{121}. Следовательно, военный министр мог рассчитывать лишь на поддержку царя; другой протекции, помимо собственных заслуг на ратном поприще, у него не было.
На посту военного министра А.Н. Куропаткин достиг высшего чина — генерала от инфантерии в 1900 г. Одним из наиболее существенных достижений в министерство Куропаткина стало перевооружение русских сухопутных вооруженных сил новейшим вооружением. Это и скорострельная артиллерия, и мосинские трехлинейки, и первые пулеметы. Заслуга генерала Куропаткина заключается в том, что он оказался вынужден преодолевать инерционное сопротивление существенной части высшего генералитета, в ряду которого были люди, стоявшие гораздо выше Куропаткина на социальной лестнице.
Прежде всего, это ген. М.И. Драгомиров, считавший, что многозарядные винтовки лишь мешают выполнению задач по ударному разгрому противника в бою. Драгомиров добивается, чтобы скорострельные 3-дм орудия не получили щитов для защиты прислуги в сражении. Он являлся ярым противником пулеметов. Иными словами, человек, столь много сделавший для воспитания солдата, в конечном счете пришел к нигилизму — воспитательный фактор превысил разумное начало: необходимость отсутствия щитов на пушках объяснялась тем, что щит умаляет воинский дух. В таких воззрениях ген. М.И. Драгомирова поддерживали многие, но А.Н. Куропаткин сумел преодолеть сопротивление (хотя и не до конца и не по всем параметрам) и перевооружить армию. При этом войска, расквартированные на Дальнем Востоке, перевооружались в первую очередь, так как перенос геополитических усилий Российской империи на Тихий океан становится несомненным{122}.
В этом же 1900 г. генерал Куропаткин выступил главой военного ведомства Российской империи в первом конфликте государства XX столетия — Китайском походе для подавления восстания «боксеров», как называли европейцы восставших против иноземного гнета китайцев, возглавлявшихся организацией «Ихэтуань». В ходе конфликта русские войска под командованием ген. Н.П. Линевича 1 августа 1900 г. взяли штурмом Пекин, а также ликвидировали массу отрядов восставших в Маньчжурии, некоторые из которых пытались вторгнуться даже и на территорию России. В 1902 г. Куропаткин был произведен императором в генерал-адъютанты.
На ответственности военного министра лежит составление стратегического планирования возможного военного конфликта с вероятными противниками. После заключения франко-русской конвенции 1892 г. тяжесть русского меча стала переноситься в Европу. Несмотря на то, что согласно франко-русским соглашениям задача Российской империи состояла в том, чтобы не позволить Германии вывести Францию из войны, А.Н. Куропаткин сумел сохранить в планировании приоритет удара по союзнику немцев — Австро-Венгрии. Если состязаться на равных один на один с мощной Германией русским было уже не под силу, то борьба с Двуединой монархией не представлялась особенно трудной. В итоге не менее половины всех сил русской действующей армии в случае Большой европейской войны при любом раскладе должна была быть отправлена против австро-венгерских армий. Этот приоритет будет сохраняться при всех преемниках генерала Куропаткина вплоть до Первой мировой войны.
Вскоре А.Н. Куропаткин сумел зарекомендовать себя в качестве крупного военачальника. На Курских маневрах 1902 г. военный министр командовал Южной (Киевской) армией. Ему удалось разгромить Северную (Московскую) армию, которой командовал великий князь Сергей Александрович. По итогам Курских маневров великий князь Николай Николаевич предназначался на пост главнокомандующего германским фронтом в случае войны против Тройственного союза, а Куропаткин — главнокомандующего австро-румынским фронтом. Великий князь Сергей Александрович должен был возглавлять 3-ю армию Юго-Западного фронта. В качестве начальника штаба Куропаткин выбрал себе начальника штаба Киевского военного округа ген. В.А. Сухомлинова — будущего военного министра, готовившего Российскую империю к Первой мировой войне. Именно после Курских маневров о ген. А.Н. Куропаткине заговорили в Европе как о выдающемся военачальнике — наследнике славы и воинского искусства М.Д. Скобелева.
В целом нельзя не сказать, что на посту военного министра ген. А.Н. Куропаткин являлся не «ястребом», а «голубем». В меморандуме марта 1900 г. военный министр А.Н. Куропаткин указывал императору Николаю II, что Российская империя уже достигла своих естественных границ, и что в XX столетии надлежит осваивать и упрочивать за собой то громадное пространство, что было приобретено за предшествовавшие века. Единственное исключение, быть может, по словам генерала Куропаткина, это Черноморские Проливы, чтобы были снижены расходы на охрану южных границ и одновременно ликвидирована угроза неприятельского проникновения в Черноморский регион. Что касалось грядущего конфликта на Дальнем Востоке, то Куропаткин считал, что ни в коем случае не следует оккупировать Маньчжурию, чтобы не допустить в малоосвоенную русскую Сибирь наплыва китайского населения, а также провести мирный договорной процесс с Великобританией в отношении Индии. По справедливому мнению военного министра, увязание России в дальневосточном конфликте могло принести реальную пользу лишь Германии, которая уже прямо рассматривалась российским военным истеблишментом в качестве основного стратегического соперника на континенте{123}.
