В советском театре было несколько человек, таких как Георгий Александрович Товстоногов, Юрий Петрович Любимов, Олег Ефремов, которым что-то разрешалось. Они продавливали цензуру силой таланта.
С годами я стал психологически устойчивее, то есть киль, который позволяет сопротивляться волнам житейского моря, сохранять прямой спину и не гнуться, окреп.
В свои 78 лет я не исчерпал интереса к жизни. Мало того, обостряется восприятие очень простых вещей. Владимир Иванович Немирович-Данченко говорил: «На нас жизнь не кончается». Это я могу произнести достаточно уверенно, потому что, думая о своих учениках, твердо понимаю, что русская театральная школа будет существовать и дальше.
Когда называю кого-то другом, то вкладываю в это понятие степень доверия, которую вызывает человек. Отсутствие необходимости изображать что-то. Натуральность и естественность как с одной, так и с другой стороны.
То, насколько люди живы и пытаются понять проблемы дня сегодняшнего, определяется глубиной «человеческого колодца». Поэтому один человек может быть интересен мне, а другой уже исчерпан.
В женщинах я не приемлю корысть и глупость. Вот это я всегда исключал из поля зрения.
Мозгов у отцов должно быть больше, а эгоизма меньше. Многое зависит от их душевного содержания. Никакого серьезного конфликта отцов и детей ни у моих сыновей со мной, ни у меня с родителями никогда не было.
У меня бывают секунды счастья. И именно потому, что это секунды, ты остро их помнишь и надеешься, что такое повторится. А если бы это было по-другому, оно дешевле стоило бы.
Если человек презрительно относится к тому, чего не понимает, для меня он – пошляк. Это проблема номер один современного общества – некая защитная стена, которой окружают себя либо по необразованности, либо по скудоумию, либо от недостатка способности чувствовать.
Всегда пытаюсь понять точку зрения собеседника. Возможно, это вытекает из особенностей профессии – до той поры, пока буду понимать логику своего героя, еще имеет смысл заниматься этим ремеслом.
У каждого человека есть право на свободу волеизъявления и выражения своих мыслей. Но это право не должно нарушать свободу окружающих.
Аутоирония – главное качество, которое я ценю в коллегах. Человек не может быть ироничен в свой адрес и лишен юмора в адрес окружающих.
Нужно уметь получать удовольствие и радость от всех сторон жизни. Нет низменных и высоких. Это все жизнь! И дается она для того, чтобы жить ее набело. Первоначально набело. Одноразово!
Если человек не имеет прошлого, он не имеет будущего. Так что забывать – это просто неперспективно.
У Михаила Аркадьевича Светлова есть выражение: «Дружба – это понятие круглосуточное». Те, у кого эта фраза вызывает смех, люди обделенные, обездоленные. Это от скудости душевного «колодца».
Валентина Талызина«Я не борец. Если меня отталкивают, я отойду»
Актриса театра и кино. Народная артистка РСФСР, лауреат ордена Почета, ордена Дружбы, кинопремии «Золотой орел» и других премий. Снялась в фильмах «Зигзаг удачи», «Ирония судьбы, или С легким паром», «О бедном гусаре замолвите слово», «Линия жизни» и др.
Мне кажется, что все в жизни не случайно. Я свой путь не выбирала. Все случилось так, как случилось. Каждого человека порой водит в разные стороны. И у меня сама собой возникла тяга к актерству, которая привела в Москву, в ГИТИС.
Наверное, если бы не случай, артистки Талызиной могло бы не быть. Я поехала поступать в Москву, окончив два курса сельхозинститута, ничего толком не узнав, не созвонившись ни с одним театральным вузом. А набор уже везде закончился. И на мое счастье оказался дополнительный прием в ГИТИС: начали прослушивать через день после моего приезда. Так что это, как не судьба?!
Мне крупно повезло, что я попала в потрясающий театр, который славился своей интеллигентностью. Руководил им тогда Юрий Александрович Завадский, а работали в нем Вера Марецкая, Валентина Серова, Любовь Орлова, Фаина Раневская, Варвара Сошальская… Они задавали невероятный уровень мастерства, трепетное отношение к профессии и культуре театра!
Я смотрела на Раневскую как на небожителя. И потому, придя на репетицию «Дядюшкиного сна» с ней, зажалась и не разжималась до генерального прогона. И я ей не нравилась. Она про меня говорила: «Какая она некрасивая». Она, я думаю, знала толк в женской красоте. Но потом, когда мы с ней сыграли премьеру, она поменяла мнение обо мне и я стала для нее Валечкой. Она даже сказала: «Талызина лучше меня. Она умеет играть и героинь, и характерные роли». Правда, я считаю, что она говорила это, желая услышать горячее опровержение. Наверное, оно и было.
