Захотелось на все плюнуть и просто жить. Как жил раньше, считая себя Сташевским, а никаким не Фроловым. Думать о простых доступных вещах, заниматься своим любимым делом, по-настоящему любить и ненавидеть, переживать о простых мелочах, радоваться ничтожно малому и необъятно большому…
В груди у Бориса защемило.
«…это твой долг…»
Долг? Долг перед кем? Перед людьми, разрушившими его жизнь и похитившими десять лет его жизни, подменив чужой, а потом лишив Бориса и ее? Людьми, для которых Светлана — лишь момент истории, а не живой человек? Перед будущим, которого еще нет и неизвестно, будет ли? Да и сами эти люди, распоряжающиеся чужими судьбами, вертящие ими с легкостью жонглера, забавляющегося на досуге перебрасыванием из руки в руку трех шариков — их нет. Еще нет…
«…действуй по своему усмотрению…»
Действовать… Как? И нужно ли все это? Эти люди — не история, не далекое прошлое. Вот они — живые. Они есть. А Борис? Есть ли он на самом деле? Его нет, не должно здесь быть. Он — фикция, ошибка, призрак будущего. И не лучше ли прекратить весь этот балаган, и дать истории идти своим путем?
Борис повертел пальцами бокал, невидящим взглядом уставясь в него, потом сделал глоток горячего чая, поморщился. Нахмурил брови.
Нет, прошлое не изменить. И он здесь потому, что это все уже когда-то было. Он — актер, исполняющий роль по давно написанному сценарию, а режиссеры — они там, в настоящем, и им видней. А Борис здесь.
Действовать по-своему? Хорошо. Он все расскажет Светлане. Обязательно. Она должна все знать, и не строить иллюзий на его счет. А там уж — что будет, то будет…
Из-за закрытой двери до слуха Бориса донесся шум сливаемой воды в туалете. В полной тишине звонко щелкнул выключатель. Послышалось сбивчивое шлепанье босых ног, и дверь на кухню, чуть слышно скрипнув, приоткрылась. В образовавшийся проем, стукнувшись плечом о дверной косяк, вошла сонная Юлька. Чуть пошатываясь и потирая закрытые глаза, девочка прошла к раковине, нащупала на полке бокал, открыла воду и подставила бокал под струю. Пока набиралась вода, Юлька почесала ногу об ногу и широко зевнула, запрокинув голову назад. Бориса, сидевшего за столом в полной темноте, она не заметила.
Девочка закрыла кран, поднесла к губам бокал и большими, гулкими и какими-то судорожными глотками выпила воду. Затем вытерла губы тыльной стороной ладони, блаженно выдохнула и, поставив бокал на стол, направилась к двери.
И тут краем глаза заметила Бориса.
— Ой! Это вы?! — от неожиданности она замерла на месте, расставив руки. Потом шумно выдохнула, закатив глаза и приложив правую ладонь к груди. — Как вы меня напугали! Сидите тут в темноте.
— Ты чего не спишь? — Борис отвернулся от девочки, поднял бокал и сделал еще пару глотков.
— Я в туалет захотела, — Юлька переминалась с ноги ногу — пол был холодным. — А вы почему встали?
— Мне на работу скоро, а ты иди ложись. Рано еще.
Юлька приблизилась к столу.
— Дядь Борь?
— Что? — не поворачивая головы, спросил Борис, тихонько постукивая пальцами по столу.
— А вы еще придете к нам? — она осторожно, как бы невзначай, положила свою маленькую узкую ладонь с длинными пальцами на его предплечье.
Борис понял, что она спрашивает совершенно о другом. Но напрямую о таком не спросишь. Ему опять стало грустно. За несколько дней он успел привязаться к этой назойливой приставучей пигалице.
Светлана рассказывала, что у Юльки трудные отношение со сверстниками. Вернее, почти никаких. Юлька считает их заносчивыми оболдуями и непроходимыми бестолочами (не всех, разумеется, но в большинстве), и те отвечают ей тем же.
Сама Юлька далеко не глупая, рассудительная девчонка, и учится неплохо и с удовольствием. Но слишком уж она принципиальная, что ли, часто придирается к мелочам, чего, конечно, никто не любит. Впрочем, Борис во многом согласен с ней в ее оценке современного подрастающего поколения: дети сейчас ничем не интересуются, ничего не хотят делать, слишком многое себе позволяют и многого хотят, но при этом считают, что у них нет никаких обязанностей, а, тем более, ответственности перед кем или чем-либо.
Юлька нашла себе отдушину. У них дома большая библиотека, и она читает просто запоем. Книги для нее — лучшие друзья. Но вдруг, совершенно случайно, появился Борис: большой, сильный, умный, добрый и заботливый — не то что родной отец…
Борис все это прекрасно понимал, и ему порой было неловко от навешанных на него Юлькой радужных ярлыков. Юлька явно была склонна переоценивать людей, равно как и недооценивать. Черное и белое — только два цвета, и больше никаких оттенков…
— Юль, это не только от меня зависит, понимаешь? — Борис попытался объяснить, стараясь не обидеть девочку и с трудом подбирая нужные слова.
— А от кого?
— Ну, от кого? От твоей мамы, например.
— А вы?
— Что — я? — Борис повернул голову к Юльке и заглянул в ее большие, какие-то грустные глаза. Они влажно поблескивали в сумерках кухни живыми подвижными огоньками.
