– Короче, попал внутрь игры, – с понимающим видом сказал Хатч. – Со мной было почти то же самое.
– Я сейчас с трудом могу вспомнить, что чувствовал. Сначала подумал, это меня заглючило по-крупному. А потом понял, что все на самом деле происходит. Чуть со страху не обделался. Повисел немного, подумал и решил действовать. У меня девиз такой по жизни: «Надейся на лучшее, борись до последнего».
– Хороший девиз.
– Короче, я обрезал стропы и слез с дерева. Лес, темнота. Мешок мой с припасами, картой и рацией улетел куда-то. Стал его искать. Фонарь зажечь боюсь – вдруг патруль? Короче, ждал до утра. Потом все-таки нашел мешок, достал карту. И пакет с заданием…
– Погоди-ка, брат, тебя как зовут? – не выдержал я.
– Тога. Вообще-то я Толик. Но в виртуале – Тога.
– Будем знакомы, Тога. Я Леха, ник Алекто. А это Валерчик, в виртуальном миру – Хатч.
Мы обменялись рукопожатиями. Мне что-то так хорошо стало на душе, словами не опишешь.
– Ты откуда будешь, Тога? – спросил я.
– Казанский.
– О, почти земляк! – обрадовался Хатч. – Я из Поволжья, Самарская губерния.
– Нет, здорово, что вы здесь, – сказал Тога. – Как-то даже в погребе светлее стало.
– Так ты рассказывал, что карту и пакет нашел.
– А, точно. У меня было задание отыскать эшелон с горючим для ракет «Фау-2». Немцы его где-то на секретной станции южнее Кале держали, но авиация союзников его нашла, да только разбомбить не могла: агентура предупредила, что немцы в состав включили вагоны с военнопленными. Вот нам и поставили задачу: найти состав, потихоньку освободить заключенных, а цистерны с топливом взорвать.
– Видать, брат, ты всерьез заигрался, – заметил я, узрев в глазах Тоги воодушевленный блеск.
– Нет, реально было интересно. Станцию я нашел. Охраны там – мама не балуйся! Патрули с собаками, зенитки, танки, снайперы на вышках, фаустники. Сплошняком матерые Ваффен-СС, не какой-то там фольксштурм. А я один, со «Стеном», пистолетом и десятком гранат. Да еще взрывчатки килограмма четыре в мешке.
– То есть как один? Ты же говоришь, вас группой сбросили?
– По игре – да. Но в РЕАЛЬНУЮ Францию сорок четвертого года попал я один.
– Постой, так это что, не игра?
– Ребята, я вам десять минут объясняю – не игра это. Настоящая война. Я сам, когда понял, долго отходил.
– Это что, мы все втроем провалились в настоящий 1944 год?
– Выходит, так.
– Хороша уха из петуха! – Я почувствовал, что по моей спине ползут не то что холодные мурашки – муравьи-мутанты из жидкого гелия. И тут меня осенило. – Погодите, есть один способ проверить. Внимание!
Мой трижды повторенный ник не возымел никакого эффекта. Консультант не появился. Или это опять неведомые мне правила Главного Квеста, или же Тога прав и мы, страшно подумать, на войне. Да еще в плену. Мне вдруг стало очень нехорошо и морально, и физически.
– Лех, ты что? – Хатч озабоченно заглянул мне в лицо. – Плохо, да?
– Голова кругом пошла. – Я попытался взять себя в руки. – Ну и что было дальше, Тога?
– А ничего. На станцию я ползком пробрался. Из пистолета с глушителем вырубил часовых. Еще тогда заметил, что имитация уж больно точная – запах пороха, ствол у оружия раскаляется от выстрелов. Для игры ненужные подробности. Сумел обойти зенитные батареи и пулеметы. Было очень страшно. Каждое движение будто во сне. Прополз полметра – и лежишь, обливаешься путом, ждешь, когда по тебя шмалять начнут. Больше всего боялся, что собаки меня учуют. Потом вспомнил, что у собак вроде не нюх острее, а слух. Старался двигаться бесшумно. Пару раз собачки все-таки забрехали, но немцы только в мою сторону постреляли маленько. – Тога помолчал. – Как вспомню, жутко делается. Я лежу, а над головой пули свистят. Неприятно. А еще ни с того ни с сего меня смех начал разбирать. Когда я на дереве повис, порвал штаны на интересном месте. Думаю, застрелят меня, найдут труп, а у меня дырка на жопе. Стыдоба. Вы чего это так на меня смотрите?
– Дальше, дальше рассказывай.
– Короче, добрался я до путей. Заполз под отцепленный вагон, часа полтора лежал неподвижно, разглядывал все в бинокль. Вычислил вагоны с военнопленными, они все были помечены белыми треугольниками. Охрана все больше по перрону прохаживалась, на пути не спускалась. За два часа до рассвета слышу: вроде как гул самолетов. Немцы, понятно, засуетились, забегали. Я к цистернам переполз, заложил взрывчатку. Тут откуда-то овчарка выскочила, хорошо, вовремя заметил, успел из пистолета ее уделать. С одного вагона сбил выстрелом замок, открыл дверь. А там, прикиньте, одни девки! То ли венгерки, то ли польки. Забились в вагон и таращатся на меня испуганно. Я им говорю: «Уходите, вы свободны!», а они не понимают. Потом какая-то баба выпрыгнула, обняла меня, и следом за ней остальные как горох посыпались. Зацеловали чуть ли не до смерти. И тут заухало: где-то рядом начали бомбы падать и немецкие «эрликоны» застучали. Вот повезло, так повезло. Пока немцы по перрону метались, я еще пару вагонов открыл, там уже мужики были. И вот тут началось – снайперы с вышек все это дело заметили. Вот это было страшно. Я видел, как беглецам пули головы разбивали вдребезги. Столько народу поубивали, сволочи, что вспоминать не хочется, а забыть не получается. Но большинство все-таки прорвались под шумок. И я с ними. Отбежал подальше в лес и включил радиодетонатор. Так шарахнуло, что просто любо-дорого!
