Леонардо ДиКаприо в это самое время был занят в Таиланде на съемках «Пляжа» Дэнни Бойла, в редкие часы отдыха развлекаясь со своей новой девушкой, бразильской топ-моделью Жизель Бундхен. По воспоминаниям актера, он получил звонок от Скорсезе, когда в компании возлюбленной без всякого аппетита поглощал уже надоевший за недели работы над фильмом пад-тай. И это известие якобы стало для Лео невероятным сюрпризом. Конечно же, он лукавил, ибо знал о планах Скорсезе наконец-то приступить к реализации «Банд Нью-Йорка» уже довольно давно, более того, читал сценарий, мечтал заполучить партию молодого бунтаря Амстердама Валлона, одержимого желанием мести, и беспрестанно твердил о проекте своему агенту Рику Йорну.
Книга Херберта Эшбери, впервые опубликованная в 1928 году, повествовала о периоде между 1830 годом и началом Гражданской войны, в который на улицах Нью-Йорка боролись за власть бандитские группировки протестантов и католиков, а их кровавые стычки ловко использовала в своих целях абсолютно коррумпированная администрация, методом подкупа и шантажа привлекая на свою сторону то одних, то других главарей. Скорсезе дорожил этой историей прежде всего потому, что вырос в районе Маленькая Италия, где как раз и располагался Файв Пойнтс. В детстве он обнаружил остатки легендарных катакомб в соседнем Чайнатауне, служивших для бандитов давно минувших лет своеобразным схроном. Взаимосвязь неизменно кровавых событий – разборки гангстеров, что Скорсезе наблюдал в родном квартале в пятидесятые, немногим отличались от тех, что происходили ровно на том же месте за столетие до этого, – представлялась режиссеру крайне выразительной метафорой рождения нации.
Изобиловавший документальными подробностями текст Эшбери Скорсезе сократил до противостояния двух героев – реально существовавшего Билла-Мясника, или Билла Пулла, и Священника Валлона, собирательного образа, основанного на описанных в книге ирландских эмигрантах, спасавшихся после 1845 года от Великого Голода, охватившего регион в связи с заражением картофельных посевов эпифитотией фитофтороза. С их смертоносной для Валлона схватки начинается сага о жителях трущоб нижнего Манхэттена. Помимо Билла-Мясника в картине также фигурируют исторические персонажи вроде Красной Скалы Фаррелла или Адской Кошки Мэгги.
Скорсезе оставил идею уподобить сражения католиков с протестантами за господство Нью-Йорком покорению фронтира, ибо безграничные пространства Дикого Запада, где каждый сам за себя, любая власть сменяема, а значит декоративна, все же являлись полной противоположностью сугубо клаустрофобному миру злых и тесных улиц, на которых невозможно скрыться от зоркого ока либо негласно коронованного Билла-Мясника, либо сбиров из Таммани-Холла. Однако степень кровожадности царящих в Файв Пойнтс нравов нисколько не уступает людоедским обычаям, характерным для жанра вестернов. Собственно, столько раз портретировавший мафиози, Скорсезе испытал во время работы над «Бандами Нью-Йорка» удивительное чувство: впервые за долгие годы он не мог почувствовать эмпатию к своим героям, убивающим друг друга без всякой видимой причины (деньги или женщины), исключительно из жажды насилия.
На роль Билла-Мясника Скорсезе по-прежнему хотел пригласить Роберта Де Ниро, а его соперником сделать Уиллема Дефо, но затянувшаяся подготовка – строительство под руководством Данте Феретти, постоянного художника-постановщика Феллини, декораций в Риме, на студии «Синеситта» – вынудило его изменить кастинг. Главного антагониста теперь должен был играть Дэниэл Дэй-Льюис, а священника Валлона – Лиам Нисон. Что касается ДиКаприо, то он терпеливо ждал начала съемок, по обыкновению штудируя всю имевшуюся литературу об отцах-основателях Большого Яблока. В качестве ориентира Леонардо выбрал персонажа Бешеного быка Джейка ЛаМотту, именно физический аспект казался ему наиболее важным. Кулачные бои, в которые охотно ввязывается Амстердам, – тип насилия, отражающий суть его натуры. Им движет всепоглощающее желание мести, но вместе с тем он уже родом из нового времени и осознает, пусть и очень отдаленно, ценность человеческой жизни, догадывается о том, что люди пришли в этот мир не только затем, чтобы убивать. Бледный абрис благородства, проступающий все же в его душе, – признак слабости в глазах противников, особенно Билла-Мясника, тоже, впрочем, грешащего чрезмерной чувствительностью. Но Билл сентиментален ровно в тех пропорциях, что полагаются классическому злодею, способному умилиться котенку и вместе с тем отдающему изуверские приказы расправиться хоть с женщиной, хоть с ребенком, если они случайно перешли ему дорогу.
