– Здесь весь ассортимент с тарифами.
Ко мне то и дело обращались влиятельные гражданские лица по данному поводу, в том числе и члены Совета, так что предложение Акимова пришлось как нельзя кстати.
– Чего-то ты невесел последнее время, – заметил я.
– А как думаешь… Из начальников отдела в простые опера опуститься – это сладко?
– Не я решал, – отрезал я. – Коромыслов тебя вообще на помойку выталкивал, я еле отбил…
– Ну-ну, – скривился он недоверчиво. Встал. – Разрешите идти, господин начальник?
– Иди. И брови не хмурь, ты неправ. Впереди еще много всего, коли изменится обстановка – о повышении похлопочу.
Он молча вышел из кабинета. Вот дурак! Думает, я тут чудеса творить способен! Самому бы живу остаться…
Подвинул к себе расписание текущего рабочего дня. И покачал головой в недоумении: раньше в списке моих дел фигурировали бесконечные оперативные совещания, утверждение мероприятий, а то и выезд на них, а сейчас руководство интересовали исключительно политические и хозяйственно-экономические контакты, выход на нужных людей и обслуживание их интересов. Всему остальному, что определялось как работа управления, внимание уделялось второстепенное.
Я давно переложил все заботы на замов, курировал лишь узловые оперативные вопросы, подписывал документы исключительно своей компетенции и вообще обленился вконец. И причиной тому было умаление полномочий конторы, засилье бюрократических уложений и всеобщий распад боевых умонастроений сотрудников, только и успевавших приноравливаться к кадровой чехарде, смене начальства и бесконечным одергиваниям.
Былая атмосфера управления, некогда созданная мощным, устремленным на действие Решетовым, властным авантюристом, неизменно работавшим на результат без оглядок и страха, давно истаяла, вытесненная вакуумом рутины и всяческих конъюнктурных заказов.
Отправился в кадры за очередным внештатным удостоверением, должным сегодня вручиться руководителю одной из дочерних компаний Газпрома, нашему спонсору, с кем через час у меня была назначена встреча.
Подхватил портфель с Ленкиными бирюльками, затем полез в сейф, извлек из него почетный знак конторы и бланк удостоверения, наспех заполнил его – пригодится для обоснования весомой материальной помощи…
А в кадрах царила суета: там тоже выписывали наградные удостоверения на медали «Участнику контртеррористической операции на Кавказе». На столе заместителя начальника кадров россыпью, как игральные карты, были разбросаны уже заполненные бланки с подсыхающими гербовыми печатями. Мешок с медалями стоял в углу.
На одном из бланков я прочел фамилию Абрикосова, на другом – Филиппенко, на третьем – поставщика свинины в столовку…
– Вы кого награждаете? – возмутился я. – Они же не знают, какой стороной гранатомет стреляет…
– Медаль юбилейная, – невозмутимо ответил кадровик. – Памятная, так сказать, да и вообще привезли остатки от штамповки, чего ж теперь – в лом их сдавать? Кстати, и вам полагается. Причем заслуженно. Да! – Он полез в стол и вытащил оттуда какой-то алюминиевый орден размером с чайное блюдце – с позолоченными вензелями, в синей и белой эмали, внушительный.
Вручил орден мне. Затем подвинул тетрадь:
– Распишитесь в получении…
– А это что такое? – удивился я.
– Номерной почетный знак нашего антитеррористического центра…
– Да они еще ни одного террориста не поймали, насколько мне известно, и уже свои бирюльки выпускают? И мне-то за что эта дребедень полагается?..
– Вы в списке…
Полная ахинея!
Через час с торжественным выражением лица я вручал нашу ведомственную награду деятелю из Газпрома в его роскошном кабинете, отделанном резными дубовыми панелями, с малахитовым письменным прибором на антикварном столе, среди кресел с обтянутыми лайкой сиденьями и с витиеватыми гнутыми спинками из карельской березы. Стены кабинета заполоняли фотографии его хозяина, красовавшегося в компании то президента, то премьера, то патриарха, то лидеров партий.
Удостоверение и знак он принял снисходительно, даже не удосужившись их рассмотреть. После подошел к застекленному шкафу, вытащил оттуда коробочку с Золотой звездой Героя России, а затем предъявил мне соответствующую копию указа президента. С грифом «секретно». Изрек покровительственно:
– Вот, вчера вручили в Кремле… Можете поздравить.
Я невольно покраснел. Тоже мне, приперся с жалкой побрякушкой, как с репейником в дивный розарий…
– Вот это да! – искренне пожал я ему руку, сам же думая: за какие-такие заслуги? И еще этот гриф…
– Денег на Совет я вам уже перевел, – сообщил между тем хозяин кабинета, бережно умещая обратно в шкаф и звезду, и указ. – И помогать вам будем, это естественно, тем более просил полпред… Но, дорогой мой, скоро пора выборов, да и Администрация за холку держит… В общем, будем финансировать по возможности, вторым эшелоном. Вот, кстати, Коромыслову передайте лично, на представительские, так сказать… – И он вручил мне загодя приготовленный пакет.
Я пакет принял и учтиво откланялся. И понял, за что именно этот дядя получил геройскую звезду, и стыдливый смысл грифа уяснил, и свою тщету что-либо противопоставить всему этому бесстыдному и никчемному абсурду.
