Мадонна лукавила. Ее компания Sire Records, подразделение могущественного концерна Warner Brothers, уже подготовила свой полноценный, не на две, а на пять с половиной минут вариант клипа, не связанный с рекламой Pepsi и соответственно освобожденный от обязательного следования довольно жестким ограничениям того, что может и что не может показываться в прайм-тайм по национальному телевидению.
Клип этот вышел в телеэфир MTV 3 марта 1989 года, буквально на следующий день после премьеры его двухминутного собрата в Cosby Show.
От невинно слащавого духа и содержания гибрида музыкального видео и рекламного ролика не осталось и следа. Мадонна, как пишет в книге «Мадонна: интимная биография» Рэнди Таборелли, с самого начала хотела, чтобы это видео было намного провокативнее всего, что она делала до сих пор. При этом стоит напомнить, что у нее за плечами были уже и скандал с внезапно вскрытыми эротическими фотографиями, которыми она зарабатывала на жизнь в безденежной молодости, и пропагандировавший добрачный секс и чуть было не подвергшийся запрету клип “Like a Virgin”, и клип “Open Your Heart”, в котором Мадонна – танцовщица в стрип-клубе, эдакая амальгама Марлен Дитрих из «Голубого ангела» и Лайзы Миннелли из «Кабаре» – соблазняет и уводит за собой с восторгом и вожделением глядящего не нее мальчика лет десяти.
Была ли провокативна сама песня “Like a Prayer”? Сегодня, тридцать с лишним лет спустя, когда ее содержание неразрывно связано со скандальным видео, трудно ответить на этот вопрос объективно. Однако точно можно сказать, что к осени 1988 года, когда началась работа и над песней, и над получившим от нее название альбомом, Мадонна была в непростом психологическом состоянии. Ей только что исполнилось 30, возраст, когда мать ее умерла от рака груди. Несмотря на, казалось бы, непререкаемый звездный статус, ее последние проекты фильмы «Шанхайский сюрприз» и «Кто эта девчонка?» и бродвейский спектакль «Пошевеливайся» вызвали не только жесткую критику со стороны прессы, но и, по сути дела, провалились у зрителя. Брак с актером Шоном Пенном находился на грани развала, и, в конечном счете, в январе 1989 года они развелись.
Она вдруг ощутила, что и она сама, и ее фаны повзрослели, что и ей, и им становится тесно в прежней заведомо беззаботной и зачастую бездумной детско-подростково-юношеской тематике. «Это был сложный период в моей жизни, – вспоминала она. – Что я хочу сказать своими песнями? Я хотела, чтобы альбом выразил то, что у меня на душе. Он стал песнями о матери, об отце, о семейных связях. Мне потребовалось немало мужества, чтобы говорить об этом».
Мадонна Луиза Чикконе росла в итальянской католической семье, набожность которой граничила с фанатизмом. «Родившись католиком, ты навсегда остаешься католиком, – говорила она в интервью журналу Rolling Stone в марте 1989 года. – Ты всегда ощущаешь вину и раскаяние, и тебя никогда не покидают мысли о том, не согрешил ли ты. Меня мучает чувство вины даже тогда, когда я не должна была бы его испытывать, и это то, что осталось от моего католического воспитания. Потому что в католицизме ты рождаешься грешником и остаешься грешником всю свою жизнь. Как бы ты ни пытался от этого избавиться, грех всегда остается с тобой».
Грех, о котором говорит Мадонна, для нее с самого начала носил вполне определенную окраску. В своих песнях и в своем визуальном имидже она всегда нарочито, демонстративно педалировала свою сексуальность, и в содержании “Like a Prayer” воплотилась двойственность ее публичного лица: женщина, пытающаяся совладать со своей сексуальностью перед лицом своего религиозного воспитания. Вся образность песни: «Когда ты зовешь меня/Это как молитва/Я стою на коленях/И хочу принять тебя/В полночный час/Я чувствую твою силу/Ты знаешь, я приму тебя/Я слышу твой голос/Как поют ангелы/У меня нет выбора/Я слышу твой голос/Я чувствую, что лечу/Я закрываю глаза/О Бог мой, я лечу вниз с неба/Я закрываю глаза/Боже, помоги мне» нарочито двусмысленна, она может быть в равной степени истолкована и как религиозный экстаз молящейся женщины, и как ощущение любовного экстаза женщины, испытывающей оргазм.
При этом ничего сверхоткровенного, позволяющего недвусмысленно эротическое толкование и уж тем более выходящего за рамки приличия в песне не было, а даже если и было бы – к концу 1980-х поп- и рок-музыка слыхали и не такое. И никакого скандала не случилось бы, если бы не видео.
Да и в видео опять же таки ничего откровенно сексуального, и уж тем более порнографического не было.
В музыкальную ткань песни стараниями постоянного автора музыки к песням Мадонны Патрика Леонарда, наряду с гитарным соло Принса и церковным органом, был включен значительный фрагмент в стиле госпел – негритянских религиозных церковных песнопений, лежащих в основе всей американской популярной музыки – от джаза и соул до рок-н-ролла и рэпа. Сцена в церкви с поющим хором таким образом стала центральной в видео. Религиозные иконография и символизм далеко не впервые проявились в песнях и имидже Мадонны. В конце концов, чем как не данью католической образности было и само ее имя – не артистический псевдоним, а реальное, данное ей родителями при рождении.
