ия, бригада штурмовых орудий, артиллерийские части.
Немецкий кавалерист второй половины войны: в камуфляже и с «МП-40».
На Рождество 1944 г. корпус Хартенека получил приказ на переброску в Венгрию (туда же из-под Варшавы убыл IV танковый корпус СС). В Венгрии I кавалерийский корпус получил в подчинение 1-ю и 23-ю танковые дивизии. По существу был создан аналог советской конно-механизированной группы. Более того, в Венгрии был сделан следующий шаг: кавалерийские бригады переформировали в дивизии в январе – феврале 1945 г. Немецкий кавкорпус участвовал как в попытках деблокирования Будапешта, так и в операции «Весеннее пробуждение» – наступлении 6-й танковой армии СС под Балатоном.
Войска СС также обзавелись в ходе войны кавалерией. Однако предназначением этой кавалерии являлось не использование в качестве «стратегической конницы», а сугубо полицейские функции по поддержанию порядка в тылу. Кавалерийская бригада СС была сформирована, что характерно, еще до начала войны с СССР, в начале 1941 г. Она насчитывала в тот период 3300–3500 человек, 2900 лошадей, 375 автомашин разных типов. Возглавил бригаду такой своеобразный персонаж, как штандартенфюрер СС Герман Фегеляйн. Многим это имя хорошо знакомо по фильму «Бункер» о последних днях Третьего рейха. Однако вряд ли зрители фильма представляли себе его как лихого кавалериста. Бригада попала на фронт в конце июля 1941 г. и использовалась для борьбы с разрозненными отрядами Красной Армии и партизанами в Припятской области. Фегеляйн отчитался о 15 тыс. убитых его бригадой евреях, местных жителях и партизанах. Осенью бригада СС занималась охраной тыловых коммуникаций ГА «Центр».
Летом 1942 г. в СС была сформирована кавалерийская дивизия СС, позднее получившая наименование «Флориан Гейер». Это была полноценная дивизия, численностью около 16 тыс. человек, использовавшаяся также для борьбы с партизанами в лесисто-болотистых районах – например, под Витебском. Обе кавалерийские дивизии СС, 8-я «Флориан Гейер» и 22-я «Мария Терезия» (сформированная в 1944 г.), были уничтожены в «котле» у Будапешта. Из выскочивших из окружения остатков дивизий в марте 1945 г. формировалась 37-я кавалерийская дивизия СС «Лютцов».
Как мы видим, немцы отнюдь не брезговали таким родом войск, как кавалерия. Более того, завершили они войну, имея в наличии в несколько раз большее число кавалерийских частей, чем в ее начале.
Рассказы о тупых, отсталых кавалеристах, кидающихся с шашками на танки, – это в лучшем случае заблуждение людей, слабо разбирающихся в тактических и оперативных вопросах. Как правило, эти заблуждения есть следствие недобросовестности историков и мемуаристов. Кавалерия была вполне адекватным времени средством ведения маневренных боевых действий в 1939–1945 гг. Ярче всего это продемонстрировала Красная Армия. Кавалерия РККА в предвоенные годы подверглась резкому сокращению. Считалось, что она не может составить серьезной конкуренции танковым и моторизованным соединениям на поле боя. Из имевшихся к 1938 г. 32 кавалерийских дивизий и 7 управлений корпусов к началу войны осталось 4 корпуса и 13 кавалерийских дивизий. Однако опыт войны показал, что с сокращением кавалерии поспешили. Создание только моторизованных частей и соединений было, во‑первых, неподъемным для отечественной промышленности, а во‑вторых, характер местности в Европейской части СССР во многих случаях не благоприятствовал использованию автотранспорта. Все это привело к возрождению крупных кавалерийских соединений. Даже в конце войны, когда характер боевых действий существенно изменился по сравнению с 1941–1942 гг., в составе Красной Армии успешно действовали 7 кавалерийских корпусов, 6 из них носили почетные наименования гвардейских. Фактически в период своего заката кавалерия вернулась к стандарту 1938 г. – 7 управлений кавалерийских корпусов. Аналогичную эволюцию пережила кавалерия вермахта – от одной бригады в 1939 г. к нескольким кавалерийским дивизиям в 1945 г.
В 1941–1942 гг. конники сыграли важнейшую роль в оборонительных и наступательных операциях, став незаменимой «квазимотопехотой» Красной Армии. Фактически кавалерия до появления в Красной Армии крупных самостоятельных механизированных соединений и объединений была единственным маневренным средством оперативного уровня. В 1943–1945 гг., когда были наконец отлажены механизмы танковых армий, кавалерия стала тонким инструментом для решения особо важных задач в наступательных операциях. Что характерно, число кавалерийских корпусов было примерно равно числу танковых армий. Танковых армий в 1945 г. было шесть штук, кавалерийских корпусов – семь. Большая часть и тех и других носила к концу войны звания гвардейских. Если танковые армии были мечом Красной Армии, то кавалерия – острой и длинной шпагой. Типовой задачей кавалеристов в 1943–1945 гг. было образование внешнего фронта окружения, прорыв далеко в глубь обороны противника в период, когда старый фронт рассыпался, а новый еще не создан. На хорошем шоссе кавалерия, безусловно, отставала от мотопехоты. Но на грунтовых дорогах и в лесисто-болотистой местности она могла наступать с вполне сравнимым с мотопехотой темпом. К тому же в отличие от мотопехоты кавалерия не требовала себе постоянной доставки многих тонн горючего. Это позволяло кавалерийским корпусам наступать глубже большей части механизированных соединений и обеспечивать высокий темп наступления армий и фронтов в целом. Прорывы кавалерии на большую глубину позволяли экономить силы пехотинцев и танкистов.
