Сначала о названии. American Pie – родом из устойчивого американского выражения “As American as apple pie” – американский, как яблочный пирог. Яблочный пирог пришел в Америку с первыми эмигрантами-пионерами, стал с тех пор неотъемлемой частью не только повседневной американской кухни, но и символом Америки – таким же как День Благодарения, национальный гимн или высеченные в горе Рашмор лица президентов. American Pie – это сама Америка. Неслучайно он стал названием суперпопулярного фильма, и неслучайно в приступе патриотизма песню в стиле техно и на фоне американского флага спела Мадонна, сократив ее до неприличных трех минут и, по сути дела, выхолостив ее содержание. «Счастье, что она не удосужилась записать ее целиком» – безжалостно написал в своей рецензии журнал New Musical Express. Великодушный Маклин, правда, назвал ее версию «даром богини».
Точка отсчета, начало изложенной Маклином истории десятилетия, – 3 февраля 1959 года, the day the music died, «день, когда умерла музыка», день, когда в снежной буре над Айовой потерпел крушение самолет, на борту которого был кумир 13-летнего Дона Маклина, герой рок-н-ролла 1950-х 22-летний Бадди Холли и две летевшие с ним в качестве сопровождающих его на разогреве во время турне молодые восходящие рок-звезды Ричи Валенс и Джайлс Перри Ричардсон по прозвищу Биг Боппер. Бесконечно повторяющаяся в песне строка “this will be the day that I die” – прямая аллюзия на название самого известного хита Бадди Холли “That’ll Be the Day”.
Спустя десятилетие, создавая свою песню, взрослый Маклин вспоминает это уже давнее-давнее время (long long time ago), вспоминает о своей мечте стать музыкантом и приносить людям счастье (I knew if I had my chance/that I could make those people dance/and maybe they’d happy for a while), собственное радужное счастливое ощущение от музыки, которая приносила улыбку и заставляла танцевать (how that music used to make me smile) и крах этого ощущения тем самым роковым февральским утром, когда он, мальчишка-разносчик газет, увидел в утреннем выпуске заголовок, заставивший его содрогнуться (but February made me shiver with every paper I delivered) и заплакать от горя по погибшему кумиру и его внезапно овдовевшей беременной невесте (his widowed bride). Что-то в нем глубоко перевернулось (something touched me deep inside the day the music died). Умерла музыка. Точнее, умерло то ощущение невинности и радужного счастья, которое сопровождало Америку 1950-х. Это был роковой рубеж, возвестивший о начале новой, трудной, переломной эпохи.
Он взывает к «Книге любви» и к вере в Бога (Did you write that book of love/And do you have faith in God above?). Что это – Библия? Или вера в рок-н-ролл, музыку, которая спасет наши смертные души? (Now, do you believe in rock’n’roll? Can music save your mortal soul?)
«Теперь, – почти в отчаянии поет он, – мы уже десять лет одни, и катящийся камень – не то, что раньше – зарос густым мхом» (Now for ten years we’ve been on our own/And moss grows fat on a rolling stone/But that’s not how it used to be). Катящийся камень, тот самый rolling stone, который по пословице не обрастает мхом (rolling stone gathers no moss), – один из основополагающих символов рок-культуры, перекочевавший из пословицы в название блюза Мадди Уотерса, оттуда в название группы Rolling Stones, затем в дилановскую “Like a Rolling Stone” и, наконец, в название созданного в 1967 году и ставшего библией контркультуры журнал Rolling Stone.
Далее идут многозначные и жесткие строки: “When the jester sang for the King and Queen/In a coat borrowed from James Dean/And a voice that came from you and me”. Jester, то есть, шут, паяц, фигляр – это почти безусловно Боб Дилан. Да и сам Маклин этого не отрицал: «Из Дилана получился бы неплохой шут, не правда ли?» – говорил он в одном интервью. Дилан – тот самый jester еще и потому, что «куртка, которую шут одолжил у Джеймса Дина», – это куртка, в которой Дилан запечатлен на обложке ставшего для него прорывом альбома 1963 года Freewheeling Bob Dylan и которая один в один повторяет куртку, в которую был облачен в своем самом знаменитом фильме «Бунтарь без причины», снятом за год до его трагической гибели на автогонках, главный кумир молодежи 1950-х актер Джеймс Дин. И потому, что «голос, который шел от тебя и от меня» – это голос Дилана, прозванного «голосом поколения», того самого поколения Маклина, которое Дилан воспитал. Король, для которого пел шут, – по всей видимости «король рок-н-ролла» Элвис Пресли. Хотя титул «королевы рок-н-ролла» ни одной певице не присваивался, в качестве возможной королевы толкователи называют и Джоан Баэз, и Конни Фрэнсис, и Арету Франклин. Есть даже версия, что король и королева – президент Кеннеди и его жена Жаклин.
