— До других мне нет никакого дела, — буркнул Евгений.
— Но вы раньше не задумывались, что это плохо.
— Не задумывался.
— А теперь вас лично коснулось это, и вы изображаете бурную ревность и принципиальность. Вы собственник, Евгений, а Елена не вещь — она человек. К тому же вы готовы обвинить женщину в том, что ее рисуют якобы в неподобающем виде, хотя, по сути, призвание искусства и состоит в воспевании красоты природы, частью которой является и человек, хотя вы всеми силами и пытаетесь выделиться из нее, возвыситься над ней. Вы усматриваете в естественном виде человека грязь, пошлость, вызов; художник же видит в нем красоту и совершенство. Пусть иногда и несовершенство, но все равно красоту — собственную и неповторимую, отражение мира, в котором вы живете.
— То есть, вы хотите сказать, что Елена, позируя в подобном виде, не делает ничего предосудительного?
— Я действительно хочу сказать именно это. — Гость вновь прошелся по кухне, вернулся к окну и уселся на стул. — К тому же, именно вы спровоцировали собственный душевный конфликт.
— Я? — поразился Евгений. — Каким же образом?
— Именно вы настаивали на том, чтобы девушка показала эти изображения. Настаивали долго и методично, а она отказывалась. Припомните?
Евгений нахмурился и поиграл пальцами.
— Только не говорите, что вы не догадывались об изображенном на этих рисунках. Вы были почти на сто процентов уверены в правильности своей догадки и тем не менее изъявляли жгучее желание просмотреть их.
— Предположим, — нехотя подтвердил Евгений, придирчиво рассматривая ногти на пальцах правой руки.
— Девушка доверилась вам, а с точки зрения человека — это действительно большое доверие. К тому же вы сами видели, на изображениях не было ни пошлости, ни разврата — искусство в чистом виде. Однако, я подозреваю, вы нарисовали себе в голове иные картины: толпа народа, разоблаченная Елена… в общем, сплошной содом. Хотя вы сами прекрасно понимаете несостоятельность подобных измышлений.
— Возможно, — Евгений оторвался от своих рук и посмотрел в глаза гостю. — Но к чему все это? Зачем она этим занимается?
— Вероятно, у нее есть на то причины. Вы не пробовали ее сами спросить? — поинтересовался гость, чуть склонив голову набок.
— А вы не знаете?
— Знаю. Но, может быть, вы у нее спросите?
— Мне не хотелось бы обсуждать с ней подобные темы.
— Понимаю, — покивал гость. — Опять условности, табу. Как они порой мешают вам — людям найти общий язык.
— И все же?
— Ну, если настаиваете… Она всего лишь пытается прокормить семью.
— Неужели нельзя найти более приличную работу?
— А вы пробовали, будучи женщиной-одиночкой и имея на руках двух маленьких детей, найти работу?
— Н-нет, — растерялся Евгений.
— Попробуйте на досуге, — то ли пошутил, то ли серьезно заявил гость.
— При случае — обязательно, — в тон ему ответил Евгений. — А где ее муж, сбежал?
— Умер.
Евгений чуть побледнел.
— Как — умер?
— Разбился на машине. Год назад. Ее родители умерли чуть раньше. Его родителям ни она, ни внуки не нужны. Порядочно, не правда ли? Так сказать, пресловутая нравственность в действии.
— Я не знал, — тихо сказал Евгений.
— Елене предлагали действительно неприличную работу, к примеру, танцовщицей для пьяной публики или массажисткой с определенным уклоном. Она отказывалась, хотя могла бы неплохо зарабатывать. Кстати, хотите посмотреть, как разбился ее муж?
— Как… посмотреть? — Евгений непонимающе уставился на гостя.
— С эффектом полного присутствия. Смотрите, — тот не двинулся с места, но комната вдруг исчезла, а Евгений оказался сидящим на правом сиденье машины, несшейся по ночной трассе на скорости сто километров в час.
Трассу он узнал. Дорога вела к его городу, до которого оставалось с полчаса езды.
Евгений некоторое время пребывал в полном ступоре. Немного придя в себя, он медленно протянул руку и ощупал облицовку машины перед собой. Все выглядело достаточно реально, даже на ощупь. Затем повернул голову влево.
Рядом с ним за рулем сидел симпатичный, чуть полноватый молодой человек с ежиком коротко стриженых волос. Вид у него был довольный, даже счастливый, хотя человек за рулем казался несколько сонным.
— Не бойтесь, он нас не видит. Это невозможно принципиально, — донесся до Евгения голос с заднего сиденья. — Его зовут Андрей.
Евгений обернулся. Слева на заднем сиденье удобно развалился гость.
— Работает он в другом городе, и приезжает исключительно на выходные. Посмотрите сюда, — показал он вправо от себя. — Цветы, подарки жене и дочери. Сегодня восьмое марта, и он рано утром сорвался домой, чтобы преподнести утренний сюрприз своим женщинам. Посмотрите на его счастливое лицо — он любит свою семью и торопится к ним.
— А теперь смотрите вперед, — подсказал гость.
Евгений послушно уставился на дорогу, периодически щурясь от света фар встречных машин.
Внезапно из-за поворота, скрытого деревьями и кустарниками, растущими вдоль трассы, выскочила машина, несущаяся на огромной скорости. Она вильнула, ее начало заносить. Андрей попытался затормозить, уперся руками в руль, но встречная машина, разворачиваясь боком, неумолимо приближалась, перекрывая дорогу. Отворачивать было уже поздно, да и некуда.
