взвешивать. В том числе и чужие. Ну, и соврет такой – не дорого возьмет.
Наверняка после рукопожатия со мной он, повинуясь выработанному рефлексу, незамедлительно включил диктофончик, но данное коварство меня не заботило, ибо последующую мою речь можно было без купюр публиковать в газете в качестве передовицы.
– Наша с вами общая задача – обеспечение безопасности граждан и бизнеса, – начал я. – А одна из ваших внутренних задач – установление паритета между конкурентами, профилактика. Дабы любое событие с криминальной окраской не давало повода для кривотолков о разделе рынка и всякого рода противостояний на нем… Правительство Москвы также этим озабочено и, следуя государственному подходу к проблеме, стремится соблюсти баланс интересов… Мы тоже готовы всячески содействовать здоровому взаимопониманию между субъектами строительного, в частности, права… С точки зрения законности и предотвращения конфликтов. Тем более со вчерашнего дня к этому возникли основательные предпосылки.
– Что же случилось вчера? – шмыгнул он носом с издевкой.
– Вчера на совещании в мэрии прозвучал вопрос об укреплении правоохранительного контроля над негативными тенденциями, бытующими в бизнесе, и о защите его от преступных посягательств.
– Можно подробнее?
– Увы, нет. Я уяснил генеральную линию, а вот подробности упустил… Вчера выдался хлопотный день. Был убит один из руководителей отдела нашего министерства.
– Выражаю соболезнования, – сказал он терпеливым тоном.
– Это вы их примите, – отозвался я. – По моим данным, покойный был вам превосходно известен.
– Уж не на подозрении ли я? – вопросил он надменно.
– Ни в коем случае. Но. Если у вас есть какие-то версии, можете ими поделиться. А я поделюсь своими.
– Начинайте!
– Доверюсь вам, – поддержал я его ёрническую манеру. – Из туманных слухов, которыми, как известно, земля полнится, выходит, что убитый был слугой двух господ, причем слугой лукавым с обоими господами. Стравливал их, укрепляя тем самым свою значимость, умело интриговал… И высокопорядочные люди, введенные в заблуждение, вместо сотрудничества вовлекались в пучину недоверия и конфронтации. Вывод: если в подобных слухах существует элемент истины, то надо, отринув и похоронив прошлое, дружно вступать в светлое будущее.
– Так кто из господ по вашим соображениям его кокнул? – спросил он устало.
– Там могла быть и третья сила, – сказал я. – И четвертая. Спектр взаимодействий покойного был широк. Но вот тактика двойного агента неизменна. Опять-таки по слухам… Доверюсь вам вторично: слухи происходят из окружения вице-мэра, и говорят, он способен в корне изменить свое ошибочное мнение об известных ему персоналиях, незаслуженно очерненных. Но это так, к слову. Побеспокоил я вас, повторю, по вопросу какой-либо информации, проливающей свет на это убийство. Но если таковой у вас нет, приношу извинения за потраченное время.
– Право, не стоит, – произнес он, вновь шмыгнув носом дурашливо. – Хотя дел – невпроворот. Взять хотя бы кадровые вопросы… Например, был у нас один доверенный консультант. Эмигрировавший из мира капитала в царствие божие. Что это мы сегодня об усопших? – Удивленно поднял брови. – Вроде не день их поминовения. Но так или иначе, а сейчас я озабочен проблемой освободившейся вакансии. Позвольте листочек… И карандашик.
На листочке он написал: «20 в месяц». Показал вскользь листочек мне, а затем убрал его в нагрудный карман.
Хорошая зарплата, не облагаемая налогами, была у Рыжова, однако… И не одна ведь!
– Если найдете достойную кандидатуру, буду признателен, – продолжил он учтиво. – А если бы кто подсказал, когда моего шефа сможет благосклонно принять вице-мэр, вы даже не представляете, каким образом оценится такого рода поддержка…
– Представляю.
– Надеюсь на совпадение наших представлений, – сказал он. – Теперь – о трудах безвременно ушедших от нас персонажей… – Полез в свой портфельчик, извлек из него пластиковую папку и передал ее мне. Прибавил: – Трудах, не реализованных в своей финальной, уже физической, стадии. Посмотрите, может, вам пригодится…
Я пролистал документы. И даже будучи полным профаном в экономических махинациях, понял, что отражают бумажки основательные регулярные схемы по уклонению от налогов и черной обналички финансов «Капиталстроя». По сути, мне вручалось готовое дело оперативной разработки. Вернее, его дубликат.
– Это не услуга, – донесся до меня любезный голос собеседника. – Это подспорье в аргументации ваших дальнейших… Уточнять, думаю, не стоит?
– Постараюсь дойти до всего своим слабым умом… – меланхолично кивнул я.
– В любом случае – жду звонка! – И он картинно протянул мне мягкую ухоженную ладонь, поклонившись с достоинством.
Уже в дверях обернулся, произнес:
– Да, кстати, о слухах… Вчера силами вашей организации был задержан некий чин, грешащий кокаином… Вас можно поздравить?
– Текучка, – пожал я плечами.
– Никак?.. – В неопределенности вопроса легко различалась его определенность.
