й позднее участвовал в попытке деблокирования киевского «котла». Гудериан написал об этих событиях следующее: «18 сентября сложилась критическая обстановка в районе Ромны. Рано утром на восточном фланге был слышен шум боя, который в течение последующего времени все более усиливался. Свежие силы противника – 9-я кавалерийская дивизия и еще одна дивизия совместно с танками – наступали с востока на Ромны тремя колоннами, подойдя к городу на расстояние 800 м. С высокой башни тюрьмы, расположенной на окраине города, я имел возможность хорошо наблюдать, как противник наступал, 24-му танковому корпусу было поручено отразить наступление противника. Для выполнения этой задачи корпус имел в своем распоряжении два батальона 10-й мотодивизии и несколько зенитных батарей. Из-за превосходства авиации противника наша воздушная разведка находилась в тяжелом состоянии. Подполковник фон Барсевиш, лично вылетевший на разведку, с трудом ускользнул от русских истребителей. Затем последовал налет авиации противника на Ромны. В конце концов нам все же удалось удержать в своих руках город Ромны и передовой командный пункт. […] Угрожаемое положение города Ромны вынудило меня 19 сентября перевести свой командный пункт обратно в Конотоп. Генерал фон Гейер облегчил нам принятие этого решения своей радиограммой, в которой он писал: «Перевод командного пункта из Ромны не будет истолкован войсками как проявление трусости со стороны командования танковой группы»[69]. На этот раз у Гудериана не прослеживается никакого излишнего презрения относительно атакующих кавалеристов. Ромны не стали последним сражением 2-го кавалерийского корпуса. Поздней осенью 1941 г. корпус П. А. Белова сыграл важную роль в оборонительных боях под Москвой, где получил звание гвардейского.
Встреча на Эльбе. Американец с удивлением рассматривает оружие прошлого – кавалерийскую шашку.
Непосильная ноша. Одновременно в начальный период войны, в условиях череды «котлов», бесконечных отступлений, потери казавшихся неприступными укрепленных полос и сгоравших как свечки мехкорпусов с сотнями танков, кавалерию Красной Армии попытались всемерно усилить и развить. По сути, это была попытка найти нетипичные средства сдерживания противника (хотя, как уже указывалось выше, в Главе 1, стандартными средствами тоже отнюдь не пренебрегали).
Суть новой концепции заключалась в формировании массы легких кавалерийских дивизий, получивших название «рейдового» или «истребительного», типа. Легкие кавалерийские дивизии «истребительного» типа предполагалось использовать:
а) для рейдов в тылах противника;
б) для уничтожения ставших с первых недель войны настоящим «пугалом» парашютных десантов немцев в тылу;
в) в качестве подвижного резерва командования.
В состав легкой кавалерийской дивизии «истребительного» типа входили по три кавалерийских полка, аналогичных по структуре довоенному штату, но без средств ПВО и без специальных подразделений (саперов, связи, химиков). По первоначальному замыслу в состав дивизии включался бронеавтомобильный эскадрон в составе 10 броневиков «БА-10». Однако по факту подавляющее большинство легких дивизий этого эскадрона не имели. По штату эти дивизии насчитывали около 3400 человек и 3800 лошадей. Таких дивизий до 1 января 1942 г. сформировали аж пятьдесят восемь штук.
Главным минусом «легких дивизий» стало исключение из их состава дивизионной артиллерии и тылов. Расчет строился на возможности снабжения людей и лошадей из местных резервов. Однако попытки задействовать легкие дивизии для рейдов по тылам противника (43 и 47 кд группы полковника Бацкалевича, 50 и 53 кд группы полковника Доватора) особого успеха не имели.
Собственно именно эти формирования могли дать почву для «черной легенды» об увлечении кавалерией в послевоенные годы в условиях недоступности документов, слухов и сплетен об использовании кавалерийских частей.
Однако даже в таких условиях кавалеристы выходили в гвардию. В начале июля 1941 г. в лагерях у станицы Урупской и под Ставрополем началось формирование 50-й и 53-й кавалерийских дивизий. Основной кадровый состав дивизий составляли призывники и добровольцы кубанских станиц Прочноокопская, Лабинская, Курганная, Советская, Вознесенская, Отрадная, терские казаки ставропольских сел Труновское, Изобильное, Усть-Джегутинское, Ново-Михайловское, Троицкое. 13 июля 1941 г. началась погрузка в эшелоны. Командиром 50-й дивизии был назначен полковник Исса Александрович Плиев, 53-й – комбриг Кондрат Семенович Мельник. 18 июля 1941 г. дивизии разгрузились на станции Старая Торопа, западнее Ржева. Так началась история еще одного легендарного кавалерийского корпуса – 2-го гвардейского Л. М. Доватора.
Учения польской кавалерии. Атака ведется в пешем строю, на заднем плане видны коноводы с лошадьми.
