Никогда не тяготившийся своим одиночеством, советник любил покой, тишину в квартире, стеллаж с книгами, маленький телевизор. Едва он переступал порог своего дома, его тут же окутывал запах уюта и комфорта. Вот так, наверное, приходил домой и готовился к отдыху его прадед, околоточный надзиратель Евграф Кряжин. Ивану Дмитриевичу уже давно намекали, что пора перебраться с Факельного переулка в более просторную квартиру, и даже предлагали варианты, полагая, что отказываться его заставляет скромность, но он по-прежнему жил на Факельном и верил, что здесь будет жить его сын. В сорок два, когда до сорок третьей годовщины остается всего две недели, думать о продолжении рода не столько возможно, сколько необходимо. Но все должно быть по порядку, ибо более всего на свете Кряжин ценил порядок.
Во-первых, раздеться и аккуратно повесить костюм в шкаф.
Переодеться в домашнее и убрать в квартире, которая оставалась без хозяина почти месяц. Теперь – в душ.
Вот то время, которое советник любил, и то место, где чувствовал себя самим собой, – дом.
Дело Вагайцева помогло Кряжину во многом. Он сбросил те пять килограммов, от которых хотел избавиться в начале декабря. Он имеет три дня отдыха. Сейчас он выпьет как следует, выспится и утром поедет в Большой. Очень хочется посмотреть, как страдает отвергнутая им, а перед этим отвергнувшая его балетная прима. Боже упаси иметь от нее сына – ей не то что рожать, ей врачи ходить-то советуют по тротуарам, где нет гололеда. При падении она может переломать свои ноги, застрахованные швейцарской компанией на два миллиона долларов. Словом, не о сыне речь, когда та речь заходит о приме. Так, взглянуть в глаза ее, устремленные с подушки, и сказать: «Расскажи мне о тонкостях хореографии в «Кармен». И уснуть под сладкий шепот.
Итак, жизненный код велит выпить, отдохнуть, посетить Большой и подумать о сыне. О сыне – пора. Родить сына, оказывается, самое трудное. Не с кем. Но очень уж хочется.
«Интересное дело, – думал Кряжин, вынимая из холодильника заиндевевшую коричневую бутылку. – Два миллиона! По одному, получается, на каждую ногу. За две прямые ноги, весом по пять кило каждая – два миллиона долларов!
А ну как вывихнет одну при родах? Тут и на обучение наследнику, и на квартиру ему, и на свадьбу...»
Выскользнув, бутылка падает на кафельный пол кухни.
Вот так разбиваются мечты.
Собрав осколки веником, а коньяк тряпкой, советник с удовлетворением посмотрел на продезинфицированный пол и направился в комнату. Там, в полном мраке прадедовского секретера, с Рождества пылится армянский «Арарат».
Думать о хорошем Кряжину в этом доме не может помешать ничто.
– И никто. – Поставив влажную рюмку, с каплей коньяка на донышке, он пожевал губами, дотянулся и выдернул из розетки шнур зазвонившего телефона.