.
После смены главнокомандующего армиями Северного фронта Ставка настаивает на подготовке очередной наступательной операции на Северном фронте. То есть видно, что предшествовавшая пассивность напрямую связывается с А.Н. Куропаткиным. 17 августа Алексеев сообщил главкосеву ген. Н.В. Рузскому, что перевес в силах севернее Полесья по-прежнему превосходит возможности Юго-Западного фронта: 481 тыс. чел. (Северный и Западный фронты) и 382 тыс. чел. (Юго-Западный фронт) разницы против неприятеля. Заметив, что Северный и Западный фронты подчас занимают пассивное положение, Алексеев спешит как бы оправдаться перед подчиненным: неудачи севернее Полесья заключаются в недостатке тяжелой артиллерии и снарядов, а раз Юго-Западный фронт действует на «важнейшем направлении», то необходимо передавать туда силы и средства во имя решения обшей стратегической задачи: «Войска, расположенные севернее Полесья, нужно рассматривать как резерв». Одновременно ген. М.В. Алексеев предписал вести «частные бои», чтобы «улучшить свое положение»{180}. Однако в любом случае подвигнуть Рузского к наступлению так и не удалось.
После отставки
К середине 1916 г. военное министерство Российской империи поставило перед военно-политическим руководством страны новую проблему. В слабом в техническом отношении государстве к исчерпанию стали подходить трудовые ресурсы. С одной стороны, в вооруженные силы были призвано не более 10% от всего количества населения России, с другой стороны — имеющийся уровень механизации народного хозяйства требовал присутствия в тылу значительного числа мужчин трудоспособного возраста. Иными словами, военное ведомство стало испытывать нехватку людей, могущих быть призванными в армию. Строительство оборонительных рубежей и инфраструктуры снабжения фронта также отрывало десятки тысяч солдат от непосредственно боевой деятельности.
Еще в 1915 г. соответствующими ведомствами были проведены статистические мероприятия, определяющие те категории людей, что не подлежали призыву на воинскую службу, согласно довоенному законодательству. В данные категории входили: 1) русское население Туркестанского края (кроме Семиреченской и Закаспийской областей), Камчатки, Сахалина, крайних северных уездов и округов Енисейской, Томской, Тобольской губерний и Якутской области; 2) граждане Финляндии (Финляндия вносила за освобождение своих граждан от воинской службы ежегодный денежный налог около двенадцати миллионов марок); 3) инородческое население Сибири и Туркестанского края; 4) инородческое мусульманское население Кавказа; 5) инородцы Астраханской и Ставропольской губерний; 6) самоеды Мезенского и Печорского уездов Архангельской губернии. Общая численность лиц мужского пола данных категорий к началу 1914 г. — около 7 млн. чел., в том числе 114 тыс. русских.
Решение о перемене законодательства, как известно, могла принять только Государственная дума. С этой целью в ноябре 1915 г. Главным Штабом была составлена докладная записка, где подводились итоги проведенной работы по учету населения, могущего быть мобилизованными если не в вооруженные силы, то хотя бы на работы оборонительного характера. Главный штаб предлагал оставить вне призыва финнов, а также небольшие категории населения в глубине России. Среди же тех людей, что могли пополнить резервы армии, назывались: 1) русское население Сахалина; 2) русское население Туркестана; 3) киргизы Степной области и Туркестана; 4) туркмены, калмыки и ногайцы Астраханской и Ставропольской губерний; 5) сарты Туркестана; 6) узбеки, таджики и каракалпаки Туркестана; 7) татары, дунгане и таранчи Туркестана; 8) инородцы Тобольской и Томской губерний; 9) буряты; 10) якуты; 11) инородцы Иркутской и Енисейской губерний (татары, тунгусы, самоеды); 12) инородцы Приморской и Амурской областей; 13) все мусульманское Кавказа и Закавказья (кроме курдов и турок); 14) дагестанцы, чеченцы, ингуши, кумыки, осетины и прочее население Северного Кавказа. Согласно расчетам Главного штаба, приводимым в записке, к воинской повинности будет привлечено 78% ранее освобожденного населения: 5 767 000 мужчин против 1 652 000. А с вычетом финнов — и все 97%.
Невзирая на протесты гражданских ведомств, летом 1916 г. Ставка категорически потребовала миллиона пар рабочих рук на фронтовые работы. Взять эти руки предлагалось в Туркестане, коренное население которого до войны было освобождено от военной службы. 25 июня император подписал указ «О привлечении мужского инородческого населения империи для работ по устройству оборонительных сооружений и военных сообщений в районе Действующей армии, а равно для всяких иных, необходимых для государственной обороны работ». Привлекаться должно было все трудоспособное мужское население от 19 до 40 лет. 27 июня премьер-министр Б.В. Штюрмер предписал мобилизовать население Туркестана «в кратчайший срок». Уже в августе составленные из инородцев рабочие команды стали поступать в ближайшие войсковые тылы. Мобилизационные мероприятия проходили, несмотря на то, что еще 20 июня император повелел отсрочить призыв «до сбора урожая текущего года», а 30 июля — до 15 сентября.