– Если выяснится, что он приобретал наркотик для личных нужд, то, собственно, с чем вы меня поздравляете? – посетовал я. – И сколько там чистого кокаина в пакете – неизвестно… На срок-то, конечно, хватит… Но все зависит от экспертных выводов и цифр…
Вечером мы с Акимовым и Барановым были приняты владельцем «Капиталстроя» Аликом.
Прием состоялся в частном жилище творителя новой Москвы, в пентхаусе одной из новых высоток. Вулканическая полированная галька ровными газонами опоясывала стеклянные оконные стены, змеилась хрустальными ступенями лестница, уходящая на второй этаж, а до горизонта, раскинувшись миллионами огней, светил где-то внизу город, кишащий букашками машин и неразличимыми с вышины жителями.
Я осматривался в незнакомой среде гостиного холла величиною в спортзал и приходил к мнению, что жить в этаком поднебесном помещении, более напоминающим кинотеатр, сходство с которым подчеркивал громадный проекционный телевизор на стене, вряд ли сподобился. Тут был нужен иной уровень сознания, далекий от моего, приземленного. Амбиции человека, устремленного ввысь. Только в какую? Припомнился широко известный Икар.
Алик выписал нам для забавы длинноногих ухоженных шлюшек, игравших роль прислуги и сновавших с подносами модельной походкой, развевающей полы их коротких шелковых халатиков, по сверкающему паркету. Однако дорогие продажные девки нас интересовали постольку-поскольку. Сейчас здесь велась игра, на выигрыш в которой можно было приобрести публичный дом в Лас-Вегасе с мебелью и персоналом.
Алик – худощавый, скромный еврейский паренек с мягкими манерами, учтивый и гостеприимный, похожий на аспиранта-экономиста или менеджера средней руки, вовсе не производил впечатления заправилы огромного бизнеса, но реакции его были точны, формулировки отменно жестки, и уже через десять минут непринужденного общения я понял, что в голове у этого человека работает холодный, мощный компьютер, в мгновение препарирующий информацию и вываливающий ее беспристрастный анализ.
Развалясь на низкой оттоманке и подоткнув под себя обшитые бахромой узорчатые подушки, он потягивал кальян, благосклонно отпуская комплименты хлопочущим вокруг него красоткам.
Завтра красотки, уместив в сумочки купюрки за свои арендованные прелести, втиснутся в туфельки и выйдут в жестокий мир с надеждой к вечеру очутиться в таком же роскошном пентхаусе, и может, очутятся и снова получат купюрки, а вот послезавтра – кто знает?
Бедные существа… Лучше уж в деревне с семерыми по лавкам, чем потом, состарившейся и искалеченной, на парапете асфальтовой пустоши. Но их греет надежда продать свое тело и вынужденную сговорчивость за грезящийся рай с глупеньким миллионером, должным бросить все состояние под их стройные ножки, еще не отягощенные вспухшей венозной пряжей, артритом и полнотой. Маленькие наивные хищницы.
Мне их не жаль. Они лишены природного устремления к труду, продолжению рода и к упорному, беззаветному хранению очага. Они – не матери и не жены. Они лишены главного чувства – любви. А то, чем они торгуют, любовью не называется. Как не называется это любовью у зверей. Они – пустышки, сами выставляющие себя на распродажу. Но превратить распродажу в аукцион и сорвать на нем куш – та же рулетка. Где если проиграешь – то все и дотла. А редким счастливым выигрышем еще надо суметь распорядиться.
– Благодаря вашим стараниям я уже не узнаю Москву, – сказал я Алику. – Город изменился неузнаваемо.
– Стараемся… – И в меня полетел клуб кальянного дыма с сомнительным яблочным ароматом.
– Да, изуродовали вы столицу бестрепетно…
– Почему «изуродовали»? Красивые дома, просторное жилье…
– За счет парков и скверов…
– Такова тенденция, – ответил Алик отчужденно.
Я прикусил язык. Чего тут говорить? Как объяснить проститутке, что блуд – это порок? Алику было совершенно безразлично, что и где он строит. Да он и не являлся никаким строителем. Он собирал деньги с жаждавших получить жилье, нанимал для его возведения специалистов и раздавал взятки тем, кто предоставлял ему возможность возведения многоэтажных рентабельных коробок на свободных пятачках столичной земли. А сам, давно обзаведясь американским паспортом, приобрел виллу в Нью-Йорке, на берегу океана, в охраняемом тихом поселке Манхэттен-Бич, где обреталась его семья, включавшая трех детей, не знающих да и не желающих ничего знать о стране белокожих жестоких папуасов – России.
Таким образом, в Москве Алик находился в бессрочной командировке, окончание которой означало и окончание его бизнеса. Но бизнес имел тенденцию к упорному развитию, а идеалом Алика были деньги и только деньги, а потому географически смысл его бытия соотносился исключительно с землей Московии, куда когда-то таинственными путями проникли его изгоняемые отовсюду предки.
На американской земле, возможно, в том же бизнесе, преуспевали неведомые ему потомки этих предков, но сунься Алик в сферу их интересов, получил бы от дальних генетических родственников своей расы ума, отпор сокрушительный и эгоистически-бескомпромиссный. Как и те же родственнички, сунься они строить новую Москву.