Утверждать, что кавалерия – это отсталый род войск, лишь по недомыслию руководства остававшийся в Красной Армии, может только человек, не имеющий ни малейшего понятия о тактике кавалерии и туманно представляющий себе ее оперативное использование.
Глава 6Наступление смерти подобно?
Одним из общих мест советской популярной литературы послевоенного периода стало возвеличивание обороны в противовес наступлению. Фраза «малой кровью, на чужой территории» стала одним из ругательных выражений, символизировавших глубоко ошибочную наступательную доктрину РККА в предвоенные годы. При этом на выручку призывалась бытовая логика, почерпнутая читателями из просмотра кинофильмов: представить себя в окопе с винтовкой безнаказанно стреляющего в идущих в полный рост с закатанными рукавами «эсэсовцев-автоматчиков» было проще, чем идущего в атаку на строчащий пулемет.
Характерным примером возвеличивания обороны являются слова, вложенные писателем В. В. Карповым в уста героя его романа «Полководец» – генерала И. Е. Петрова. На страницах книги И. Е. Петров делится своими мыслями по поводу неудач 1941 г. и утверждает, в частности, следующее: «…надо было бы создать глубоко эшелонированную оборону. Вывести войска в поле. Окопаться, подготовить инженерные заграждения, минные поля. Вот на Курской дуге создали прекрасную глубокую оборону, и гитлеровцы сломали об нее зубы, а мы погнали их в шею! Да и наш одесский и севастопольский опыт показал – против хорошей обороны гитлеровцы ничего не могли сделать, даже имея превосходство в силах. Будь у нас боеприпасы и нормальное снабжение, не видать бы фашистам ни Севастополя, ни Одессы. Фашистов дальше Днепра можно было не пустить. Упустили эту возможность» [53– Т. 3, С.38].
На закате СССР эта тенденция достигла своего апогея. Элементы пассивной стратегии были введены даже в основные документы, определяющие действия войск, – уставы. Оборона встала на первое место, глава «Оборона» в «Боевом уставе сухопутных войск. Часть II» 1989 г. издания занимает место с 65-й по 147-ю страницу, глава «Наступление» – со 148-й по 242-ю. Ранее было наоборот, «Наступление» шло раньше обороны. В этом устав Красной Армии был аналогом зарубежных образцов и наследником «Тактики» М. Драгомирова. Также из устава был исключена основополагающая фраза: «Наступательный бой – основной вид действий Красной Армии» [54– Ч.2, С.12].
Сейчас идеализация обороны стала едва ли не официальной идеологией нашей армии. Махмут Ахметович Гареев – генерал армии, доктор исторических наук, президент Академии военных наук – пишет о 1941 г.:
«На оборону смотрели как на кратковременные военные действия, проводимые лишь частью войск с целью прикрытия отмобилизования и развертывания главных сил. Никто не предполагал, что для отражения уже изготовившихся для нападения войск противника потребуется глубокоэшелонированная оборона в стратегическом масштабе и длительные, напряженные оборонительные сражения с использованием всех имеющихся сил и средств. К сожалению, это не учли и в 1942 г.
Только летом 1943 г. под Курском стратегическая оборона была организована по-настоящему. Увлечение наступлением и недооценка обороны сыграли роковую роль в событиях 1941 г.» [55].
Если сформулировать критику контрударов и активной стратегии в целом максимально конструктивно, то она будет выглядеть следующим образом: «Зачем в условиях нехватки сил в обороне расходовать их в наступательных действиях?» Батальоны, собранные в умывавшихся кровью контрнаступлениях, можно было бы использовать для усиления обороны.
«Бессмысленные» контрудары. Одним из популярных образов лета 1941 г. стал комиссар, приказывающий наступать, вращая глазами и размахивая «маузером», вместо того чтобы занять оборону и тихо сидеть в окопах, ожидая пресловутых «эсэсовцев-автоматчиков».
В реальности сидение в окопах приводило к избиению сидельцев артиллерийским и авиационным ударом. Вот как описывает пулеметчик 743-го мотострелкового полка 131-й моторизованной дивизии 9-го механизированного корпуса К. К. Рокоссовского бой с 14-й танковой дивизией немцев 25 июня 1941 г.:
«Стрельба была уже прицельной по траншеям, окопам, укрытиям, скоплениям техники. Сверху они хорошо просматривались самолетом-корректировщиком. То, что уцелело от бомб, уничтожалось снарядами методично и долго. Полк нес большие потери в людях, технике, не имея возможности ни укрыться, ни защитить себя. Немецкие снаряды еще долго рвались на позициях полка. Между тем под грохот бомб и снарядов противник подтянул к реке саперные части, навел понтонную переправу, перебросил на восточный берег танки, орудия, солдат и минометы. Слабый огонь уцелевших наших батарей и ружейно-пулеметная стрельба бойцов не могли остановить врага, разрушить их переправу» (воспоминания И. К. Яковлева).