При втором пробуждении моим первым ощущением стала боль. Грудь и ноги саднило и щипало. Следом, когда я открыл глаза, разум осознал полутьму внутренностей какой–то телеги, накрытой сверху тентом, скрип колёс, мерное цоканье лошадиных копыт и лёгкое покачивание на неровностях дороги. Мы куда–то ехали. Осторожно ощупав места недавних ран, я понял, что всё лучше, чем могло бы быть. Пострадавшие места были аккуратно перебинтованы и, судя по оставшемуся на пальцах маслянистому налёту, смазаны каким–то средством. А потом до моей тупой башки дошло. У меня были связаны ноги! Твою мать, да что же такое–то?!
— Эй, кто там?! Что это за херня?!
Я распахнул глаза, задёргался и, перевернувшись на бок, почти нос к носу столкнулся с зомби, которого убил!
— Су… чий потрох!.. Эй! Кто–нибудь!
Спустя минуту скрип, цокот и покачивание прекратились, а полог тента откинулся в сторону, ослепив меня светом дня и пропустив внутрь извозчика. Вернее извозчицу. С быстро выползшей на лицо довольной ухмылкой я впился глазами в тело фигуристой эльфийки, что было понятно по длинным острым ушкам, одетой в изящную кожаную броню.
— Что? — голос у неё был под стать её внешности, мелодичный и звонкий.
— ЧТО? А разве непонятно? Какого чёрта я связан?!
— Для моей безопасности, вдруг ты какой–нибудь маньяк?
— Я не маньяк!
— Маньяк бы так и сказал.
— Так, ладно… Слушай, спасибо, конечно, что вытащила из леса и подлечила, но, если так волнуешься, то развяжи меня — и я уйду.
— И куда ты пойдёшь голый?
— Это уже моё дело, куда я пойду, — огрызнулся я.
— Сожалею, но нет. Ты неизвестный, без документов, без каких–либо вещей. Это, определённо, стоит того, чтобы держать тебя связанным. И кстати, как ты, Пустышка, уделал упыря-Омегу?
— А с чего ты взяла, что я — Пустышка?
Вместо ответа её левый глаз вспыхнул медным светом.
— Бета–Проницательность, — заявила она так, словно это должно было мне всё объяснить. Впрочем, не стоило разубеждать её в том, что я всё понял.
— Ладно. Мне просто повезло.
— Не… не верю. Какие у тебя печати?
— Никаких. Я ведь Пустышка. Какие у меня печати?
— Это, конечно, да… но всё–таки, кажется мне, что ты врёшь. И пока не скажешь правду, останешься связанным.
Осознав, что разговора с ней у меня точно не выйдет, я изо всех сил оттолкнулся руками и ногами от пола, намереваясь повалить остроухую. Однако не тут–то было. Быстрым, настолько быстрым, что я даже не понял, что произошло, движением, эльфийка сорвалась с места, и через мгновение уже я лежал лицом в пол, а она сидела на мне верхом.
— А ну слезла, остроухая! — я попытался вывернуться, но сверху словно положили бетонную плиту. А ещё через мгновение к моей шее прижалось холодное и острое лезвие.
— Не равняй меня с каким–то Омега–упырём, — прошипела эльфийка, — я — Бета, Пустышке вроде тебя со мной не справиться, как бы ты не был удачлив. И раз ты не хочешь по–хорошему, дальше будет по–плохому.
Несколько минут спустя я уже сидел у боковой стенки телеги. Теперь и руки были связаны за спиной, а ноги смотаны ещё и вокруг щиколоток и коленей. Во рту появился кляп. Бежать в таком состоянии было решительно невозможно, и даже Сын апокалипсиса, продолжавший исправно снабжать моё тело усиливающим теплом, был бесполезен, чтобы разорвать верёвки, его, определённо, было мало. Мы вновь ехали, правда, на этот раз, хотя я и не знал конкретного пункта назначения, по крайней мере, мог предположить цель поездки. Остроухая эльфийка, забавы с которой я уже себе навоображал, явно собиралась продать меня в рабство.
Эй, Автор, надеюсь, ты доволен, гнида!
Телега двигалась очень медленно, запряжённая в неё кляча едва вытягивала явно не предназначенную для всего одной лошади повозку. К тому же Алила, так, я выяснил, звали эльфийку, то и дело останавливалась и исчезала, иногда на несколько часов. Возвращалась либо с тушками зверей, либо, что меня уже напрягало, с телами мутантов. Первых она потрошила и снимала шкуры, вторых же кидала в телегу целиком, и к третьему дню под куском брезента скопилось уже пять убитых монстров. Что странно, они не показывали даже намёка на разложение, хотя на улице было довольно жарко, и при таких условиях мертвечина должна была начать превращаться в кашу уже через пару часов. Хотя запашок всё равно стоял тот ещё.
Упырь, та тварь, что напала на меня, оказалась единственным человекообразным монстром. Из четырёх других мутантов: два были лисами, один — оленем, а последний и вовсе птицей. Правда, из–за произошедших с его телом изменений определить какой именно я не смог. В целом всё было примерно одинаково: выпадение шерсти и перьев, мутировавшая птица вряд ли сохранила способность летать, серая или серо–зелёная кожа, наросты по всему телу и отросшие сверх всякой нормы клыки и когти. И ладно лисы, но вид клыкастого оленя оказал на меня неизгладимое впечатление. Это было как–то аномально мерзко.