Дальнейшие строки лишь подтверждают идентичность Элвиса-короля: And while the King was looking down/The jester stole his thorny Crown. (И пока Король снисходительно взирал сверху вниз, шут украл его тернистую корону). Действительно, когда Пресли к середине 60-х забронзовел и закоснел в своей казавшейся несокрушимой славе, Дилан подобрал сползшую с головы короля «тернистую» корону лидера поколения. Хорошо известно, как Дилан избегал навязываемого ему титула «голоса поколения». Впрочем, и эта «победа» еще не утверждена: The courtroom was adjourned/No verdict was returned (Суд свое заседание отложил/Приговор так и не вынесен). Приговор этот – вовсе не только о судьбе заочного спора за пресловутую «корону» между Диланом и Пресли. Это спор – воплощение охватившего 60-е и так и неразрешенного (неразрешимого?) конфликта между поколениями и мировоззрениями: чистой и невинной ясностью Пресли и Холли и пришедшими ей на смену сложной поэтической образности и политической ангажированности Дилана.
В следующей строчке Маклин нарочно «наводит тень на плетень»: And while Lennin read a book of Marx/The quartet practiced in the park. (И пока Леннин читал Маркса, квартет вовсе репетировал в парке). Имя Lennin совершенно сознательно и, безусловно, неслучайно пишется с удвоенным “nn” – прозрачный и недвусмысленный намек на Джона Леннона, который как раз тогда, в середине 60-х, начал увлекаться марксистскими революционными идеями (см. главу Revolution в этой книге). А репетирующий в «парке» квартет – сами Beatles, последний публичный концерт которых на стадионе Candlestick Park (парк!) в Сан-Франциско 29 августа 1966 года стал переломным моментом в истории группы, который привел к окончательному и бесповоротному отказу от веселых, беззаботных песен первой половины десятилетия и переходу к сложной, насыщенной сюрреалистической, психоделической и временами откровенно политической образностью музыке его второй половины.
Следующий, четвертый куплет – картина радикально меняющейся во второй половине 1960-х рок-музыки и столь же радикально, чем дальше, тем более трагично меняющимся вместе с нею идейным и духовным настроем общества. Открывается он вновь ассоциацией с Beatles, перехватившими к тому времени у Дилана корону «лидеров поколения»: “Helter Skelter in a summer swelter (Helter Skelter в летнем зное)”. Сам Маклин в 2015 году признавал ставшее к тому времени давно уже очевидным: строчка эта – о зловещем убийстве знойным лос-анджелесским летом, 8 августа 1969 года, так называемой «семьей» Чарльза Мэнсона беременной на девятом месяце голливудской звезды Шэрон Тейт и нескольких ее друзей и об утверждении Мэнсона, что убийства эти, ставшие началом конца идеалистической эпохи 60-х, были вдохновлены битловской “Helter Skelter” (См. главу Helter Skelter в этой книге).
Дальше – больше: The birds flew off with a fallout shelter/Eight miles high and falling fast/It landed foul on the grass. Birds здесь – вовсе не просто птички, улетающие в зловещий символ холодной войны, убежище от радиоактивных осадков (fallout shelter), это еще и калифорнийская группа The Byrds. В своей песне “Eight Miles High” «птички» Byrds взлетели не столько на небесную высоту в восемь миль, сколько – одними из первых – в заоблачные выси психоделии. Многозначность слова high, обозначающего на хиппистском сленге состояние наркотического возбуждения, приподнятости, не ускользнула от внимания бдительных цензоров, и сразу после выхода в мае 1966 года “Eight Miles High” была запрещена для передачи по радио – то есть «быстро рухнула, сбитая, на траву» (falling fast/It landed foul on the grass). Что, впрочем, не остановило остальных в их движении вперед (The players tried for a forward pass) – не только в бурном развитии музыки во второй половине десятилетия – Beatles, Beach Boys, Джими Хендрикс, Фрэнк Заппа, но и в не менее бурном расцвете политических, идеологических, общественных проявлений контркультуры – антивоенное движение, студенческие демонстрации, феминизм, «Черные пантеры», «новые левые» и т. п. И все это – with the jester on the sidelines in the cast: тот самый jester-шут, еще недавний лидер и «голос поколения» Боб Дилан оказался на обочине (on the sidelines) всего этого движения, закованный в гипс (in the cast) после страшной мотоциклетной катастрофы, в которую он угодил 29 июля 1966 года, сломав себе позвоночник. И дело было не только в аварии. Оправился от нее Дилан довольно быстро, но она радикально изменила его. Он ушел «на обочину»: и идеологически-политический радикализм его протестного периода, и эстетический радикализм “Like a Rolling Stone” и “Blonde on Blonde” остались в прошлом, уступив место обращению к традиционной американской музыке и, в конечном счете, к христианству.
Следующий образ – sweet perfume, сладкий аромат (the half time air was sweet perfume) позволяет по меньшей мере двоякое толкование. С одной стороны – это пропитавший весь воздух зенита (half time) контркультурного движения 60-х сладкий дымок марихуаны, с другой – такой же сладковатый, но куда более зловещий аромат слезоточивого газа, которым полиция и национальная гвардия разгоняли студенческие демонстрации протеста.