Евгений вскрикнул, сжимаясь и закрывая лицо руками. Удар, грохот, тьма…
Несколько секунд Евгений сидел неподвижно с плотно сжатыми веками, потом осторожно разлепил их и опустил руки. Он все также сидел в своей кухне, у стола, а гость — у окна.
— Зачем… вы?.. — хрипло спросил Евгений, медленно распрямляясь и откидываясь на спинку стула.
— Мне хотелось, чтобы вы это увидели и почувствовали.
— Благодарю, — глубоко вздохнув, произнес Евгений, вытирая ладонью выступившую на лбу испарину. — Я почувствовал. В пору штаны менять.
— К счастью, это не самое страшное в жизни, — серьезно заметил гость.
— Согласен. И все же, зачем?
— В машине, устроившей аварию, сидел богатый уважаемый человек, владелец крупной фирмы. У него дома есть жена и сын. В этот день он был пьян и развозил двух женщин — жриц древнейшей профессии — с устроенной им посиделки по домам. Он выжил, отделался лишь несколькими царапинами. Суда избежал, дав крупную взятку. Лишь оплатил похороны Андрея и принес извинения его семье за загубленную жизнь так, будто случайно отдавил человеку ногу в переполненном автобусе. Этого человека до сих пор считают порядочным и высоконравственным, и он, как прежде, всеми уважаем. Это к вопросу о культуре, моральных нормах и нравственных ценностях, о которых вы не так давно упоминали. Но в вашем мире и помимо подобного еще много всего, на что вы закрываете глаза, — поистине страшного, гнусного и отвратительного в своей противоестественности. Однако, вы не осуждаете этого, как недавно пытались осудить Елену, попустительствуете творящемуся безобразию, стараясь остаться в стороне.
Евгений не нашелся что на это ответить.
— Подумайте над этим, а я исчезаю. К вам пришли, — гость растворился в воздухе.
В дверь позвонили, потом еще раз и еще — один длинный и два коротких звонка. Евгений тяжело поднялся со стула и заковылял к входной двери. После недавно пережитого шока ноги до сих пор казались ватными.
Щелкнув замком, Евгений приоткрыл дверь и спрятался за ней, запоздало сообразив, что стоит в одних трусах. За дверью, переминаясь с ноги на ногу, стояла Света в том же клетчатом пальто и сапожках, которые были на ней вчера вечером. Руки девочка держала за спиной.
— Здравствуйте, — сказала она, неуверенно улыбнувшись.
— Привет, — поздоровался с ней Евгений. — Заходи, чего стоишь, — он пошире приоткрыл дверь, вжавшись в стену. Прихожая была довольно узкая, и разойтись в ней двоим можно было с трудом.
— Меня мама послала, — девочка нерешительно топталась перед дверью.
— Заходи, заходи, — поторопил ее Евгений. — С лестницы холод идет.
— Ладно, — согласилась Света, переступив порог квартиры. — Только я на минутку, — уточнила она.
— Раздевайся, проходи на кухню, вон туда, — Евгений показал направление пальцем. — А я сейчас.
Он затворил дверь и, проскользнув мимо девочки, скрылся в комнате. Отыскав длинные шорты, он натянул их и вернулся в коридор, где около вешалки подпрыгивала Света в безуспешных попытках повесить свое пальтишко на крючок.
— Давай повешу, — Евгений забрал у девочки пальто и, повесив его на свободный крючок, обернулся. — Проходи.
— Вот. — Света протянула ему что-то небольшое, квадратное и черное. В полумраке прихожей Евгений не смог разглядеть, что ему пыталась настойчиво всучить девочка.
— Что это такое? — протягивая руку, спросил Евгений.
— Ваш кошелек.
— Кошелек? — удивился Евгений, беря протянутый ему девочкой предмет и включая свет. Это действительно было его портмоне.
— Он, наверное, выпал вчера из вашей куртки, когда она упала. Ну, помните, когда вы курить ходили, еще грохот такой был? Он за полку с обувью завалился, а мама сегодня убиралась и нашла.
Евгений повертел в руках портмоне, хотел было открыть и заглянуть внутрь, но решил, что это будет выглядеть не совсем корректно — как будто проверяет, не украли ли чего-нибудь. Поэтому он просто убрал его во внутренний карман своей куртки, висящей на вешалке. Да и не могли они ничего украсть.
— Спасибо огромное. И маме тоже передай. Проходи же наконец.
— Да нет, я… — засомневалась Света, но Евгений легонько подтолкнул ее в направлении кухни.
— Пирожные любишь?
— Да, но…
— Никаких «но», — Евгений категорически отверг возражения девочки. — Садись и ешь.
Света несколько неуверенно приблизилась к столу и, пригладив сзади юбку, опустилась на краешек стула, смущенно поглядывая на хозяина дома.
За время отсутствия Евгения на кухне произошли некоторые изменения. Стул, стоявший у окна, был переставлен к столу. Со стола исчезла тарелка с недоеденным завтраком, зато на блюдце вместо двух пирожных появилось целых шесть. Чуть правее расположилась вазочка, наполненная шоколадными конфетами. Еще были на столе сложенные пирамидкой на бумажной салфетке вафли с шоколадной начинкой. Рядом со всем этим изобилием стоял пузатый заварочный чайник, из носика которого тянулась вверх белесая струйка пара.