Княжна получает волнующее письмо. 1–1-XXII
Последние четыре из наших двадцати пяти глав, озаглавленные при первой журнальной публикации «В деревне». Между московскими и деревенскими кусками прошло что-нибудь около месяца — в черновике точно указывалось, что мы переезжаем в конец сентября, и ничто в окончательном тексте этой датировке не противоречит. Как и Пьер в своих московских главах, князь Андрей в своих главах деревенских возникает не сразу.
Жизнь в Лысых Горах строжайше регламентирована. В рифму к бездвижному Безухову-старшему — статичная фигура старого князя Болконского, что неотлучно живет в деревне. Князь сам учит дочь алгебре и геометрии и выходит к обеду каждый день в одну и ту же минуту. Чтобы попасть в кабинет отца, княжне Марье приходится преодолеть препятствие, получить (шепотом!) разрешение напудренного старика-слуги (пара к слуге с вязанием в доме Безухова-старшего).
За дверью — в рифму к веретенам м-ль Шерер — ровно шумит токарный станок: географическую неподвижность старый князь компенсирует разнообразными активностями. Токарный станок и уроки геометрии — хорошая пища для иллюстраторов и экранизаторов, они переваривают ее всяк на свой манер, более того, изобретательно фантазируют на заданную тему, дополняя образ князя иными чудачествами. В советском фильме станком почему-то манкировали, но зато там старик гуляет по осеннему лесопарку, в буклях и с тростью, с рукой за спину, под скрипичную мелодию, и вдруг обнаруживается, что музыканты здесь же, в его владениях, на полянке небольшим оркестром и расположились: этого нет в книге, но было в черновике. А у американцев Болконский запечатывает письмо Кутузову на застекленной конторке, внутри которой видны чучела птиц… перо одной из них при этом тут же сверху в чернильнице… И это из ранних вариантов, там у Болконского была целая комната чучел птиц и зверей, так что американцы, возможно, тоже заглядывали в черновики (соответствующий том полного собрания сочинений Толстого вышел в 49-м году, фильм — в 56-м) или просто оказались на одной волне с автором.
Князь дает дочери поцеловать щеку (рифма к поцелую Пьером отцовской руки), но щетинистую, и дальше общается с дочерью крайне сурово (рифма к ситуации Ростовой-старшей и Веры), даже называет ее дурой (вы помните, что дураками называл своих сыновей кн. Василий). Все предыдущие главы пестрели оперативно возникающими по любому поводу многочисленными конфликтами — здесь сразу возникает глобальный, связанный с самодурством старого князя.
Князь вручает Марье присланные Жюли Карагиной благонамеренно-мистическую книгу и письмо, изучив которое, Марья тут же пишет ответ. Текст писем с переводом (да, вернулся французский язык) занимает больше 20 000 печатных знаков (главка 1–1-X про поцелуи Сони и Наташи в шесть раз короче этих писем), это семьдесят процентов объема всей главы 1–1-XXII, самой большой из первых 25-ти. Радикальное торможение после двух десятков стремительных московских глав.
Письмо Жюли возвращает нас к предшествующим событиям, мы с ее точки зрения узнаем об отправлении Николая в армию и таинственном трогательном прощании (Сони, разумеется, в ее версии истории нет), о том, что Пьер получает наследство и становится лакомым женихом, а также о том, что саму княжну Марью хотят выдать за Анатоля Курагина. Книга отъехала и снова проехала по тем же сюжетам, показав нам их с новой стороны и уточнив.
В конце главы компаньонка Марьи м-ль Бурьен «предуведомляет» княжну, что старый князь нынче разбранил архитектора Михаила Ивановича; Марья строго отвечает, что никому не следует судить о поведении батюшки. Читатель книги получает пару привычных конфликтов (за кадром и в кадре), а также представление о том, что м-ль Бурьен недостаточно органично встроена в лысогорский механизм.
Сообщение о возможном замужестве (сначала в письме, а в следующей главе — устно от Лизы) производит на Марью огромное впечатление, она делано-небрежно скрывает свои чувства от окружающих, в ответном письме Жюли уповает на волю божью. Автор сдержанно замечает (уже в 1–1-XXIII), что в княжне установился какой-то свой особый ход мыслей. Создатели московского спектакля вытаскивают ее волнение наружу: читая письмо, Марья в своей комнате вытягивает оголенные ноги к потолку, как старшеклассница в интернете, рисует ими треугольники («Треугольники эти подобны» — фраза из лысогорского урока геометрии) и выделывает иные коленца.
Читатель, конечно, думает и о других эротических раскладах в ситуации уединенной усадьбы. Каковы, например, отношения между старым князем и м-ль Бурьен?
Жизнь по расписанию. 1–1-XXIII
Княжна Марья за клавикордами до двадцати раз повторяет сложные пассажи, а старый князь завершит дневной сон через двадцать минут и раньше не встанет, несмотря на то что в Лысые Горы приехал сын и привез жену: так в двух первых абзацах утверждено четкое деревенское течение времени.