Первоначальная, принадлежавшая самой Мадонне «провокативная» идея видео была не столько религиозной, сколько антирасистской: предполагалось, что в центре его будет смешанная черно-белая пара, павшая жертвой преследования Ку-клукс-клана. «Это история о девушке, влюбляющейся в черного парня. Дело происходит на Юге, где межрасовые отношения – анафема. Парень, которого она любит, поет в церковном хоре, и поэтому она много времени проводит в его церкви. Ну и постепенно разворачивается история о расизме и расовых предрассудках», – рассказывала она в интервью журналу Billboard.
Однако в процессе обсуждения сюжета с режиссером клипа Мэри Ламберт на первый план все больше и больше выдвигались религиозные коннотации. Мадонна становится свидетелем нападения и убийства белой женщины группой бандитов. Проходящий мимо черный парень пытается бедной женщине помочь, но подъехавшие полицейские принимают его за убийцу и арестовывают. Мучимая чувством вины Мадонна идет в церковь и видит там статую святого, который в ее сознании преобразуется в того самого черного парня. Статуя оживает, из глаз у нее текут слезы. Мадонна целует ему ноги, берет в руки нож и видит у себя на ладонях стигматы – кровоточащие, как у распятого Христа, раны. Оживший чернокожий святой сходит с постамента, целует ее в лоб и выходит из церкви. Она бросается вслед за ним и оказывается в окружении горящих крестов Ку-клукс-клана. В конце концов Мадонна и ее черный Христос сливаются уже в отнюдь не целомудренно-христианском поцелуе.
Провокативность зашкаливала. В одном клипе ей удалось коснуться целого букета болевых проблем американского общества: секс, религия, расовая несправедливость, полицейский произвол.
Католическая церковь в те годы обладала еще колоссальной властью. Различные религиозные организации во главе с Ватиканом выступили с немедленным и яростным протестом. Удар обрушился не только на Мадонну, но и на Pepsi, которая не самом деле была тут совершенно ни при чем – ее-то видео было совершенно невинным. Тем не менее католическая церковь призвала к бойкоту не только самой пепси-колы, но и ряда принадлежащих Pepsi популярных сетей фаст-фуда: Kentucky Fried Chicken, Taco Bell и Pizza Hut. Pepsi, совершенно справедливо считая себя к содержанию кощунственного видео непричастной, поначалу пыталась продолжать использовать свой невинный двухминутный ролик. Но шквал скандала разгорелся до такой степени, что им не оставалось ничего иного, как снять свою рекламу с телевизионной ротации. Они даже не стали требовать от Мадонны возвращения полученных ею в качестве аванса пяти миллионов долларов.
Давление на саму Мадонну тем временем продолжалось. Папа Иоанн Павел II призвал правоверных католиков бойкотировать певицу. Общенациональная итальянская государственная телекомпания RAI отказалась выпускать клип в свой эфир. Христианско-фундаменталистская «Американская семейная ассоциация» назвала видеоклип оскорбительным.
Мадонну, при всей ее декларируемой набожности, ни проклятья со стороны ее любимой католической церкви, ни весь разгоревшийся скандал, похоже, нисколько не напугали и не смутили. «Искусство должно вызывать противоречивые отклики, вот и все», – хладнокровно прокомментировала она происходящее в интервью New York Times.
Не склонная к религиозной истерике либеральная критика восприняла и клип, и песню куда более благосклонно, но и она не преминула – опять же таки при всей декларируемой набожности Мадонны – заподозрить ее в хладнокровном расчете, с которым клип был насыщен всей его «провокативной» тематикой. Нью-йоркская The Daily Gazette писала, что клип «бесстыдно провокативен в своем расчетливом смешении секса и религии». А Record Journal писал, что его «можно упрекнуть в эксплуатации символа зла – горящих крестов Ку-клукс-клана – ради продажи пластинок».
Сейчас трудно говорить, в какой степени за песней и тем более за клипом стоял холодный расчет. Во всяком случае, сама Мадонна, даже если это и так, в этом никогда не признается.
«“Like a Prayer” для меня очень важная песня, намного важнее, чем “Like a Virgin”. Я писала ее от чистого сердца, и к моменту начала работы над альбомом я ощущала тесное духовное родство и с музыкой, и с текстом песни», – говорила она. Правда, тут же добавила: «Я отдавала себе отчет в том, какой она вызовет отклик».
В карьере Мадонны песня и особенно клип “Like a Prayer” не только стали знаком ее «взросления», поворотом к «серьезной», полной противоречий и балансирующей на грани скандала тематике. Они положили начало превращению всего лишь модной поп-певички в трезвую, практичную бизнес-вуман, преобразовавшую в конечном счете себя в грандиозную империю шоу-бизнеса, сопоставимую по своим масштабам с любыми гигантами – от Элвиса до Beatles, от Rolling Stones до Майкла Джексона.