Впрочем, даже с таким соседством в итоге можно было свыкнуться, и через какое–то время я вообще перестал обращать на мертяков внимание, заняв себя более важными и насущными вопросами. Для начала — попытка побега… и тут был полный швах. После нашего не слишком удачного знакомства остроухая, чтоб её это зубатое чмо загрызло ко всем ебеням, ни разу не оставила меня без внимания. Руки развязывала, только чтобы я поел и справил естественные нужды, ноги так и оставались связанными.
Разговаривать со мной Алила отказывалась, если я пытался завести спокойную беседу, просто молчала, если начинал поносить её и её родню, тут же била. И даже ползать по внутренностям телеги без разрешения мне было нельзя, слух у эльфийки был как у кошки. В итоге делать мне было решительно нефиг, и я развлекал себя, рассматривая окрестности через облюбованную щёлочку в боковине телеги. Выглядывать из главного входа Алила мне не давала, так что это была моя единственная возможность посмотреть на мир снаружи.
Впрочем, смотреть особо было не на что. Мы волочились по одной и той же извилистой просёлочной дороге. Справа в нескольких десятках метров начинался лес, возможно, даже всё ещё тот же самый. А слева, как я успел разглядеть во время маленьких и больших остановок, тянулось поле, вероятно, когда–то посевное, но сейчас явно совершенно заброшенное и уже начавшее зарастать мелкой древесной порослью. Смотреть на него не было никакого интереса, и в каком–то смысле мне даже повезло, что моё место в телеге было именно у правого борта. Потому что, хотя я этого и не понял во время первого пробуждения из–за почти сразу начавшейся драки с упырём, сам лес тоже был далеко не нормальным.
Тут и там взгляд цеплялся за исковерканные явно какой–то неестественной силой деревья. К ароматам дикой природы, пока я стоял на обочине, размышляя о высоком, то и дело примешивался кисловато–горький запах, отлично знакомый мне по сложенным под брезентом телам монстров. Не было слышно обычного стрёкота насекомых, и вообще этот лес казался… не мёртвым, конечно, скорее больным или, как выразилась эльфийка, неочищенным, загрязнённым какой–то гадостью. Хотя, что уж там, я прекрасно понимал, какой именно гадостью.
Что это были за твари, я уже тоже успел поломать себе мозг. Вряд ли зомби в моём понимании, скорее какие–то мутанты, в общем–то, почему бы и нет, апокалипсисы бывают разные, и никто не говорил, что я попаду в фильм Джорджа Ромеро. Но как–то их было маловато для армагеддона. Алиле приходилось на долгие часы уходить в гущу леса, чтобы поймать хотя бы одну тварь. Как–то слабо верилось, что таким количеством они смогли довести этот мир до постапокалиптического состояния. С другой стороны, может, потому это и был постапокалипсис? Большую часть монстров уже поубивали, и теперь фэнтези–мир проходил через стадию восстановления? Хрен его знает, честно говоря.
За день останавливались ещё трижды, два раза Алила возвращалась с новыми монстряками, один из который оказался человеком. Ну или, по крайней мере, похожим на человека. И похожим куда больше, чем убитый мной упырь. В отличие от моей жертвы, у этого не было ни шипов на локтях, ни наростов на коже, и его череп, покрытый поредевшими волосами был вполне обычной формы. Вероятно, это была предыдущая стадия развития упыря, и в таком случае мне определённо не хотелось выяснять, как выглядели ещё более мощные версии.
Потом был ещё один день, и ещё… на шестой день после моего пленения в телеге уже стало откровенно тесно от тел монстров, а вонища стояла такая, что эльфийке пришлось откинуть полог, чтобы я не задохнулся нафиг. К счастью, продлилось такое существование, зажатым в угол горой монстрячьих трупов, недолго. Уже к вечеру пейзаж снаружи начал меняться. Сначала один захудалый домик вдалеке, потом второй, с каждым преодолённым километром признаков цивилизации становилось всё больше. Однако увидеть, куда меня всё–таки собирались привезти, мне было не суждено.
Когда стало понятно, что вот–вот — и дорога уже по–настоящему потянется среди ферм, Алила остановила телегу, залезла внутрь и уселась напротив меня. За почти неделю нашего знакомства я успел понять, что это не сулило мне ничего хорошего. И верно, не произнеся ни слова, эльфийка достала из–за пояса сначала нож, положив его рядом с собой, чтобы я видел, мол: «Веди себя смирно, иначе пущу его в ход», — а потом начала ещё больше перематывать меня верёвками. На этот раз скрутила по полной: локти, колени, бёдра, руки привязала к торсу, ноги подтянула к животу — и всё замотала так, чтобы я вообще не мог пошевелиться, после чего для завершения картины запихнула мне в рот кляп из моей же окровавленной футболки.
В другой ситуации сексуальная эльфийка, стягивающая тебя верёвками, как заправская БДСМ-домина, вызвала бы у меня только восторг и несколько видов подъёмов одновременно. Но распространяющееся от печати Сына апокалипсиса тепло отлично отражало моё душевное состояние. И когда остроухая гадина сначала расчистила середину телеги от тел монстров, затем уложила меня туда, а после закидала сверху воняющими кислятиной тушами, стало понятно, что дело — полный швах. Как я не отключился от этого амбре — сам не понял, возможно, отчасти сыграл эффект способности, но, пожалуй, лучше бы отключился.