Пожилому человеку, особенно артисту, хочется, чтобы ему говорили, какой он был прекрасный актер или актриса, как он хорошо играл что-то, дабы он еще раз подумал, что жизнь прожита не зря.
Считаю, что большой артист всегда личность. А иначе откуда он берет все свои роли? Из себя ведь. Значит, мелким он быть не может.
Рязанов – знаковый для меня человек, притом что я никогда не была любимой артисткой Эльдара Александровича.
У меня не осталось никаких обид ни на кого. Каждый получает то, что заслуживает. И в жизни, и в работе.
Как актриса я жалею только об одном – что не играла Чехова. Гоголя играла, Достоевского, Горького, Уильямса, Брехта. А вот Чехова, которого так люблю, не случилось.
Когда меня, молодую артистку, стали снимать в кино, то вдруг появились какие-то деньги, удивительные для нашей нищей советской страны. Но неожиданно я обнаружила странную зависимость: как только я начинаю думать про деньги, роль не получается. И у меня как отрезало эти мысли. Навсегда.
Я не борец. Если меня отталкивают, я отойду. Не буду пробиваться и ничего доказывать. Это касается всех сторон жизни и профессии.
Больше всего я не люблю в людях неискренность и недоброту. Многое можно простить. А вот отсутствие у человека сострадания – это страшно.
Никогда никого не обвиняю, хотя в моей жизни было и предательство, и подлости. Мы приехали вместе с девочкой из моего совхоза поступать в пединститут на исторический факультет. Все, кроме меня, получили по истории тройки. Но когда вывесили списки поступивших, первой пошла смотреть эта девушка. И тут же сказала мне, что мы обе не прошли. Я удивилась, но поверила. И она поехала со мной в сельхозинститут: там у моего отца работал друг, который устроил нас обеих на экономический факультет. А потом я узнала, что поступила туда. Я ей даже ничего не сказала. Но… она повернула мою судьбу.
Если видишь настоящий талант и понимаешь, что он больше, чем у тебя, это восхищение тоже можно назвать завистью. Но я считаю, что зависть без злобы, желание иметь что-то, как у кого-то, – это абсолютно нормальное человеческое чувство.
Я жесткий профессионал. И очень критично отношусь даже к своей дочери-актрисе. Не могу иначе. Меня воспитали в таком театре. И я очень рада, что не попала в «Современник», театр моего поколения, куда мечтали попасть все мои ровесники, а осталась в настоящем жестоком театре. Да, театр – жестокая вещь.
Сегодня очень жестокое время для актеров: они выплывают только за счет своей Богом и родителями данной индивидуальности. И насколько этой индивидуальности хватает, настолько он и выплывает, потому что с режиссерами у нас сегодня просто беда, если говорить об этом как о тенденции.
Не согласна с тем, что у большой актрисы не может быть счастливой личной жизни, семьи. Здесь все очень индивидуально. Но семья – это огромная работа, ее нужно создавать, поддерживать, подпитывать, а в актерских парах это еще труднее. У меня не сложилось.
Меня считают эталоном дисциплинированности. Недавно один продюсер сказал: «Талызина – это кусок дисциплины». А по молодости я часто опаздывала на репетиции и, оправдываясь, сочиняла разные причины. Мне это прощали, но я чувствовала, что они все понимают, и мне было стыдно. Сегодня же я приезжаю на репетицию первой, за полчаса до начала.
Наше общество очень быстро разделилось на денежных и безденежных. Миром стали править деньги. Именно российским миром. Это ужасно. У нас ведь всегда была интеллигенция, которая стояла выше денег. Были идеи, загибы, богема – все, что угодно, но деньги никогда не были на первом месте.
Никогда не дружила из корысти или по надобности. Поэтому и друзья у меня такие, с которыми я уже не один десяток лет. И никакие перемены в жизни, работе, успешности не влияют на наши отношения.
Валерий Тодоровский«Любой кризис – это удар. Но встряска рождает свежие идеи, свежие импульсы, встречи со ”свежими” людьми»
Режиссер, сценарист, продюсер. В качестве режиссера снял фильмы «Любовь», «Страна глухих», «Мой сводный брат Франкенштейн», «Любовник», «Стиляги» и др.
Любой кризис – это удар. Но встряска рождает свежие идеи, свежие импульсы, встречи со «свежими» людьми. Естественное движение мира неизменно происходит через подъемы и кризисы.
В кино принимаешь решение только один раз: что снял, то и осталось. В театре режиссер может годами улучшать спектакль, переделывать его. Съемочный процесс – это само по себе стрессовое состояние, а еще масса всего происходит в тот момент, когда ты решаешься снимать фильм. Или хочешь снять, но не можешь по тысяче причин.