Но все равно, тебе никогда не понять,
Потому что, когда ночью ты лежишь в постели
И видишь, как по стене ползут тараканы,
То стоит тебе позвонить, и папа все это мгновенно исправит.
Ты никогда не будешь жить, как простые люди.
Ты никогда не будешь делать то, что делают простые люди.
Никогда не будешь нуждаться, как простые люди.
Никогда не ощутишь отчаяние и безнадегу,
А будешь просто танцевать, и пить, и трахаться,
Потому что больше делать тебе нечего.
Хочешь жить, как простые люди…
Явление, с которым столкнулся Кокер и которое он столь ярко и иронично описал в песне “Common People”, получило в английском языке название class tourism, «классовый туризм» – смешанное со снисходительным высокомерием беззастенчивое любопытство, с которым люди обеспеченные знакомятся с социальной экзотикой, неведомой для них жизнью простых людей. Кокер ощутил его не только в общении с богатой молодой гречанкой, то же ощущение виделось ему в песнях коллег по брит-попу и в некоторых фильмах той поры:
«Этот настрой витал в воздухе, эдакий снисходительный социальный вуайеризм. Я чувствовал его в “Parklife”[114], например, или в «Прирожденных убийцах»[115] – представление о благородных дикарях. Пройдитесь, однако, по гетто муниципальной застройки – дикарства там сколько угодно, а вот с благородством напряг».
“Common People” – гневная песня. Однако эмоции Кокера, точнее, его лирического героя сложнее, чем просто гнев. Он сначала обескуражен, потом заинтригован своей собеседницей. Он начинает петь почти бесстрастным шепотом, и лишь к середине заинтересованность уступает место гневу, и он срывается в крик. Но все равно ярость и обличение «классовой туристки», которая и спать-то с ним хочет лишь как с образчиком тех самых «простых людей», сочетается у него с полуосознанной, но прекрасно выраженной тягой к ней – и не только как к молодой женщине, с которой и он хотел бы переспать, но и с собственным «классовым туризмом» – подспудным желанием приобщиться к ее богатой и обеспеченной жизни. Да он и сам в этом признавался: «Часть песни в том, что я чувствовал к ней сексуальное притяжение. Не то, чтобы я так на нее зол, что хотел убить ее. Я хотел ее трахнуть, и это очень важный аспект песни».
Почти сразу после записи песни в мае 1995 года началась работа над клипом, для участия в котором была приглашена британская актриса Сейди Фрост, к тому времени уже широко известная благодаря своей роли в фильме Фрэнсиса Форд Копполы «Дракула Брэма Стокера». Она активно вращалась в рок-среде, дружила со многими музыкантами и с удовольствием снялась в клипе за символический в 200 фунтов («карманные деньги», как она говорила) гонорар: «Каждый актер в глубине души хочет быть рок-звездой». Сам Кокер при проработке своих танцевальных движений отказался от услуг профессионального хореографа. Всю пластику – и для себя, и для немногочисленной массовки – он придумал сам непосредственно на съемочной площадке прямо в день съемки, и снимали лишь после короткой, наспех, репетиции.
«Если бы мы стали тщательно выстраивать хореографию, то вышла бы натужная ерунда, – говорит режиссер клипа Пол Романи. – А так получилось свежо. Клип, как и песня, отражает мир Джарвиса, и именно этим, своей искренностью, они и нравятся людям. Он сам знал, как придать видео драматизм, и это очень редкое качество».
Песня мгновенно стала популярной, хотя до вожделенного number one, она так и не дотянулась, застряв на четыре недели летом 1995 года на втором месте.
Зато благодаря ей Pulp получили приглашение стать хедлайнерами главного субботнего концерта на фестивале Гластонбери в июне 1995 года, где дружно скандирующая “Common People” стотысячная аудитория превратила песню в настоящий гимн поколения брит-попа.
С годами своей политической актуальности она не утрачивает. В преддверии парламентских выборов 2010 года загадочная группа, взявшая себе название “Common People”, выпустила саркастически-издевательскую версию песню, которая поется якобы от имени желающего «быть, как простые люди» тогдашнего премьер-министра консерватора Дэвида Камерона.
Прошло 25 лет, и песня справедливо считается гимном брит-попа.
Сражавшиеся тем летом в «эпохальной» «битве брит-попа» “Country House” Blur и “Roll With It” Oasis благополучно забыты.
В 2014 году слушатели музыкального канала BBC Radio 6 Music назвали “Common People” своей любимой песней брит-попа. А в 2015-м читатели журнала Rolling Stone в опросе по выявлению «самой великой песни брит-попа» на первое место поставили “Common People”.
