Латинская пословица ex oriente lux («с Востока свет») права: духовный свет доподлинно исходит с Востока. Весьма небезынтересным явлением в контексте противоборства двухпроектов является византийский проект. Каково его место и где оно? На Востоке или Западе?
Варварское нашествие прервало римскую традицию на Западе, отбросив его на периферию развития, варваризировав Запад. Падение же Византии в 1453 году и подхватывание исторической преемственности Московской Русью, Третьим Римом, перенесло традицию византийской духовности и учености в Россию, тем самым сделав Русь продолжателем традиций цивилизованного центра, противопоставленного варварской периферии. Именно в этом сущность противостояния Востока и Запада, секрет многовековой ненависти варварского Запада к Византии и Руси-России.
Ненависть к Византии во многом базировалась на ее легитимности, величии, могуществе и блеске. В силу этого византийские императоры были объявлены деспотами и тиранами. Варварские династии Запада стремились через уничтожение Византии присвоить себе право законных продолжателей традиций Рима.
Упускается из виду то, что, несомненно, в Византии было прогрессивно и чему Запад у нее научился. Партии, сенат, муниципальное самоуправление, унаследованные ею от античного периода, продолжали в ней функционировать тогда, когда в Европе о таких формах и не подозревали.
Немаловажно отметить, что эти формы политической организации раньше всего возникли в европейских городах, находившихся под византийским контролем, в Венеции и Флоренции. Не стоит также забывать, что классический английский парламентаризм сформировался под непосредственным византийским влиянием. В Византии сохранялось и бережно передавалось наследие философских и политических школ античности, фундаментальные естественно-научные знания, ставшие эталонными для монастырей и университетов Запада.
Система права, адаптированная Юстинианом под потребности и запросы восточно-христианского общества, легла в основу концептуальных юридических систем Запада. Фресковая техника, романский стиль оказали огромное воздействие на изобразительное искусство Западной Европы. Сам Ренессанс был бы не возможен без византийского наследия.
Основным обвинением в адрес Византии, восточной сатрапии всегда было то, что Восток (Китай, Византия, Россия и т. д.) в качестве основного приоритета выдвигает идеологию, вследствие чего неизбежно страдает экономика. Все восточные проекты – идеократии (общественный строй, основанный не на материальных ценностях, а на идеях. – Примем, ред.). Предположим, что это утверждение верно. Тогда что же мы наблюдаем сегодня? Девиацию (отклонение) западного проекта, который на наших глазах, участвуя в санкционной войне, превращается в восточный, то есть абсолютно идеологизированный. И это ставит под большое сомнение успешность его завершения. США, достигнув статуса Римской империи, поддались восточному соблазну. Их действия утратили прагматизм, и конечной целью внешней политики стал объявленный ими поход за всемирной демократией.
Таким образом, совершенно очевидно, что в последнее десятилетие западный проект, поставив на идеологию, переродился в восточный, а российский, открывшийся миру, со ставкой на экономическое развитие и гражданские свободы, – в западный. Кто же кого учит? Варвары и дикари (Запад), экспортирующие демократию, легитимную наследницу Римской империи, – Россию.
Глава 7
Пётр I и протестантизм. Начало болезни русской жизни
Почему столь сильны последние 200 лет либеральные настроения в среде русской интеллигенции и когда впервые семена либерализма упали на российскую почву?
Многие западные философы понимают и отмечают различия Запада и России как различия не народов, а миров. «Разницу между русским и западным духом необходимо подчеркивать самым решительным образом. Как бы глубоко ни было душевное и, следовательно, религиозное, политическое и хозяйственное противоречие между англичанами и французами, но перед русским началом они немедленно смыкаются в один замкнутый мир… Настоящий русский нам внутренне столь же чужд, как римлянин эпохи царей и китаец времен Конфуция, если бы они внезапно появились среди нас. Он сам это всегда осознавал, проводя разграничительную черту между «матушкой Россией» и «Европой».
Для нас русская душа… остается чем-то непостижимым. И это не заставляет сомневаться в той неизмеримой пропасти, которая лежит между нами и ними», – отмечал О. Шпенглер.
Несмотря на это, столетиями Запад прилагал и прилагает титанические усилия встроить Россию в Запад, осуществить перекодировку цивилизационных кодов, разрушить российскую традиционность и самобытность. Когда военная экспансия не приносит ожидаемых плодов, Запад пытается действовать информационно-психологическими методами, внедряя в российскую политическую элиту кураторов, проповедующих западные ценности, как это было в годы перестройки, когда идеи Реформации внедрялись в общественное сознание М.С. Горбачевым и А.Н. Яковлевым. Однако истоки процесс берет значительно раньше – в XVIII веке, поскольку такие кураторы были и у Петра I.
Внедренные им новации, такие как Всешутейший собор, самоличное участие в казнях и брадобритиях, нередко трактуются историками как курьезное, потешное отклонение от нормы. За изменениями в быту, образовании, церковной реформой стояли не шалости Петра I, а трудный выбор во впервые сформулированной для Руси дилемме: протестантская модель или византийское преемство?