Вследствие злоупотреблений русской администрации на территории Туркестана, Оренбургского генерал-губернаторства и Северного Кавказа началось национально-освободительное движение. Борьба против русских перемежалась с классовой и национальной борьбой. А.Н. Куропаткин говорил о причинах волнений следующим образом: «Невероятно спешные мероприятия, без подготовки и оповещения населения о привлечении туземцев к работам в тылу армии, послужили причиной волнений. Чуть не за несколько дней до объявления туземцам было приказано собраться к 15 июля для наряда на работы. Население могло быть разорено, ибо как раз наступал период сбора хлопка»{181}.
С 7 июля власти стали получать известия о вооруженных волнениях в Ферганской долине, откуда движение перекинулось дальше в Среднюю Азию и Казахстан. Начало восстания — город Ходжент, 4 июля. Причем антивоенное движение сочеталось с антирусскими настроениями, вызванными столыпинской аграрной реформой, согласно которой русские переселенцы получали в Казахстане лучшие участки земли, ибо казахи занимались скотоводством, а не земледелием. Призыв мусульманского населения на тыловые работы был опубликован в начале июля, в разгар полевых работ. Что это означало в качестве той информации, что разносилась слухами? Что мужчины от 19 до 43 лет станут копать окопы для русских солдат под неприятельским огнем. А ведь эти люди были перед войной вовсе освобождены от военной службы. Во-вторых, это значило, что их семьи, вполне возможно, будут голодать зимой, так как урожай еще не был убран. В-третьих, масса злоупотреблений означала, что на фронт будет послана исключительно беднота: не могла же местная знать отправить своих детей рыть окопы. Но главное, это позиция местных властей: «Сельские и аульные старосты, которым было поручено составление списков мобилизованных, восприняли указ по-своему. Судя по всему, именно они стали распространять слухи, что это не набор на тыловые работы, а скрытая мобилизация на фронт, необходимая для уничтожения коренного населения и заселения освободившихся земель русскими… Коренное население Туркестана истолковало мобилизацию на тыловые работы, как отказ со стороны русского правительства от данных ранее обязательств и нарушение своих законных прав»{182}. В итоге восстание не затухало вплоть до Февральской революции.
Но вот сбить основную волну недовольства русским властям все-таки удалось. Это ответственное дело поручалось неудачливому полководцу, но прекрасному администратору, превосходно знавшему Туркестан. Подавлением восстания руководил смещенный с поста главнокомандующего армиями Северного фронта ген. А.Н. Куропаткин, который 22 июля был назначен туркестанским генерал-губернатором и войсковым наказным атаманом Семиреченского казачьего войска. Первоначально шла интрига о назначении Куропаткина военным министром, но слухи и закулисные маневры в данном случае оказались бесполезными. Временно исполняющий обязанности туркестанского генерал-губернатора Ф.В. Мартсон был смешен еще в июле и заменен М.Р. Ерофеевым. Но именно генерал Куропаткин сумел добиться умиротворения Туркестанского края, вытеснив не складывавших оружия повстанцев на окраины империи.
Еще в конце июня Куропаткин получил из Мерва телеграмму от ханши Гуль-Джемал, в которой она, от имени всех туркмен, просила заступничества перед русскими властями. Куропаткин, в свою очередь, не желая действовать через головы непосредственного руководства и напрямую воздействовать на царя, обратился к М.В. Алексееву с просьбой ходатайствовать перед императором об отсрочке призыва в Туркестане до сентября месяца. Обращение в Ставку возымело самые неожиданные последствия. Военный министр ген. Д.С. Шуваев сумел упросить императора об отправке в Туркестан самого Куропаткина. Первоначально Николай II не соглашался, однако же внял доводам: не секрет, что и полководческий фактор в военной деятельности А.Н. Куропаткина оказался весьма слаб. В итоге Куропаткин 22 июля получил известие о своем новом назначении в виде именно депеши от Верховного главнокомандующего, причем, как оказалось, это назначение стало неожиданностью и для М.В. Алексеева.
В Туркестане усиленно распространялись слухи, что набор мусульман на фронтовые работы имеет целью уничтожение местного населения с тем, чтобы освободившиеся земли передать русским поселенцам, которые переселялись в Туркестан в ходе столыпинской аграрной реформы. Поэтому в районе Пишпека и Пржевальского уезда, где компактно проживали русские крестьяне, было убито более 2 тыс. русского мирного населения, не считая 1,3 тыс. пропавших без вести. Русские и казахи с киргизами в ходе волнений резали друг друга: местное население — в начале восстания, русские — по проходе карательных войск. Туркмены приняли участие в восстании, как правило, в пассивной форме — явное уклонение от проведения мобилизации на окопные работы