В данном убеждении военного министра поддерживал министр финансов С.Ю. Витте, ратовавший за исключительно мирное, экономическое, освоение дальневосточного региона в лице Северного Китая (Маньчжурии) и Кореи. Тем не менее личные настроения императора, настроенного на великую азиатскую империю, безусловно, превалировали над точкой зрения министров — 16 февраля 1903 г. Куропаткин записывал в своем дневнике: «Я говорил Витте, что у нашего Государя грандиозные в голове планы: взять для России Маньчжурию, идти к присоединению к России Кореи. Мечтает под свою державу взять и Тибет. Хочет взять Персию, захватить не только Босфор, но и Дарданеллы. Что мы, министры, по местным обстоятельствам задерживаем Государя в осуществлении его мечтаний, но все разочаровываем; он все же думает, что он прав, что лучше нас понимает славу и пользы России. Поэтому каждый Безобразов, который поет в унисон, кажется Государю более правильно понимающим его замыслы, чем мы, министры»{124}.
В середине 1903 г. А.Н. Куропаткин ездил с инспекторской поездкой на Дальний Восток, посетил Владивосток и Сахалин, побывал в Японии. В Японии Куропаткин должен был разъяснить позицию Российской империи относительно Маньчжурии и Кореи. По итогам поездки в июле он докладывал императору: «Мы можем быть вполне спокойны за участь Приамурского края, мы ныне можем быть спокойны за судьбу Порт-Артура, и мы вполне надеемся отстоять Северную Маньчжурию». Хотя еще в начале года, в отчете за второе пятилетие пребывания на посту военного министра, Куропаткин пытался перенести главное внимание на запад, против Германии и Австро-Венгрии. К сожалению, как известно, под влиянием так называемой «безобразовской клики» Николай II всецело перенес свою внешнеполитическую активность на Дальний Восток.
Сознавая необходимость укрепления экономики и народного хозяйства, военный министр пытался сделать все, от него зависевшее, чтобы избежать войны с молодым империалистическим хищником — Японией. Правда, этой войны Куропаткин не боялся, справедливо считая, что Япония не может победить Россию. Другое дело, что поражение в ограниченном конфликте русским генералитетом вообще не допускалось как таковое. Это противоречие между мнением военного министра и его же декларациями о состоянии российской военной машины, позволило царю не обращать надлежащего внимания на предостережения. Действительно, перед войной Куропаткин неоднократно предлагал оставить Южную Маньчжурию, но одновременно утверждал, что в случае войны Япония будет безусловно разгромлена. Тогда почему же император должен был отказаться от планов в Китае?
Чем ближе к войне, тем все больше «партия мира» в лице министра финансов С.Ю. Витте, министра иностранных дел В.Н. Ламздорфа и военного министра А.Н. Куропаткина предлагала идти на уступки. В частности, в октябре 1903 г. генерал Куропаткин в своей записке царю предложил возвратить Порт-Артур Китаю, продать ему южную ветвь Маньчжурской железной дороги, получив за все 250 тыс. руб. и право на Северную Маньчжурию. Витте и Ламздорф поддержали Куропаткина, но Николай II предпочел Безобразова и его клику.
Что касается вероятных военных действий на Дальнем Востоке, то военный министр выдвигал идею затяжной войны, причиной чего представала незавершенность Великой Сибирской магистрали — Транссиба. Незадолго до своего назначения в Маньчжурию ген. А.Н. Куропаткин представил императору доклад, в котором излагался его стратегический план ведения борьбы. Здесь он писал: «На первой стадии кампании нашей главной задачей должно быть предотвращение уничтожения наших сил по частям. Очевидная важность того или иного пункта или позиции (за исключением крепостей) не должна приводить нас к существенной, большой ошибке удержания этого места недостаточными по численности войсками, что приведет нас к результату, которого мы стремимся избежать. Постепенно наращивая силы и готовясь к наступлению, мы должны осуществлять наступательные действия только тогда, когда будем достаточно сильны для наступления, когда у нас будут все необходимые припасы для непрерывного наступления в течение длительного промежутка времени»{125}. Куропаткин считал, что необходимо «готовиться, что Порт-Артур будет отрезан на довольно продолжительное время. И, не допуская наши войска до частного поражения, [мы] должны отступать по направлению к Харбину до тех пор, пока прибывшими с тыла подкреплениями не будем усилены настолько, что получим возможность, перейдя в наступление, разгромить японцев». Таким образом, уже здесь была выдвинута знаменитая куропаткинская максима: «Терпение, терпение и еще раз терпение». Отказ от смелых наступательных действий, пусть даже и недо