Стал он и его помощники внимательно следить и ухаживать за своим локомотивом. После каждой поездки очищали паровозные котлы, продували дымогарные трубы, во время движения выбирали наиболее выгодный режим в работе паровозной топки. Как свои пять пальцев изучил Кривонос и весь участок железнодорожного пути между станциями Славянск и Лозовая. Закроет глаза, а точно скажет, где какой спуск, где подъём, где крутой поворот. Знает он с точностью до метра, где надо притормозить, в каком месте можно развить максимальную скорость.
Не зря трудилась паровозная бригада Петра Кривоноса, не зря искали люди новых путей в работе. Скорости стали расти. Раньше ездили со скоростью двадцать четыре километра в час. Затем стали развивать тридцать, скоро — сорок, затем больше сорока. Повышаются, растут скорости. И вот уже товарный состав несётся, как скорый поезд.
Не знали Ефим и Юхим в те дни ещё про Петра Кривоноса, про то, что стал он водить товарные поезда с быстротой скорых. Не знали, что дважды во время своих игр-гаданий повстречали именно эти поезда. Не знали, поэтому так и поражались своим ошибкам.
А когда узнали, радовались вместе со всеми замечательным успехам прославленного железнодорожника. Решили, когда вырастут, обязательно машинистами станут. И непременно такими же, как Петр Кривонос.
Имя Петра Кривоноса навечно вошло в историю стахановского движения. Он положил начало стахановским методам работы на железнодорожном транспорте.
«Фокусы» Ивана Гудова
— Не верю. Не верю. Не может быть!
Не верил инженер Кириллов в рекорды Гудова.
Иван Гудов — металлист, фрезеровщик. Работал на Московском станкостроительном заводе имени Орджоникидзе.
Началось всё с того, что Гудов, как и многие другие, узнал о рекорде Алексея Стаханова.
Стал он и некоторые из его товарищей говорить, что, мол, и им на своём станкостроительном заводе надо поддержать почин донецкого шахтера, пора и им начинать работать по-стахановски.
— Ну хотя бы в полтора-два раза превысим производственные нормы, — предлагал Гудов.
Многие покачивали головой.
— В два раза! Куда хватанул!
— А Стаханов? — напомнил Гудов.
— Сравнил, — раздались голоса. — Станки делать — не уголь копать.
— Фантазия, — заявил инженер Кириллов.
Обидно стало Гудову. Решил он на деле доказать, что и металлисты могут работать по-стахановски.
Доказал. Выполнил за смену не две, а сразу четыре нормы — четыреста десять процентов плана.
Не все поверили в этот успех. Не поверил и инженер Кириллов:
— Фокусы!
Решил тогда Гудов повторить при всех своё достижение. Собрались и друзья, и те, кто сомневался в рекорде Гудова. Пришёл и инженер Кириллов.
Приступил Гудов к работе.
И что же?
Завершилась смена. Подвели итоги. Не четыре, а теперь целых четырнадцать сменных норм, тысячу четыреста процентов дневного плана, выполнил Гудов.
Дивились все на Гудова, на его станок. Гудова со всех сторон рассматривали, словно сомневались, да тот ли это Гудов. Вокруг станка и в одну и в другую сторону обходили. Что за чудо-станок? Нормальный станок, обычный.
Стали разбираться, в чем же причина такого успеха фрезеровщика Гудова. Не скрывал Гудов своих «секретов». Прежде всего намного повысил скорость оборотов станка. В работе использовал не одну, как обычно, фрезу, а две, а то и несколько. Зажимал в станке не одну деталь, а тоже сразу несколько. И ещё очень важное — экономил секунды на каждом движении. Немало набежало таких секунд.
Вскоре Гудов доказал, что и четырнадцать дневных норм — это ещё не предел в его работе. Самый выдающийся рекорд знаменитого фрезеровщика — девяносто дневных норм за смену, то есть девять тысяч процентов плана.
Все признали рекорды Гудова. И даже инженер Кириллов. И всё же говорил по привычке, но одобрительно:
— Фокусы Гудова. Фокусы!
«Чародей» — зовут на заводе Ивана Гудова.
Ткачихи Виноградовы
Вичугские ткачихи Евдокия и Мария Виноградовы получили телеграмму из Москвы. «Приглашаем дорогих сестёр, — указывалось в телеграмме, — по прибытии в Москву посетить экономический отдел „Правды“».
Приятная телеграмма. Приятное приглашение. Радостно Дусе и Марусе.
Молодые они. Стройные, красивые. Работают сменщицами на одних и тех же станках. А станков не один, не два, не пять, даже не десять. Сразу на семидесяти станках работают девушки. Правда, началось всё с немногого.
Вначале Дуся Виноградова работала на двух станках. Затем на четырёх. Хорошо работала.
— Что для тебя четыре станка — ерунда, — говорят Дусе.
Перевели её работать сразу на шестнадцати станках.
Боялась Дуся:
— Ой, не справлюсь.
Однако справилась.
Опять говорят Дусе:
— Что для тебя шестнадцать станков — ерунда. Переходи на двадцать шесть.
— Ой, не справлюсь.
Однако справилась. Работа и здесь заладилась.