— Вы сами хотите?
— Понимаешь, не все зависит от того, хотим мы чего-то или нет. Не всегда так получается.
— А я думала… — Юлька опустила голову и надула щеки.
— Что?
— Что вы теперь с нами будете жить… Я ночью видела, что вы с мамой вместе спите. Как папа когда-то… — не поднимая головы, тихо ответила Юлька. — Только почему-то в зале.
— Ты очень любопытная маленькая коза и тебе кто-нибудь когда-нибудь прищемит твой курносый нос, — беззлобно и шутливо сказал Борис.
Он пальцами приподнял Юлькину голову за подбородок и легонько щелкнул девочку по носу.
— Я не специально. Дверь была открыта, — Юлька шмыгнула носом.
— Тем более. Ну, иди спать. Я думаю, все будет хорошо.
Юлька заметно повеселела, тряхнула гривой спутанных волос и убежала, оставив дверь на кухню распахнутой.
Борис допил чай, ополоснул бокал и, взглянув на наручные часы, начал собираться.
В коридоре, стараясь не шуметь, он быстро обулся, накинул пуховик, проверил содержимое карманов — вечно что-нибудь да забудет — и вышел из квартиры, тихонько прикрыв за собой дверь.
Чуть слышно щелкнул замок.
Быстро спустившись по лестнице, Борис вышел на улицу, остановился и полной грудью вдохнул свежий утренний воздух. Налетел порыв ветра, обжигая щеки легким морозцем, забрался под распахнутый пуховик. Борис зябко поежился, запахнул пуховик и, закурив, потопал к машине, хрустя свежим, выпавшим ночью рассыпчатым снегом.
Машина завелась почти сразу. Подмерзший за ночь двигатель натужно и сипло урчал. В машине было студено.
Подышав на руки, Борис залез в правый внутренний карман пуховика, куда еще вчера утром засунул обнаруженные в одном из ящиков стола, в тайнике, два браслета. С возвращением памяти вернулось и понимание этих странных вещей, похожих на стильные браслеты с квадратными камешками: полевой персональный защитник малой мощности «Щит» — как раз те штуки, с помощью которых незнакомец во дворе откинул от себя одного из напавших на него амбалов.
Защитник представлял из себя компактный генератор полей, управляемый биотоками, с возможностью варьирования формы генерируемого поля в широких пределах: от сплошного для поверхностной защиты до кинжального для нападения. Два браслета работали как в паре, так и совершенно независимо друг от друга, и могли развивать усилие в несколько тонн при кинжальной-лучевой конфигурации поля. Настраивался «Щит» индивидуально под каждого человека — посторонний воспользоваться им был просто не в состоянии.
Борис по прошествии стольких лет все еще прекрасно помнил, как им пользоваться, и даже неплохо владел — в усиленный курс самообороны, который ему пришлось пройти перед «командировкой», входило и использование «Щита». А также он отлично помнил, что ему не рекомендовано в целях безопасности появляться где бы то ни было без этих браслетов, но при этом стараться не демонстрировать их возможности никому. Тем более, побочным явлением работы этих браслетов и их главным недостатком являлось свечение (избавиться от него или перевести в невидимый диапазон оказалось непосильной задачей для инженеров), и это могло вызвать повышенный интерес к «Щиту» окружающих, чего следовало по понятным причинам категорически избегать.
Повертев браслеты в руках, Борис нацепил их на запястья. Браслеты мгновенно запустили программу адаптации. Запястье зазудело от микроразрядов — проверялась чувствительность и обратная связь. Спустя секунд пять зеленоватым светом осветились одна за другой несколько ламп. Прибор был готов к работе.
Перегнувшись назад, Борис вытянул руку в сторону щетки, которой он счищал снег, и мысленно представил, как на расстоянии захватывает ее. Браслет на правой руке озарился синим всполохом. Щетка неторопливо поднялась с сиденья и плавно проследовала в раскрытую ладонь Бориса. Тот сжал пальцы, удовлетворенно хмыкнул. Навыки сохранились, но не мешало бы немного попрактиковаться.
Браслет погас.
Выбравшись из машины, Борис принялся широкими взмахами руки счищать с крыши машины снег. Снегу за ночь нанесло сантиметра два. Он был сухой и рыхлый и от каждого взмаха щетки взлетал небольшим облачком и рассыпался хлопьями, уносимыми порывами ветра. Размахивая щеткой, Борис немного согрелся и окончательно стряхнул с себя остатки сна.
Опасность он почувствовал, когда заканчивал счищать снег с капота машины. Именно почувствовал, так как никакой реальной угрозы ни его слух, ни зрение не отмечали. Насторожившись, он медленно опустил щетку и скосил глаза вправо, на край дома.
Оттуда показался человек, бредущий неуверенной походкой, чуть покачиваясь — пьяный и пьяный. Бориса он, казалось, не замечал. А слева приближался другой человек, подобрав воротник куртки одной рукой и пряча в нем лицо, а другую — держа в кармане. Этот шел быстро и целеустремленно, глядя себе под ноги. Второй был дальше первого, но когда до него осталось шагов двадцать, мужчина внезапно выдернул из кармана правую руку с зажатым в нее странным предметом и резко выбросил ее вперед.