Эми опустила руки, вдохнула, и пряжка немедленно расстегнулась. Глаза бедняжки тут же наполнились слезами.
Джей-Ти почесал в затылке. Правила есть правила. Если с ней что-нибудь случится, это будет его вина.
— Как тебя зовут?
— Эми.
— Слушай, Эми. Просто надо взять жилет попросторнее. И мы его обязательно найдем.
Вернувшись к груде жилетов, они вместе рылись там до тех пор, пока не обнаружили подходящий размер. Тем не менее руки девушки довольно нелепо торчали в стороны точно крылья пингвина.
— Мама говорит, это из-за перепада давления, — неуверенно пояснила она. — Ноги у меня тоже распухли.
Джей-Ти кивнул, хоть и усомнился в правильности диагноза.
— Давай теперь найдем тебе хорошее место на плоту. Хочешь плыть со мной?
— Хочу, — смущенно ответила Эми.
— Тогда пошли, — бросил он, направляясь к плотам. — Впереди или сзади?
— А какая разница?
— Впереди больше брызг.
Эми улыбнулась:
— Значит, впереди.
Джей-Ти, конечно, понимал, что Эми, с ее весом, как раз и не следует сажать вперед, но сейчас ему не хотелось портить ей настроение.
— Договорились, — заключил он. — Идем. Мой плот — вон тот, с флагом. Ты откуда, Эми? Из Винконсина, если не ошибаюсь? Моя бабушка тоже родом из Висконсина. Хочешь жвачку?
— Спасибо.
— Добро пожаловать в ад.
Глава 4День первый. Переправа Ли
Сидя в автобусе, катившем по каменистой дороге к переправе Ли, Питер Крамер доедал арбуз, предусмотрительно прихваченный со стойки буфета после завтрака. В одном из сестриных журнальчиков он некогда прочел, что употребление арбуза придает сперме особо приятный вкус. И хотя вряд ли следовало рассчитывать на то, что ему уж очень повезет с минетом во время путешествия, все-таки будет нелишним повысить уровень сахара в крови.
Не то чтобы он питал особые иллюзии, познакомившись накануне вечером с другими участниками этого круиза по порогам Колорадо. Типичная американская семья — чисто выбритый отец семейства, вечно усталая мамаша-наседка и пара не в меру расторможенных близнецов. Коренастая женщина средних лет, вечно обеспокоенная тем, что ей, возможно, следовало взять с собой еще запасные джинсы. Пожилые супруги, трогательно привязанные друг к другу. Хвастливый ковбой и его карлица-жена, оба — с неизменным кофе. И наконец, изящная и стильная светловолосая особа нордического типа… но ее угораздило притащить с собой дочурку, самую толстую девушку из всех, вместе взятых, коих Питеру доводилось видеть.
Беспокойство вызывало и то, что даже во имя безопасности не устанавливалось никаких ограничений по весу. Что за организация…
Его утешало лишь то, что не ему принадлежала идея отправиться в это сомнительное путешествие. В Цинциннати он неделями хандрил и жаловался сестре на мать, которая вновь будет целое лето просить о том, чтобы он каждый вечер приходил и поливал ее дурацкие пионы. Ему, черт возьми, нужно отдохнуть от нее. Если он безработный и если «мисс Огайо» бросила его год назад — это отнюдь не значит, что он обязан выполнять функции матушкина садовника. Наконец сестре надоело выслушивать все эти стенания Питера, и она в последнюю минуту приобрела ему путевку — в общем, сплавила на Колорадо. В прошлом году она сама совершила спуск по реке, после чего еще долго пребывала в полном восторге и настоятельно рекомендовала это путешествие всем и вся. Питер напомнил, что не умеет плавать, не доверяет лосьону от загара и терпеть не может организованные поездки, когда всем велят держаться за руки. Вдобавок в каньонах у него разыгрывается клаустрофобия. В данный же момент он, как ей известно, занят тем, что пытается бросить курить. И потом, сестра просто понятия не имеет, в чем заключается работа картографов.
«Питер, прекрати, — сказала как-то она. — Я уже заплатила деньги. Там очень красиво, ты вернешься другим человеком, и какая-нибудь крупная компания обязательно предложит тебе выгодную работу».
Так или иначе, Питер сел на самолет, доставивший его в Финикс, — исключительно ради того, чтобы провести две недели вдали от своей славной семейки. Он поверил сестре, успокоившей его тем, что гиды непременно заставят всех надеть спасательные жилеты и что шансы свалиться за борт ничтожно малы. Питер внушал себе, что когда до «мисс Огайо» дойдет, какой он крутой экстремал, она пожалеет, что решила выйти замуж за какого-то слабака. Он даже готов был предположить, что, возможно, познакомится во время путешествия с какой-нибудь охочей до острых ощущений красоткой, но, придя на общее собрание, понял, что ему предстоят две недели принудительных групповых водных процедур.
И вот он вышел из автобуса на сорокаградусную жару. Мало что напоминало каньон. И уж конечно, не замусоренный, битком набитый людьми шумный пляж. Гид пробубнил что-то о спасательных жилетах, укладке снаряжения и правилах безопасности, и Питеру вдруг захотелось попросить водителя автобуса отвезти его обратно во Флагстафф.
Потом руководитель группы представил двух других гидов, и все сразу преобразилось.