М-ль Бурьен хочет сообщить княжне о прибытии Андрея и Лизы, но те против, хотят сделать Марье сюрприз: Бурьен вторую главу подряд встревает некстати.
Продолжаются закадровые эффекты: клавикорды слышно из-за двери, а Лиза сообщает в потоке речи, что на Спасской горе имел место быть неясный случай, грозивший Лизе опасностью в ее положении.
Андрей оказывается наконец у отца, целует его в бритую уже щеку, они долго говорят о Наполеоне, и отец резюмирует — вновь подчеркивая тему статики и стабильности, — что ничего нового сын ему не сказал. К Наполеону Болконский относится крайне отрицательно, зато — в рифму — имеет прозвище «Прусский король» за свое подражание другому небесталанному полководцу, Фридриху Великому.
Три отношения к субординации. 1–1-XXIV
За обеденным столом в Лысых Горах: архитектор Михаил Иванович, «по странной прихоти <князя> допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь», князь Андрей, Лиза, Марья и м-ль Бурьен.
Архитектор, чья сторона качелей недавно шла вниз, прощен. В трех частях первой части первого тома три разных отношения к вопросам субординации. Шерер делит людей по сортам, граф Ростов со всеми одинаково приветлив, князь Болконский инвертирует ситуацию: тоже деля всех по сортам, он поступает в данном случае навыворот. Апеллируя к архитектору, князь скажет про Бонапарта: «Мы с вами всё его пустым человеком считали»; в этой связи, возможно, имеет некоторое юмористическое значение то, что у архитектора инициалы Кутузова.
В столовой висят в золотых рамах генеалогическое древо Болконских и отдельно портрет основателя рода: старый граф Безухов вывешивал неофициальных близких, старый князь кичится официальными.
С Андреем за столом князь продолжил спорить о Наполеоне, но, конечно, не воздержался от конфликтов и с другими участниками обеда. На живот Лизы он отреагировал замечанием «Поторопилась, нехорошо!» (и мы понимаем, что речь — о добрачной беременности, которая, возможно, и стала основной причиной брака), потом вступил с ней в разговор о ее отце и об общих знакомых, а когда Лиза стала отвечать слишком оживленно, грубо от нее отвернулся.
Тема неустойчивости позиции м-ль Бурьен выставляется новым боком: на этот раз она ничего неосторожного не сделала, но старый князь обвинил ее в бонапартизме; француженке приходится опровергать это страшное подозрение.
Многочисленные «рифмы» устанавливают тайные связи между героями, но вовсе не обязательно их роднят. Да, приключение свечей в пальцах Безуховых подчеркивает связь отца и сына, как и пафосное «mon dieu» одинаково органично в устах разных светских дам, но конгруэнтные ситуации кн. Андрея и Николая Ростова (их отказ от комфортных блатных должностей ради войны) не делают их духовно близкими. С другой стороны, контрастность рифмы с «картинами» в домах стариков Безухова и Болконского не мешает им сближаться по другим линиям. Механизм иногда содержателен, а иногда вроде и нет, ему просто нравится быть механизмом.
Уехал? Ну и хорошо! 1–1-XXV
Князь Андрей последовательно прощается с сестрой, отцом и женой.
Марья застает Андрея в его комнате. Он задумался, быстро ходит из угла в угол, но, «заслышав шаги в сенях», тормозит, возвращаясь в принятый в этих главах, в Лысых Горах, и привычный для себя неспешный ритм. Разговор брат и сестра ведут очень аккуратно, момент серьезный, но все равно он — в духе всей книги — строится как противостояние, и обсуждаются в нем тоже разные противостояния. Марья недовольна отношениями Андрея с Лизой (это кольцевая тема, ею разговор начинается и заканчивается), Андрею не нравится Бурьен, кроме того, он предполагает, что Марье все труднее общаться с отцом. Ключевой момент — колебания качелей: Марья осторожно, боясь отказа, просит Андрея надеть образок, который носил на всех войнах еще отец отца, — Андрей соглашается, но иронично — Марья обижается — Андрей ее утешает.
Рифма к этой просьбе следует очень быстро. Андрей осторожно, боясь отказа, просит отца позвать к жене городского врача, когда придет срок, — отец реагирует удивленно — Андрей не обижается, но из очень слабой позиции (Лиза боится, и сам Андрей за ней) объясняет свою просьбу — отец соглашается. Даже операция благословения совершается, как это сказать, на штыках — все помнят «А коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно», причем последнее слово князь взвизгивает. Есть еще тонкая рифма к прощальной улыбке Безухова-старшего — холодный смех князя, который все понимает об отношениях Андрея и Лизы.
Прощание с женой — самое краткое и абсолютно формальное. В черновике в последний момент «проснулось в нем чувство справедливости к своей бедной жене», но только в черновике. В окончательном варианте книжки в главе прощания возник, напротив, момент, способный вызвать неприязнь к Лизе у симпатизировавшего ей читателя. Она возбужденно говорит о фальшивых зубах графини Зубовой, полагая, что это смешно. Андрей слышит «точно ту же фразу» пятый раз: это рифма к пятнадцатому рассказу про квартального и медведя.