образом Центр Контроля и Устранения Временных Коллизий. Он был создан как раз в целях исключения возможной коррекции прошлого после того, как появилась возможность двигаться вдоль временной оси.
— Хорошо, оставим этот вопрос, — еле заметно поморщился Белл Хамс. — А как же с пространством?
Зеленский сделал глоток сока и вернул бокал на стол.
— Мы не занимаемся контролем пространства и не вмешиваемся в суверенные дела государств и локусов. Это не входит в наши функции.
— Совершенно верно, — подтвердил Шульц, до того молча, с отстраненным обманчиво-сонным видом следивший за беседой. — Устав Центра запрещает нам вмешательство как в историю, так и в дела иных пространств. Эти попытки у нас строго наказываются.
— Судя по Вашей последней фразе, это все-таки случается? — подловил его на слове Хамс.
— Человек несовершенен, — картинно развел руками Шульц, — но, уверяю Вас, — это личная инициатива отдельных работников, и никакого отношения к Центру как таковому не имеет.
— А как же быть с Муном?
— Мун был устранен собственным министром. Если вы желаете, я могу ознакомить Вас с соответствующими отчетами.
— В этом нет необходимости. Я верю вам, — сдался Прим-глава. — Но вы не будете отрицать, что ваши шпионы находятся во всех локусах, причем, во властных структурах и не только.
— Отрицать это тяжело, хотя они вовсе не шпионы, а наблюдатели, — ответил Зеленский за советника. — Мы не выведываем ничьих секретов, не мешаем действовать официальным властям и их соперникам, как, к примеру, ваша Коалиция, в том направлении, которое они избирают — это вне нашей компетенции и нас это, естественно, не интересует. Мы собираем информацию, необходимую для планирования деятельности Центра, и не более того. Благодаря этой информации, к примеру, было предугадано возникновение проблем в минус двадцать третьем, и позже, когда в прошлое были засланы ваши группы.
— Господин Зеленский, я был наслышан о Вашей принципиальности и чувстве долга, и мне это весьма импонирует. Честно говоря, я догадывался, что дела обстоят именно так, как Вы говорите. Но мне было интересно услышать все это именно от Вас.
— Благодарю, господин Хамс. В таком случае я не совсем понимаю, почему Коалиция пошла на противостояние с Центром?
— Коалиция — сложная организация. — Прим-глава помассировал подбородок, выдвинув вперед нижнюю челюсть. — Не все ее члены лишены амбиций, а мне не хотелось допустить раскола в ее рядах и образования у меня под носом или, хуже того, за моей спиной, новой агрессивной фракции. Была необходима идея, способная объединить совершенно разных людей в единое целое.
— И такой идеей стала борьба за всеобщее мировое владычество путем коррекции прошлого? — не смог сдержать улыбки Зеленский.
— Вы правы, господин Зеленский. Каюсь, идея была глупой, но… — он поднял указательный палец. — Она позволила мне сплотить Коалицию и заработать авторитет, необходимый для управления ей. Сейчас в этой идее необходимости больше нет. Коалиция хотела бы переключиться на наведение порядка в собственном локусе.
— Это прекрасно, господин Хамс! Но все же поясните, почему Вы так неожиданно отказались от идеи мирового господства? — вклинился Шульц в диалог. — Я чувствую, здесь не все так просто. Для смены направления деятельности такой организации, как Коалиция, должна быть веская причина, и одного вашего авторитета для отказа от превалирующей в вашем Совете идеи явно недостаточно.
Белл Хамс долго и задумчиво смотрел на советника, о чем-то натужно размышляя, что было хорошо заметно по образовавшимся на его выпуклом лбу складках, потом медленно, как бы неохотно и растягивая слова, произнес:
— Вы правы. Раз уж идет речь о возможности сотрудничества наших организаций, то необходимо раскрыть все карты. Во-первых, у нас в Совете все больше и больше недовольных этой идеей, вернее, даже не самой идеей, а отсутствием результатов в этом направлении. Несмотря на все предпринятые нами шаги, ничего существенного не достигнуто. Многие называют это пустой тратой сил и средств. Во-вторых, проведя анализ выполненной работы, мы пришли к выводу, что деятельность в данном направлении, мягко говоря, бессмысленна. Любые изменения в прошлом неосуществимы в практическом плане.
— Что вы имеете в виду?
— То, что сказал. Чем более кардинальны изменения, тем большее возникает противодействие им. И ваш Центр, простите, здесь совершенно ни при чем.
— Поясните, пожалуйста, Вашу мысль, — попросил Зеленский, скосив глаза на Шульца. Тот сидел в своей обычной расслабленно-отстраненной позе, полуприкрыв глаза.
— Охотно, господин Зеленский: попытка вмешательства в поток истории Муна не только не привела к каким-либо изменениям, но и закончилась блокировкой локуса; наши попытки что-либо изменить постоянно натыкались на противодействие, в конце концов, приведшее к блокировке доступа к первичным разработкам Бельской.
