But you don’t really care for music, do ya?). В то же время Давид, автор многочисленных псалмов, воспылал любовью к увиденной им купающейся на крыше нагой красавице Вирсавии (You saw her bathing on the roof). Любовь оказалась роковой, Вирсавия украла у Давида и его сына трон (she broke your throne), воцарив на царство собственного сына, а самого Давида оставив только с восхвалением Бога (And from your lips she drew the Hallelujah). Он повержен и разбит, и имя Божье упоминает всуе (You say I took the name in vain). Но он и имени даже не знает, а если бы и знал, то что с того? (I don’t even know the name/But if I did, well really, what’s it to you?) Свет есть в каждом слове (There’s a blaze of light in every word), и, в конце концов, неважно, поешь ли ты святую или изломанную Алилуйю (It doesn’t matter which you heard/The holy or the broken Hallelujah).
А в одном из последних куплетов, в студийную запись не включенных, он даже бросает упрек Богу: «Были времена, ты объяснял мне, что происходит, но теперь я в неведении» (There was a time you let me know/What’s really going on below/ But now you never show it to me, do you?) И, более того, даже осмеливается усомниться в его существовании, ибо та боль, которую приносит любовь – может ли эта боль быть божественной?
Быть может, над нами и есть Бог,
Но все, чему научила меня любовь:
Обидь того, кто обидел тебя.
И крик, который ты слышишь в ночи, —
Не крик того, кто увидел свет.
Это холодная, изломанная Аллилуйя.
Для Коэна, родившегося и выросшего в ортодоксальной еврейской семье (его дед по материнской линии был талмудист, а по отцовской – основатель и первый президент Канадского еврейского конгресса), прекрасно с детства знавшего все сказания Ветхого Завета и трепетно относившегося к Богу, вся песня не столько его восхваление, сколько свидетельство тяжелых мучительных сомнений и разочарований умного, думающего, чувствующего современного человека в постулатах традиционной иудео-христианской религии, сомнений, которые в итоге, спустя почти десятилетие, привели Коэна в буддистский монастырь. Пять лет с 1994 по 1999 года Леонард Коэн провел в уединении в дзэн-буддистском ритрите Mount Baldy возле Лос-Анджелеса. Там он принял имя Jikhan, означающее «молчание», и стал дзэнским монахом. Он намеревался провести в монастыре остаток своих дней, однако недобросовестность, точнее откровенное воровство, его финансового менеджера привели к тому, что он остался без средств к существованию и в 1999 году вынужден был вернуться на сцену. Возвращение оказалось поистине триумфальным, на восьмом десятке Коэн вкусил успех, равного которого он не знал и в пору своего расцвета в молодости. И в центре этого успеха была широко прославленная к тому времени “Hallelujah”.
Вернемся, однако, к ее созданию. Коуэн мучился с песней несколько лет, в какой-то момент число куплетов достигало 80. «Я помню, как сидел на полу, в одних трусах, колотясь головой о пол, и в отчаянии повторял: «Я не могу закончить эту песню», – признавался он в одном интервью. «Чтобы найти эту песню, выявить в ней то, что так меня мучало, потребовались многие и многие версии, много-много работы и много-много пота», – говорил он в другом.
Песня впервые появилась на вышедшем в 1984 году альбоме Various Positions. Альбом знаменовал собой определенный перелом в звучании коэновских песен – вместо привычной акустической гитары акцент был сделан на недавно приобретенном им простеньком синтезаторе Casio. Изменился за прошедшие с предыдущего Recent Songs (1979) пять лет и голос, он стал гораздо ниже и глубже, из-за, как говорил сам Коэн, «50 тысяч выкуренных сигарет и нескольких плавательных бассейнов выпитого виски».
Как ни трудно сейчас в это поверить, и несмотря на осовремененный синтезаторный звук, но крупная Columbia, с которой у Коэна был контракт, не увидела в альбоме достаточно коммерческого потенциала и выпускать его отказалась. «Леонард, ты велик, но ты недостаточно хорош», – пересказывал Коэн слова главы фирмы Уолтера Йетникоффа. В итоге альбом вышел на небольшой независимой фирме Passport, о сингле “Hallelujah” даже не было и речи, и поначалу песня была просто незамеченной.
Коэн, однако, вовсю исполнял ее на концертах, в том числе и в расширенных— пусть не 80 куплетов, но все же куда более полных, чем запись на пластинке – вариантах. Даже тот факт, что на песню обратил внимание Дилан и спел ее в 1988 году, ситуацию значительно не изменил. Первый прорыв наступил только в 1991-м, когда на изданном во Франции трибьют-сборнике песен Коэна I’m Your Fan[108], где среди исполнителей были R.E.M., Ник Кейв, Pixies и многие другие. “Hallelujah” спел обладавший еще со времен Velvet Underground культовым статусом Джон Кейл. Кейл слышал концертные выступления Коуэна и решил включить в свою версию и другие куплеты, в том числе и тот самый, с вызовом Богу. Он попросил Коуэна отправить ему полный текст и, получив 15-страничный факс, «выбрал самые дерзкие».