STANКак маниакальное поклонение фана любимому музыканту в руках рэппера Эминема превратилась в наполненную подлинным трагизмом и глубокими размышлениями историю об ответственности художника перед зрителем и заодно обогатила английский язык новым понятием
В апреле 2020 года 47-летний американец Маршалл Мэтерс, известный всему миру по составленному из инициалов его имени и фамилии (M and M) артистическому имени Эминем, был разбужен в 4 часа утра воем сигнализации у себя в доме под Детройтом. Спустившись из спальни на первый этаж, он столкнулся лицом к лицу с проникшим в его дом незнакомцем. Охрана знаменитого рэппера быстро скрутила его и передала тут же приехавшей по вызову полиции. В результате расследования полиции было выявлено, что в дом арестованный попал с заднего двора, разбив булыжником окно в кухню и забравшись через него вовнутрь. Также было установлено, что человек этот – им оказался 26-летний Мэтью Хьюз – не имел намерений ни убить, ни ограбить знаменитого артиста. Ему просто хотелось поближе познакомиться со звездой. Никто не знает, сколько подобных или, быть может, менее драматичных столкновений с фанатствующими поклонниками Эминему приходилось переносить в прошлом. Точно можно сказать, что феномен этот был ему хорошо знаком – на его основе построена одна из лучших и самых знаменитых песен не только Эминема, но и всего жанра рэп-музыки. Более того, по песне “Stan” подобного рода навязчивых фанов стали называть “stan”. Слово стало нарицательным, в 2017 году было включено в Оксфордский словарь английского языка, сначала как существительное – навязчивый, одержимый своим кумиром поклонник, а потом и как глагол, обозначающий такое же навязчивое поклонение. Тем более, что ему тут же, по удачному совпадению, подобралась Эминемом совершенно не имевшаяся в виду, но оказавшаяся как нельзя лучше соответствующей смыслу понятия расшифровка – stalker fan, от уже существовавшего слова stalker – преследователь, маниакальный поклонник, сталкер.
Выросший без отца, с параноидальной матерью, в нищете черных гетто Детройта, где он был чуть ли не единственным белым, Эминем с детства впитал черную рэп-культуру. В школе он учился плохо (три года отсидел в девятом классе) и в конце концов учебу забросил, перебиваясь случайными заработками типа мытья посуды в дешевых забегаловках.
Все свободное время уходило на одержимое сочинение рифмованных рэп-монологов и попытки пробиться в пристрастно и неприязненно относящуюся к белому парню хип-хоп сцену. «Ты – белый. Какого хрена ты делаешь в рэпе? Иди-ка лучше в рок-н-ролл!» – то и дело приходилось ему слышать в свой адрес слова, которые просто приводили его в ярость. Но он не сдавался. В 1996 году, в возрасте 24 лет, ему удалось даже записать на местном независимом детройтском лейбле свой первый сольный альбом Infinite – до этого была пара релизов групп, в которых он принимал участие. Но и сольный дебют, как и прежние записи, остался, по сути дела, незамеченным. Алкоголь, наркотики, отчаяние от казавшегося беспросветным существования, которое только усугубилось, когда его подруга родила ребенка, чуть было не привели его к самоубийству.
В 1997 году он придумал себе художественное альтер эго Slim Shady («Имя это будто стукнуло меня по башке, и я сразу начал придумывать рифмующиеся с ним слова», – рассказывал он в интервью журналу Rolling Stone) и выпустил на том же детройтском лейбле Web Entertainment крохотным тиражом 500 экземпляров альбом под названием Slim Shady EP[116] – по сути дела демо, полный злости, ярости и раздражения от нищеты, неустроенной жизни и невозможности пробиться в рэп-мир. Несмотря на отчаянное финансовое положение – даже из того нищего жилища в кишащем преступностью районе Детройта, где он жил с женой и новорожденной дочерью, их выгнали – Эминем тем не менее отправился на так называемую Рэп-Олимпиаду, ежегодный общенациональный рэп-бэттл в Лос-Анджелесе. Там его заметили, и экземпляр Slim Shady EP попал в руки Доктору Дре, к тому времени уже очень авторитетному хип-хоп продюсеру. «За всю свою жизнь в рекорд-бизнесе, – вспоминал Доктор Дре, – мне ни разу не попадалось на демо-записи что-нибудь путное. Но, когда я услышал эту запись, я сказал: “Найдите мне этого парня. Немедленно”». Чернокожие коллеги пытались отговорить Дре от работы с белым музыкантом. «Да пусть он хоть серо-буро-малиновый, меня это не колышет. Если он может врубить как надо – а он может – то я буду с ним работать».
Эминем не мог поверить своему счастью. Он боготворил Дре – гангста-рэп группа NWA (Niggers With Attitude), в которой тот играл в 1980-е, была одной из любимейших групп его юности, – и поначалу жутко нервничал. «Я не хотел показать, что я так уж перед ним благоговею и готов пресмыкаться. Но, с другой стороны, я был всего лишь белый мальчишка из Детройта, который никогда не видел звезд, тем более таких, как Доктор Дре», – рассказывал он в интервью Rolling Stone.
Ритм взаимодействия между двумя артистами выстроился довольно легко – Дре придумывал биты, а Эминем писал на них тексты, столь же яростные, насыщенные нецензурщиной и отчаянием и пропитанные общим ощущением хоррора, что позволило некоторым критикам причислить альбом к поджанру хип-хопа хорроркор. Slim Shady LP