— То есть ваши люди пытались изъять документацию Бельской?
— Именно так. И невозможность осуществления этого шага привела к странному нервному срыву двух агентов, повлекшему за собой арест Центром обоих групп. Хотя эти агенты отличались завидной выдержкой и обдуманностью действий.
— Что же конкретно помешало вашим людям изъять документы?
— Сложно сказать определенно. Предположительно некая комбинация полей с избирательной пропускной способностью. Проникнуть в рабочие помещения Бельской не удалось — наших людей туда попросту не пустили, а дистанционно управляемые средства переставали работать или ликвидировались после прохождения некоего барьера, который нашим специалистам не удалось не только исследовать, но и зафиксировать.
— Очень любопытно, — нахмурился Зеленский. — И какой же вывод Вы из этого сделали?
— Вывод очень простой: время и пространство контролирует организация, обладающая значительным техническим превосходством, возможностями контроля и более тонкими методами воздействия. И, простите за откровенность, — это не Центр.
В кабинете повисла напряженная тишина.
— Вы разве не догадывались об этом? — с некоторой долей сарказма спросил Белл Хамс.
— У нас были предположения на этот счет, — честно, но сдержанно признался Зеленский.
— В таком случае могу сказать, что они верны.
— Это недоказуемо, — вставил Шульц, лениво пошевелив пальцами рук.
— Как раз наоборот, господин Щульц. Вполне доказуемо. Более того, доказано. Я поручил нашей группе математиков проанализировать запрет на вмешательство в прошлое после Абсолютного нуля и возможный запрет на перемещение выше нулевого уровня.
— Вы и после Абсолютного нуля пытались применять воздействия?
— Успокойтесь, исключительно в пределах собственного локуса, да и то безуспешно. Так вот, в первом случае группа не смогла найти причину, а вот что касаемо нулевого уровня… Оказалось, что нулевой, наш уровень, не является таковым, а лишь тонко сработанным муляжом.
— Как это понимать?
— При попытке перемещения на более верхние уровни затраты энергии на отклонение вектора времени возрастают даже не по экспоненте, а почти мгновенно, и этот искусственный порог с нашей современной энерговооруженностью невозможно перейти. Энергия будто проваливается в черную дыру, и это наводит на мысль об искусственности барьера, энергетической защите.
Теоретически доказано, что преодоление нуля времени в положительную сторону физически невозможно, поскольку не существует самого времени и образованного им, так сказать, локального пространства. Но при этом не может быть и никаких энергозатрат на его преодоление. А если есть энергозатраты…
— Мы поняли вашу мысль. Значит, этот, назовем его, энергобарьер имеет искусственную природу и движется с потоком времени.
— Совершенно верно, — согласно кивнул Белл Хамс. — Нам также удалось приблизительно подсчитать исходя из изменения энергозатрат на отклонение вектора на одну и ту же величину за несколько равных промежутков времени, что он ограничен примерно трехсот пятидесятым — трехсот девяностым годами. Точнее рассчитать не удалось. Следовательно, будущее существует, по крайней мере, до указанного периода. А отсюда напрашивается еще один закономерный вывод: те, кто осуществил эту блокировку, и контролируют на самом деле ситуацию. То, что не осуществимо для нас с вами, они проделывают с легкостью фокусника, выдергивающего платок из воздуха: блокируют временные перемещения, закрывают доступы к неугодным локусам и незаметно делают свои дела в прошлом. Так что, как я и говорил, попытки что-либо исправить в прошлом по сути бессмысленны.
— Мы поняли Вашу мысль, господин Хамс. Но как в таком случае эта неведомая всемогущая организация позволила вам докопаться до сути вещей?
— Я не говорил, будто она всемогущая и, тем более, всеведущая и вездесущая. Я предполагаю, что это такие же люди, как и мы с Вами. Поэтому они не могут знать все и следить за всем. К тому же чем ей это, собственно, грозит?
— Согласен. Абсолютно ничем. — Зеленский взял в руки стакан, откинулся на спинку кресла и сделал пару глотков. — Хорошо, оставим эту тему и вернемся к сотрудничеству. Какого рода сотрудничество интересует Коалицию Возрождения в Вашем лице?
— Я намеревался просить помощи в обмен на содействие в технологическом плане, однако… — Белл Хамс выпрямился в кресле и, склонившись чуть влево, оперся на левый локоть.
— Однако? — не дождавшись продолжения, переспросил Зеленский.
— В свете объяснений относительно функций Центра, я думаю, это уже не имеет значения, — с кислой миной проговорил Прим-глава.
— И все же?
— Если вы настаиваете… Мы нуждаемся в некотором содействии в плане продвижения Коалиции в правительство. У нас есть определенные планы по переустройству общества, законодательной системы, повышению уровня жизни населения.
— К сожалению, это невозможно, — сказал Шульц, открывая глаза. — Центр не занимается внутренними делами не только своего, но и иных локусов и вовсе далек от политики.