Дело в том, что Дикси действительно здорово смотрелась в своей соломенной шляпе, вылинявших красных шортах и старой розовой рубашке с завязанными над пупком уголками. На плечах лежали две косички, а на шее висел серебряный кулон на кожаном шнурке. Она остановилась, лишь чтобы поздороваться, но для Питера этого оказалось достаточно. Он уже не мог оторвать от нее взгляда, когда она загружала плот — таскала ящики и коробки, наматывала веревки, затягивала ремни. Когда она смочила в воде бандану и повязала на шею, ему пришлось сморгнуть, дабы убедиться в том, что перед ним вполне конкретная девица.
Сомнения по поводу того, на чьем плоту он хочет плыть, тут же исчезли.
Как только Джей-Ти позволил разойтись, Питер как можно равнодушнее подошел к кромке воды и остановился у намеченной цели.
— Нужна помощь? — спросил он.
— Нет, — ответила девушка, улыбнулась, перепрыгнула на соседний плот и снова принялась складывать, утягивать, завязывать и перетаскивать. Что именно она делала, Питер не мог уяснить, но, судя по всему, для этого требовался немалый опыт. Когда Дикси наконец вернулась на свой плот, Питер по-прежнему стоял словно в ступоре.
— Лови, — бросила она ему моток веревок. — Распутай, если хочешь помочь. Эбо, это твоя сумка? Ну так сам таскай свое барахло!
И Питер, вспомнив, как мать то и дело просила его распутать моток пряжи — разумеется, исключительно ради того, чтобы позлить сына, — вдохновенно принялся разделять белые нейлоновые нити. Сама мысль о том, что к ним прикасалась Дикси, наделяла их свойствами фетиша, вызывавшего более интимные ассоциации, чем целый ворох женского белья.
Поэтому, когда ковбой на пенсии из Вайоминга выстроил всех для общего фото, Питер улыбнулся, памятуя о том, что, возможно, в этот момент Дикси смотрит на него…
Глава 5День первый. С первой по четвертую милю
Выслушав инструкции Джея-Ти, Эвелин Бернс, профессор биологии, двинулась на четвереньках по резиновой поверхности плота Дикси в кормовую часть, стараясь не поскользнуться по пути. Она бы предпочла плыть на плоту Джея-Ти, но место впереди там заняла огромная девочка, и гид жестом попросил Эвелин устроиться на другом плоту. Она попыталась утешиться тем, что эта шустрячка в соломенной шляпе может грести не хуже мужчины, и принялась корить себя за то, что усомнилась в этом.
Итак, путешествие наконец началось. Эвелин решила принять в нем участие в качестве подарка самой себе на пятидесятый день рождения. Она готовилась к этому целый год — читала путеводители, книги по истории и те путевые очерки, что ей удалось раздобыть. Будучи преподавателем биологии в Гарварде, она направила свои незаурядные исследовательские способности на то, чтобы отыскать с помощью Интернета наиболее подходящее снаряжение — рубашки из специальной ткани, фляжки-непроливайки, быстро сохнущие брюки с отстегивающимися штанинами…
У Эвелин была своего рода мания готовиться ко всему самым тщательным образом.
Неловко перевалившись через груду снаряжения, она наконец устроилась на корме. Там уже сидел молодой человек из Цинциннати. Эвелин, обретя устойчивое положение, уложила вещи и вытерла лоб.
— Чертова морока лазать туда-сюда, — сказал парень.
Эвелин неприятно было думать, что она оказалась рядом с этим типом, без тени смущения признавшимся вчера вечером, что не умеет плавать. Эвелин же умела плавать. А еще — ходить под парусом, на каноэ и на каяке. Просто до сих пор ей не доводилось карабкаться по большим резиновым рафтам.
— Это ваш первый спуск по Колорадо? — спросил Питер.
«Не только спуск», — подумала Эвелин, вообще увидевшая Колорадо впервые в жизни. Она успела мельком взглянуть на реку утром, когда автобус остановился у моста Навахо, незадолго до поворота к переправе Ли. Водитель рекомендовал пройти через мост пешком. Эвелин вышла из автобуса и присоединилась к остальным туристам. Посредине она остановилась и посмотрела через перила. В пятистах футах внизу сверкала синяя лента реки, окаймленная зеленым кустарником и розовыми скалами. А где же пороги? Где белая пена? Вместо рокота бурлящего потока до нее доносилось лишь тарахтение машин на мосту.
Если закрыть глаза, можно представить, что все еще находишься дома, в Бостоне. Эвелин вспомнился мужчина, бросивший ее полгода назад, написав коротенькое письмо. Она по-прежнему носила подаренный им золотой кулон в виде сердечка. Эвелин повертела его в руках — оно было гладкое, теплое, какое-то очень родное. Она вспомнила футляр от него — красную бархатную коробочку с белой атласной подкладкой внутри и как бы вновь ощутила прикосновение мужского подбородка к своей груди. Обычно он почему-то долго возился с очками, прежде чем заняться любовью.
Непроизвольно Эвелин расстегнула цепочку, еще раз представила знакомое лицо, свесила кулон за перила и разжала пальцы. Золотое сердечко мелькнуло в воздухе, сверкнуло — и подарок Джулиана исчез. Эвелин надеялась, что вместе с ним исчезнет тоска, угрожающая испортить ей поездку.