Мы все-таки азиатская страна.
Но, собственно, а чему удивляться после этой встречи с ответственным лицом, торгующим отечественными стратегическими углеводородами? Он хоть деньги нуждающимся от своих щедрот раздавал. А у нас в МВД сколько прощелыг орденами и медалями за свое лизоблюдство звенят? Ободрал колено о край канцелярской тумбы или споткнулся на паркете – орден Мужества. Знавал я и сержантов, за десяток лет за свое лизоблюдство добравшихся до звания «полковник».
Вновь позвонила Лена. И опять пропела застенчивым нежным голоском:
– Слушай, можешь помочь человеку с американской визой?
Я скрипнул зубами, решив до поры не устраивать выяснения отношений по поводу контрабанды.
– Какому еще человеку?
Она назвала имя известного всем эстрадного исполнителя и одновременно серьезного дельца, кому в визе было отказано из-за подозрений в его тесных связях с организованным криминалом.
– Это решается не в посольстве, а в Госдепартаменте, – сказал я. – Можно и не пытаться.
– Слушай, за единовременную визу люди платят полмиллиона долларов… Неужели ничего нельзя придумать?
– Обратись к президенту США, – сказал я. – Или к госсекретарю, на худой конец… Да! А какой смысл платить такие деньги за одну поездку?
– А ты представь, сколько тут по городам и весям русских общин. Он эту сумму компенсирует трижды как минимум!
– Идите на хер, леди. Не берусь. Отбой.
Я вновь пробежался по списку дел: предстояли визиты к двум банкирам, на ликеро-водочный завод, дабы в резерв будущих празднеств и всякого рода показух нам отгрузили грузовик качественного алкоголя, далее – наведаться на Старую площадь, где готова резолюция о выделении мне и Коромыслову двух участков под строительство загородных домов в районе Барвихи, причем не по кадастровой, а по нормативной стоимости, то есть за все про все – пять тысяч долларов с каждого, хотя на хрена мне этот участок?
Но пусть будет, ладно.
После совместная встреча с Аликом из «Капитала» и с нашими ветеранами из деловых и ушлых ребят, прислуживающими ныне одному из нефтяных магнатов. Алик выстроил свой офис напротив бензоколонки, принадлежащей моим бывшим коллегам, и прилагал все силы, дабы бензоколонку снести, ибо вонь от нее неблагоприятно влияла на служащих, важных гостей и клиентов, а бодрые отставники терять источник прибыли не хотели, предлагая уладить конфликт полюбовно. Их хозяин-магнат материально поддерживал как меня лично, так и наш Совет в частности, а потому приходилось, увы, впрягаться в разрешение конфликта.
Только к позднему вечеру мне удалось устроить встречу Есина с Тарасовым в отдельном кабинете ресторана, которым владела жена нашего борца с экономическими недоразумениями.
Негодяи разрешили свои недоразумения в течение получаса, не вступая ни в малейшие пререкания.
– Там один представитель швейцарской фирмы у меня… – говорил Тарасов. – Дело о контрабанде часов… Твои парни ведут… Поможем человеку?
– Ситуация управляемая, – отвечал Есин. – Но он, как мне сказали, упертый, диалог невозможен…
– Потому как на меня рассчитывает, – тонко усмехнулся Тарасов. – Не переживай, клиент ручной, от слова «прокуратура» седеет на глазах…
– А вот по контрабанде телефонов ты сейчас не за то дело взялся, – продолжил Есин, – напрасная суета. Инцидент на контроле у чекистов, завалишь и следователя, и судью, когда до его решения дойдет… Тут уж дай нам отличиться без своих рогаток, они тебе дороже встанут…
– Все понял, спасибо за вводную…
Затем Есин отбыл на иную очередную встречу, а мы с опальным чекистом остались наедине.
– Как ты сумел ввернуться в следствие и в суды? – спросил я. – И в таких широчайших масштабах?
– Расчет основополагающих точек системы, – пожал он плечами. – К тому же старые связи… Их надо было лишь организовать, связать между собой. Искусство компиляции.
– Так ты себя легализовал под прежним именем? – только тут дошло до меня.
Он самодовольно хмыкнул:
– А кого теперь-то бояться?
Тут он был прав: Решетов свое отыграл. Недавно я видел его, садящегося в машину у здания Совета Федераций. Он похудел, съежился, как заветренный сыр, говорили, серьезно болен, но мне думалось, что причина его пониклости таилась в ином: он стремительно хирел, находясь в вакууме безвластия, как хищник в тесном вольере. И компания ветеранов политической сцены тяготила его своим пустозвонством и практической никчемностью.
– Так теперь к тебе обращаться – кого «открыть», а кого «закрыть»? – спросил я.
– Если клиент не ходит под большим политическим заказом, – важно ответил Тарасов. – С Администрацией я не бодаюсь. А так – милости просим.
Он достал овальный серебряный цилиндрик, высыпал из него на чистую тарелку щепоть белого и плотного, как мука, порошка, нашинковал его сноровисто краем кредитной карты в три узеньких дорожки и, свернув трубочкой стодолларовую купюру, втянул кокаин в мигом порозовевшие ноздри. Пояснил сокрушенно: – Иногда себе позволяю. После напряженного трудового дня. Ты будешь?