судя по всему, солдаты одинаково успешно владели как мечом и копьем, так лопатой и киркой. Высокая насыпь поднималась над болотистой почвой. Поверх насыпи легионеры укладывали первый слой — крупные, плотно подогнанные друг к другу камни.
Солдаты работали полуодетыми: в одних коротких штанах. Пар валил от разгоряченных тел. Максим услышал, как молодой легионер что-то сказал товарищу. Прислушался: солдаты говорили явно не на латыни. Будь рядом бестиарий, наверное, сумел бы перевести.
Сзади послышался резкий голос Элиана: начальник гвардии о чем-то расспрашивал центуриона. Центурион указывал за насыпь. Судя по всему, императора следовало искать там.
Лошадь поскользнулась на мокрой глине, и Максим, прежде чем успел опомниться, оказался на земле. Никто из отряда не заметил его падения — поспешали за Элианом. Актер поднялся, стараясь не обращать внимания на усмешки легионеров. Попробовал соскрести со штанов и туники налипшую глину. Получалось плохо. Тогда он спустился к воде, блестевшей за полосой плакучих ив. Дождь, моросивший с самого утра, прекратился. В зеленоватой воде отражались размытые очертания деревьев. С веток, дробя отражение, срывались капли.
Максим ополоснул лицо и руки, кое-как почистил одежду. Снял и отжал плащ, снова набросил. Становилось холодно. К тому же следовало поскорее нагнать отряд. Максим повернул к насыпи. Навстречу ему направлялся высокий крепкий мужчина в промокшей насквозь тунике. С его слипшихся сосульками волос капала вода. На плече он нес тяжеленный камень.
— Послушай, приятель, — окликнул Максим, — где найти императора?
Человек бросил камень на землю и отер забрызганное грязью лицо.
— Я император.
Временный лагерь больше соответствовал представлениям Максима. Деревянный частокол со сторожевыми башнями, ровные ряды палаток — в каждой помещалось десять человек. Похоже, возведение временного лагеря (по соседству с основным) было одним из обязательных воинских упражнений. Таким, например, как сражение с деревянным чурбаном. Максим насчитал несколько десятков двухметровых чурбанов. Одни служили мишенью для копий и камней, пущенных из пращи. Возле других новобранцы отрабатывали удары: метили в голову, в ноги, отскакивали назад, совершали обманные движения. Максим подумал, что сам он, в первом бою с бестиарием, напоминал такой чурбан.
Максим с Аргусом поселились в одной палатке, другую заняли Клодиан и пятеро солдат, третью — Септимий, четвертую — Элиан. Максим с тревогой ожидал, как примет Элиана новый император. Видя, что начальнику гвардии оказывают положенные почести, чуть успокоился.
Присаживаясь на тюфяк, Максим в сотый раз вызывал в памяти лицо Траяна. Старался по чертам определить характер. Лицо простоватое. Спокойный взгляд человека, уверенного в своих силах. Уравновешенного. Быть может, чуточку медлительного. Все? Как бы не так! Простоват?! Глаза с хитрецой. Затаенная усмешка в уголках губ.
Солдат. «Я не соврал Септимию и Элиану». Максим лихорадочно перебирал в памяти киногероев. Подыскивал схожий образ. Примерял на Траяна. Перед глазами проносились кадры из фильмов о войне. «Солдат. Смекалистый, опытный, бесстрашный». Кто из актеров сыграл такого? Фильмов о войне множество, прекрасных фильмов. Блистательных актерских работ. «Кто же создал образ, более всего похожий на Траяна?» Максим надеялся: если найдет ответ на этот вопрос, сумеет лучше понять императора.
Чуть не воскликнул вслух: «Николай Крючков! Николай Крючков в фильме „Парень из нашего города“. Простота — и удаль, смекалка, бесстрашие».
Полог шатра откинулся. Появился незнакомый легионер.
— Игнем Максим. Тебя требует император.
…Пять человек, сгрудившись вокруг стола, рассматривали какую-то карту.
— Игнем Максим приветствует императора Траяна.
Пять пар глаз уставились на Максима. Ярче всех поблескивали черные, лукавые глаза Траяна.
Император выпрямился, и остальные тотчас оторвались от карты.
— О дунайских гарнизонах поговорим позже.
Командиры, поклонились императору, вышли. Траян сел, снизу вверх с любопытством оглядел Максима.