Именно Кейл вдохновил взяться за “Hallelujah” и молодого Джеффа Бакли, сына умершего в 1975 году в возрасте 28 лет от передозировки героином блестящего певца и тяготевшего к авангарду композитора Тима Бакли. Версия “Hallelujah” Джеффа Бакли вошла в его единственный альбом Grace, вышедший в 1994 году, за три года до трагической гибели певца[109]. И вот тут у всех будто открылись глаза. «Если у Коэна “Hallelujah” звучала как погребальный марш, то у Бакли она превратилась в капсулу человечности, его голос летит от славословия к печали, от красоты к боли. Это великая песня», – писал журнал Time.
Сам Бакли, впрочем, в первую очередь отдавал должное не своему вокалу[110], а гуманистическому смыслу песни: «Любой человек, внимательно слушающий песню, поймет, что она о сексе, о любви, о жизни на земле. Аллилуйя здесь – не восхваление объекта преклонения, идола или бога, это аллилуйя оргазму. Это ода жизни и любви».
Это понимание близко пониманию самого Коэна, чем дальше, тем больше отдалявшегося от чисто религиозного толкования песни.
«Да, в ней есть библейские аллюзии, но чем дальше она движется от начала к концу, тем этих аллюзий становится меньше. В конечном счете я понял, что ссылаться на Библию вовсе не обязательно, и песня стала «светской аллилуйей». Мне важно было сделать ее доступной и понятной светскому миру, сказать, что истоком «аллилуйи» могут быть вещи, к религии не имеющие никакого отношения».
Интересно, что такая трактовка встретила понимание и в кругах христианских священнослужителей. В специальной программе радио Би-би-си о песне епископ Англиканской церкви Ник Бейнс говорил: «Коэн избавил слово “аллилуйя” от его чисто религиозного смысла. Мы все люди, все можем быть сломаны и повержены, и нечего притворяться. Мы все можем говорить “аллилуйя”, потому что, когда оно рождается из открытости и прозрачности перед собой и Богом, мы понимаем: “Так тоже бывает, дружище”».
Именно такой универсальный, общечеловеческий смысл – вместе, конечно, с завораживающей мелодией – и превратил “Hallelujah” в вездесущий стандарт. Она попадала в чартс в исполнении его канадских соотечественников певца Руфуса Уйэнрайта и певицы Кэтрин Ланг (k.d.lang), которая спела ее на открытии Зимних Олимпийских игр в Ванкувере в 2010 году, и в версии победительницы “X Factor” британской чернокожей певицы Александры Берк. Среди других ее известных исполнителей можно назвать Боно, Нила Даймонда, Bon Jovi. По количеству записанных за эти годы кавер-версий (свыше 300) Hallelujah может соперничать теперь с такими мировыми рекордсменами, как “Yesterday”, “My Way” или “Summertime”.
В самых разных интерпретациях песня звучала в многочисленных кинофильмах и телесериалах, но, наверное, самый примечательный эпизод случился с ней во время президентской избирательной кампании США в 2020 году. В августе, перед началом национального съезда Республиканской партии, на котором утверждали кандидатуру Дональда Трампа, оргкомитет съезда обратился к наследникам Коуэна за разрешением использовать на съезде “Hallelujah”. Полученный отказ их не остановил, на что последовала немедленная реакция с угрозой судебного преследования. Но при этом наследники не преминули саркастично добавить:
«Если бы национальный съезд Республиканской партии запросил бы у нас другую песню “You Want it Darker” («Вы хотите еще больше тьмы»), за которую Леонард был удостоен посмертной премии «Грэмми» в 2017 году, то на нее мы могли бы дать свое согласие».
BORN IN THE USAЧто хотел сказать Брюс Спрингстин, что понял Рональд Рейган и как политикам следует быть очень осторожными с рок-музыкантами
В сентябре 1984 года, в преддверии предстоящих в ноябре очередных президентских выборов, Рональд Рейган, добиваясь переизбрания на второй срок, вел активную избирательную кампанию. Выступая на очередном митинге в городе Хэммонтон, штат Нью-Джерси, он, желая сыграть на патриотических чувствах жителей штата, воздал хвалу их известному на всю страну земляку: «Будущее Америки зависит от тысяч мечтаний, которые таятся в ваших сердцах. Оно зависит от той надежды, которую мы слышим в песнях человека, которым восхищаются многие молодые американцы, – вашего земляка, выходца из Нью-Джерси Брюса Спрингстина. Помочь вам осуществить эти мечты и эти надежды – именно в этом я вижу свою задачу».
Вспомнить Спрингстина и столь одобрительно отозваться о нем президента – ни до, ни после в симпатиях к рок-музыке и рок-музыкантам не замеченного – заставил громкий успех той осенью изданного в июне альбома Born in the USA и его заглавной песни. Буквально за неделю до митинга в Нью-Джерси Спрингстин выступал в Вашингтоне, и консервативный обозреватель Джордж Уилл отреагировал на концерт восторженной рецензией под заголовком «Спрингстин “Янки Дудл”