В зимней кампании 1942 г. свежесформированные кавалерийские дивизии активно использовались в боях. Характерный пример – это бои на южном секторе фронта. Воевавший там Э. фон Маккензен впоследствии вспоминал: «На момент приема командования группой в Сталино после полудня 29 января противник уже опасно приблизился к железной дороге Днепропетровск – Сталино и тем самым к жизненно важной (так как она была единственной) железнодорожной линии снабжения 17-й армии и 1-й танковой армии. Ориентируясь по обстоятельствам, первоначально речь могла идти лишь о том, чтобы удержать необходимые коммуникации и организовать первую оборону»[70]. Только в ходе упорной борьбы с бросанием в бой саперов из понтонных батальонов немцам удалось удержаться. Противником его была едва ли не одна кавалерия: «Корпус в прошедших восьми неделях боев сражался с русскими 9 стрелковыми, 10 кавалерийскими дивизиями и 5 танковыми бригадами»[71]. Немецкий военачальник в данном случае не ошибается, ему действительно противостояло больше кавалерийских, чем стрелковых дивизий. Против соединения фон Маккензена сражались дивизии 1-го (33-я, 56-я и 68-я), 2-го (62-я, 64-я, 70-я) и 5-го (34-я, 60-я, 79-я) кавалерийских корпусов, также 30-я отдельная кавалерийская дивизия Южного фронта. Причины такого широкого использования кавалерии в зимней кампании 1941–1942 гг. вполне очевидны. В Красной Армии на тот момент попросту не было крупных подвижных соединений. В танковых войсках наибольшим подразделением была танковая бригада, которая могла оперативно использоваться только как средство поддержки пехоты. Рекомендованное в то время объединение под одним командованием нескольких танковых бригад также не давало результата. Единственным средством, позволяющим осуществлять глубокие охваты и обходы, была кавалерия.
Здесь приходится признать, что на кавалерию советским командованием была взвалена непосильная ноша. Заменить самостоятельные механизированные соединения она все же не могла. Поучительным примером, показывающим ограниченные возможности Красной Армии зимой 1941–1942 гг., являются действия 6-го кавалерийского корпуса К. С. Москаленко в Барвенковско-Лозовской операции. В состав корпуса входили 26-я кд, 28-я кд и 49-я кд и дивизион связи. Общая численность корпуса составляла на 15 января 1942 г. 8550 человек, дивизионной артиллерии он не имел, только полковую – 22 76-мм полковые пушки, 14 45-мм пушек. 19 января корпусу подчинили 5-ю гв. тбр (6 «Т-34» и 5 «Т-60»).
Директивой командования направлением кавкорпусу была поставлена задача войти в прорыв в районе Савинцы, перерезать железные дороги Харьков – Лозовая и Харьков – Днепропетровск. В дальнейшем предписывалось действовать по тылам харьковской группировки противника в общем направлении на Красноград, Диканька. Корпусу также подчинялась 411-я сд. С самого начала ввод корпуса в прорыв проходил с отклонением от плана. Рубеж Щуровка, Ивановка захвачен пехотой не был. Переправа через Сев. Донец у Щуровки находилась под обстрелом противника, что вынудило весь корпус переправляться ночью по единственному мосту у Савинцев. Это потребовало больших организационных усилий и скрупулезного составления графика выдвижения. Тем не менее корпус в ночь на 23 января 1942 г. вошел в прорыв.
Поначалу продвижение кавалерии вперед было достаточно успешным. Удалось перерезать железную дорогу на Лозовую. Утром 26 января удалось овладеть узлом дорог Алексеевкой, в середине дня – хутором Красный. Здесь были взяты богатые трофеи: 9 тяжелых орудий, 7 пушек ПТО, боеприпасы и автомашины. Вечером того же дня полк 28-й кд занял Верх. Бишкин. Однако немецкое командование начало спешно выдвигать по железной дороге свои резервы на перехват кавкорпусу. Эшелоны двигалась из Мерефы в Тарановку (на ж.д. ветке на Лозовую). С фронта через Красноград подходила румынская горная бригада. Также резервы противника подходили со стороны Лимана. 27 января контратакой от Лимана немцы выбили кавалеристов из Верх. Бишкина, одновременно была прочно занята Берека.
Осознавая угрозу флангу, командующий 6-й армией А. М. Городнянский приказывает кавкорпусу овладеть рубежом Верх. Бишкин, Берека. С 27 по 29 января части 6-го кк выполняли эту задачу, но успеха не имели – артиллерийская поддержка состояла из 19 76-мм пушек с ограниченным запасом снарядов. У 5-й гв. тбр заканчивалось горючее, кроме того, ее танки «Т-60» были неспособны продвигаться по глубокому снегу. Ошибкой А. М. Городнянского стало использование 411-й сд. Приказ о ее передаче кавкорпусу фактически не был выполнен. Ввиду оптимистичной оценки обстановки ее бросили вперед по следам кавалеристов, и она продвигалась без соприкосновения с противником с 23 января. Только в ночь на 2 февраля 411-я сд была подчинена 6-му кк, но сосредоточилась в Алексеевке только к исходу 3 февраля. 4–7 февраля соединения кавкорпуса атаковали Верх. Бишкин и Береку, но противник отбивал атаки за счет огневого превосходства. Верх. Бишкин переходил из рук в руки, но в итоге остался за противником. Последним успехом кавалеристов стал рейд на станцию Кегичевка с истреблением гарнизона (ок. 200 человек) и разрушением ж.д. путей.