Первым давшим резко негативную оценку этой стороне Петровских реформ был Н. М. Карамзин, который в «Записке о древней и новой России» писал: «Искореняя древние навыки, представляя их смешными, хваля и вводя иностранное, государь унижал россиян в собственном их сердце». Преобразования ограничились дворянством, с тех пор высшие отличались от низших, русские дворяне все больше стали походить на немцев.
Среда, сформировавшая Петра I, —это Немецкая слобода, в которой решающее воздействие на Петра I оказывал швейцарец-кальвинист Франц Лефорт. Важными вехами в процессе десакрализации света стали отправка молодых людей на обучение за границу и поездка самого Петра I в составе Великого посольства в 1697-1698 годах.
В трактовке С.М. Соловьева, коренные изменения быта Петр I начинает сразу же по возвращении из-за границы. После «репетиции» теперь его действия приобретают уже характер государственных изменений. Указ о брадобритии последовал 26 августа 1698 года. Стоит напомнить, что в то время мужчину без бороды на Руси мужчиной не считали. «С гладким, как у бабы, лицом» —такие характеристики звучали в те времена. Борода, таким образом, выступала как один из половых признаков идентификации.
Аналогии столь очевидны, что невольно рождаются ассоциации, в которых все же имеется рациональное зерно. Ну как не сравнить кощунства Всешутейшего собора с кощунством «Пусси Райот», а пропаганду брадобрития с пропагандой однополых браков?
Панорама насилий над бытом и антисакральное поведение самого Петра I дополняются самоличным участием государя в казнях. Выходило что-то немыслимое. Царь освящает посредством своего участия пытки и казни, вместо традиционно милостивого монаршего стиля поведения.
Петр, как известно, открыто сожительствовал с немкой Анной Моне, а свою законную супругу Евдокию Лопухину отправил в монахини. Это коробило и раздражало, рождало в народе самые невероятные слухи и сплетни, явно неспособствующие укреплению имиджа государя.
Своими манифестами об упразднении патриаршества, о мерах по ограничению монашества, о преследовании нищих и кликуш Петр I прямо следовал по протестантскому кальвинистскому мировоззренческому и религиозному коридору, в котором нет места беднякам и неудачникам. Сохранились свидетельства о попытке немецких полковников в Астрахани заставить людей есть мясо в постные дни. Все эти новации воспринимались населением как прямое покушение на православие.
Отсюда и курьезный народный слух о «подмене царя», о том, что Петр I—ненастоящий царь. Прямые аналогии с перестройкой, распадом СССР, покушением на советское наследие, со слухами в народе о подмене генсека.
Упразднение патриаршества в этом случае не является следствием эмоций, сиюминутной вспышки раздражения государя, а выступает как продуманная мера, навеянная вывезенными из Западной Европы впечатлениями.
По сообщению русского посла, в Риме князя Куракина, имела место беседа Петра I и английского короля Вильгельма, «который советовал, взяв в пример Англию, сделаться самому главой религии в своей стране, без чего он никогда не будет у себя полным господином».
Именно в этих петровских преобразованиях кроятся истоки вируса либерализма в России, давшие обильные всходы и сомнительные плоды в XIX, XX и начале XXI веках, заразившие русское общество «европейничаньем», стремлением походить на Запад.
При Петре I в культуре России XVIII века происходили процессы, которыми Запад был охвачен два столетия назад. Так задавался догоняющий вектор псевдоразвития, формировались неравноправные (пока лишь в сфере культуры) отношения Запада как центра и России как периферии.
Через распространение и развитие мануфактур в стране начал формироваться капитализм. Следствием его развития стала неудачная попытка совершить буржуазную революцию декабристами на Сенатской площади 1825 года.
Задача «догнать и перегнать Запад» не оригинальна в российской истории. Этим ложным путем двигался и Н. С. Хрущев, реформы которого были изначально обречены, поскольку в идеократической стране он провозгласил чисто материальную цель, подменив высокое бюргерскими идеалами потребления. Добровольно отдавая лидерство в сфере культуры и идеологии, Россия неизбежно со временем должна была пересесть в прицепной вагон, следующий в экономике и геополитике в арьергарде англосаксонского Запада.
Глава 8
Россия в поисках себя
В начале 1990-х годов российские обществоведы приступили к самобичеванию, подключив к процессу самоистязания все общество. Россия проклинала прошлое, забыв о предостережении Ф.М. Достоевского, прозвучавшего в «Бесах»: «Кто проклянет прошлое, тот уже и наш». Мы отказывались от самих себя, от своих традиций и ценностей, забыв о долге, морали, патриотизме, чести и достоинстве. Мы наконец-то порывали с проклятой деспотией, азиатчиной и вступали в ряды цивилизованного человечества, то есть Запада, который призывно манил россиян обществом потребления, массовой культурой, джинсами, жевательной резинкой, вседозволенностью и одновременно правами человека.