– Слушай, Тога, да ты герой, блин! – сказал я без всякой иронии. – Слышь, Хатч, с нас причитается.
– Это я сейчас герой, а тогда меня колбасило так, что и не расскажешь. Весь в поту был, ноги-руки тряслись. Когда цистерны начали рваться, всю округу осветило. Слышу, со всех сторон собаки лают. Ну я и дунул в лес. Бегал до утра, пока из сил не выбился. Забрался в кусты и уснул. Просыпаюсь – надо мной какой-то хмырь стоит и орет дурным голосом. Я ему говорю: «Заткнись, папаша, немцев наведешь», а он голосит и еще с кулаками на меня лезет. Я с ним драться начал, тут и немцы появились. Побили немного руками, ногами и прикладами, обыскали и сюда притащили. Хорошо еще, не нашли ничего, взрывчатку я всю использовал, а мешок в лесу надежно так спрятал. Похоже, немцы просто не поняли, что это я состав взорвал, а то шлепнули бы на месте без разговоров. Вот и сижу тут второй день.
– Серьезная история. – Я проникся к этому щуплому рыжему пареньку большим уважением: даже если половина из того, что он рассказывает, – правда, то уж только за это надо обвешать его с головы до ног всеми существующими орденами. В одиночку пробраться на военную базу и взорвать состав – гм! Я бы не смог. Помню, играл я как-то в один шутер, так меня, пока я дошел до середины игры, раз восемьдесят убили. А тут ведь не игра, настоящая война! Убивают один раз, без сохранения и перезапуска.
– Был тут один офицер, важный очень, а с ним переводчица, – сказал Тога. – Задавали мне вопросы по-английски, а я ни в зуб ногой. Стою и молчу. Я ведь для них англичанин. Потом этот офицер не выдержал, встал, подошел ко мне, приставил «Вальтер» к голове и начал по-своему лаять. Я по тону понял, что он говорит, мол, продырявлю твою башку, английская свинья, если говорить не начнешь. А я молчу, прикиньте, потому что говорить просто-напросто не могу! Ну он поорал-поорал, убрал пистолет, и они ушли. – Тога вздохнул. – Наверное, меня расстреляют.
– Ладно тебе! – Я играл в бодрячка, но прекрасно понимал, что Тога прав. Да и нам с Хатчем усиленное питание и хорошее обращение не светило. Пуля в затылок и безымянная могилка были куда вероятнее. Хотелось сказать ему что-нибудь утешающее, но тут я внезапно подумал о другом. – Слушайте, мужики, есть тема. Хатч, у тебя когда компьютер заглючил?
– По-нашему, по-земному? Восьмого, где-то под утро. Я точно не помню.
– Стоп. – Я понял, что сейчас доберусь до чего-то крайне важного. – У меня восьмого под утро повисла игра. После этого я получил приглашение в «Риэлити». А у тебя, Тога?
– Восьмого. – Сержант вопросительно посмотрел на нас. – И тоже ближе к утру. Любопытно. Это явно не совпадение.
– Это значит, – продолжил я развивать захватившую меня мысль, – что восьмого числа между четырьмя и пятью утра произошел какой-то вселенский компьютерный сбой, после которого мы трое оказались в виртуальной Вселенной. Что это значит? Две вещи: наверняка есть еще люди, попавшие сюда вместе с нами. Резонно? Резонно.
– А вторая вещь?
– Если был один сбой, возможны и новые. И нас будет мотать по этой Вселенной, пока мы из нее не выберемся.
– Ой, как я хочу отсюда выбраться! – вздохнул Хатч. – А уж из этого погреба особенно.
– Есть идея. – Я осторожно подошел к люку погреба и начал прислушиваться. Во дворе разговаривали немецкие солдаты. Я слышал разговор урывками, но кое-что было понятно.
– Ну что они? – шепнул Хатч.
– Тсс! Что-то неразборчивое… А, вот, понял. Говорят, что американцы уже захватили Шербур. Мол, скоро здесь будут.
– Скорее бы!
– Так, что-то про приказ из Берлина. – Я прислушался, потом жестом подозвал к себе Тогу. – Вы пользуетесь большим успехом, сэр. Ваш фейерверк увидели в Берлине.
– В смысле? – не понял Тога.
– Взрыв состава с топливом для ракет наделал баааальшой шум. Сюда едет какой-то оберст Баумгартнер из Особого управления вермахта. Вроде как расследовать твои художества.
– Ну и что?
– А то, что тебя до его приезда уж никак не расстреляют. Ты ценный кадр, Тога. А американцы уже в Шербуре. Чуешь?
– Знать бы еще, где этот Шербур. Может, он в тысяче километров отсюда.
– Ну уж не так далеко. Мы во Франции, а Франция не так уж и велика. Насколько я помню историю Второй мировой, боевые действия в 1944 году шли в северных департаментах Франции и в Бельгии. Думаю, мы сейчас или в Нормандии, или в Лотарингии. Так что до Шербура при любом раскладе от нескольких десятков до нескольких сот кэ-мэ. А америкосы на колесах, на «виллисах» и «харлеях». Быстро примчатся и нас освободят.