Вскоре Дуся Виноградова освоила работу на тридцати пяти станках, затем на пятидесяти двух, и вот наконец на семидесяти.
И у Маруси Виноградовой приблизительно так же сложилась трудовая жизнь. Вначале работала на одном станке, затем на двух, потом на двенадцати, на шестнадцати, на двадцати шести, на сорока. И вот так же, как и Дуся, — сразу на семидесяти.
Семьдесят станков — это целый огромный зал. Ходят текстильщицы от станка к станку, проверяют, чтобы нитка нигде не оборвалась, чтобы станки были налажены и чётко работали, чтобы сырьё поступало в машины доброкачественное. Подсчитали девушки: работая на семидесяти станках, по десять километров проходят они за смену. Смеются Дуся с Марусей, называют себя — стайеры. Стайеры — это бегуны на дальние дистанции.
Множатся, множатся ряды стахановцев. Вот и к ткачихам из города Вичуги пришла весть об Алексее Стаханове. Отлично работали Дуся и Маруся. Однако теперь захотелось им работать ещё лучше. Посоветовались. Убедились, если всё лучше рассчитать, если удобнее всё на рабочих местах расставить, можно и на большем количестве станков работать. Пришли к заведующему фабрикой, говорят:
— Берём сто станков. Будем работать на ста станках.
— На ста?! — вырвалось у заведующего.
— На ста, — отвечают Дуся и Маруся. — Хотим быть стахановцами.
— Да вы уже и так стахановцы, — ответил заведующий.
Разрешил он девушкам приступить к работе на ста станках. Начали они работу. Справились с работой. Бежит, бежит в машинах готовая ткань. Метр за метром, метр за метром, десятки, сотни, тысячи метров.
Освоили молодые ткачихи работу на ста станках, перешли на сто сорок четыре, затем на двести восемь, затем на двести шестнадцать. По двадцать пять километров приходилось теперь проходить им за смену, обходя все станки.
За свой стахановский труд Дуся и Маруся Виноградовы были приглашены в Москву. Тогда-то перед выездом к ним и пришла телеграмма из газеты «Правда».
Приятная телеграмма. Однако одно их смущало. Назвали Виноградовых в телеграмме сёстрами. А дело в том, что они вовсе не сёстры. Хотя и у Дуси Виноградовой маму зовут Прасковьей Ивановной. И у Маруси — Прасковьей Ивановной. Но это разные мамы. И папы разные. Не сёстры они, а просто однофамильцы.
Впрочем, многие тогда считали их сёстрами.
Стали Дуся и Маруся думать, как же им ответить в «Правду». Ответили так:
«Мы однофамильцы Приглашение принято Сёстры по труду Дуся Маруся».
Трудовой почин Дуси и Маруси Виноградовых имел очень большое значение для развития нашей текстильной промышленности. Вслед за ними и другие ткачихи начали работать сразу на многих станках, то есть стали многостаночницами.
Мальчик со «Скорохода»
Николай Сметанин поступил на ленинградскую фабрику «Скороход» двенадцатилетним мальчиком.
«Скороход» — фабрика обувная. Выполнял Сметанин вначале всякие мелкие поручения: заготовки подносил рабочим, инструменты, бегал для взрослых за папиросами. Носится Коля из цеха в цех. Мелькает мальчишечья чёлка.
— Наш Коля-Николаша, — называют рабочие нежно Сметанина.
Только недолго он пробыл мальчиком на побегушках. Старался сам стать быстрее рабочим. Стал учиться ремеслу. Освоил сапожное дело. Пришло время, стал Коля Сметанин за рабочий станок. Профессия у него — перетяжчик. Работа ответственная. Именно от перетяжчика зависит, красивой ли и прочной получится обувь. Самое сложное в обувном деле — точно по модели сделать носок ботинка. Этим и занимается перетяжчик.
Быстро побежало время. Настал срок военной службы. Два года пробыл Сметанин в армии. Затем снова вернулся на «Скороход». Нравилось ему сапожное ремесло. Нравился и сам завод. Ходил на работу, как на праздник. Идёт налево, направо поглядывает — на прохожих, смотрит, кто во что обут.
Увидит ботинки родного завода — душа радуется:
— Наши — «скороходовские».
Наступил 1935 год. Всю страну облетела весть о знаменитом рекорде Алексея Стаханова.
Взволновала эта весть всех на «Скороходе». Взволновала и Николая Сметанина.
Стал Сметанин думать о том, как бы ему повысить производительность труда на своём станке.
У перетяжчика руки всё время в движении. Пустить в ход станок, взять ботинок, поднести его к станку, после завершения рабочей операции на машине передать ботинок следующему мастеру — всё это делается движением рук, на всё это надо время.
Обратил внимание Сметанин на то, что часто во время работы движения рук мастера бывают лишними, движения эти происходят без всякой необходимости, без пользы для дела. Руки совершают как бы «холостой» ход.
Стал Николай Сметанин улучшать, совершенствовать условия своего труда. Всё необходимое для работы придвинул как можно ближе к самому станку. Научился одним движением руки и пускать в движение станок, и брать заготовку очередного ботинка. Сократил расстояние, которое должна проходить рука, передавая дальше уже обработанный им ботинок. Продумал и многое другое.