Интересно, что в конце семидесятых роль Амстердама уже была написана Джеем Коксом под Малькольма МакДауэлла, сыгравшего в итоге Калигулу, а не сироту-мстителя, таким образом пути ДиКаприо и римского императора, занимающего его воображение уже двадцать с лишним лет, снова пересеклись.
Билла и Амстердама связывают в картине двусмысленные отношения. Достигший по меркам эпохи возраста Мафусаила Мясник не имеет потомства, ему некому оставить свою империю. Амстердам, выгодно отличающийся от большинства подручных способностью мыслить, то есть побеждать, вызывает в Мяснике отцовские эмоции. Это сын, которого ему не довелось воспитать. По этой причине он неосторожно приближает Амстердама к себе, балует подарками, откровенничает, признаваясь с горечью в бессмысленности своего бытия, строящегося лишь на бесконечном и тщетном стремлении сохранить власть, читай жизнь, – а ведь в Файв Пойнтс никакая власть не длится долго, аморальным людям нельзя доверять, от постоянной войны устают даже прирожденные воины.
В свою очередь, Амстердам, вопреки усвоенным с детства установкам, гласящим, что только месть сможет сделать его счастливым, тоже постепенно начинает привязываться к Биллу и проникаться его чудовищной философией. Кроме того, настоящий отец, за смерть которого он должен взять с Билла самую высокую плату, для него, по правде говоря, абстрактная фигура, тень из снов. Да и мысли Мясника об устройстве вселенной не такие уж и крамольные – что, кроме презрения и брезгливости, можно испытывать к населяющим эти улицы животным, по ошибке Всевышнего получившим обличье людей. Лучший друг Амстердама оказался предателем, продавшим его за приглянувшуюся юбку и пригоршню монет.
Смесь восхищения и ненависти, что светится в глазах Амстердама, ДиКаприо даже не приходилось играть. В Дэниэле Дэй-Льюисе он и за пределами кадра нашел «приемного отца», щедро делившегося с ним секретами мастерства, но временами проявлявшего эмоциональную жестокость, ревновавшего молодую звезду к Скорсезе или к музе киноискусства. В любом случае ДиКаприо был зачарован работой со «священными монстрами», понимая, что судьба предоставила ему редкий шанс – он попал в высшую лигу, на проект, действительно имеющий значение для вечности, как бы пафосно это ни звучало. Наверное, по этой причине, когда скандалы Скорсезе с Вайнштейном перешли в совсем острую фазу, Леонардо согласился пожертвовать часть гонорара на дополнительное финансирование, потребовавшееся в момент попстпродакшена.
«Банды Нью-Йорка» в итоге напоминают не вестерн, а итальянскую оперу, разыгрываемую на руинах античного театра. Скорсезе не жалеет грязи и крови, но ощущение, что перед нами гигантская декорация, в которую поместились и прибывшие из Европы корабли, и реформаторские церкви, и аристократические гостиные, и бордели, и катакомбы, и китайский театр теней (хотя в середине XIX века в Нью-Йорке еще не было китайских эмигрантов), конечно же отсылающий нас к «Однажды в Америке», и кладбища, превращающиеся на глазах в заасфальтированные мостовые, не оставляет ни на мгновение. Это не гиперреалистический портрет Родины, зиждущейся, как любая держава, на костях бесчисленных жертв, а смутное видение, страшный сон, в котором смешались бандиты и депутаты, генералы и священники, проститутки и дамы высшего света, первые и последние. Их жизни ничего не значили, а смерти стоили и того меньше. Америка предстает у Скорсезе в очередной раз ненасытным Левиафаном, ее демократия чудом вышла из адского котла Файв Пойнтс. Хотя что есть демократия – подарочная открытка с изображением Статуи Свободы, встречавшей когда-то всех вновь прибывших, или сменяемость власти, символом которой и служат позабытые могилы – последний план фильма.
Релиз «Банд Нью-Йорка» планировался на осень 2001 года, но трагические события 11 сентября 2001 года внесли коррективы в прокатное расписание, причем у множества кинематографистов. В случае Скорсезе продюсеры настаивали, чтобы он удалил из финального монтажа итоговую панораму Манхэттена с Башнями-Близнецами, уже не существовавшими в реальности. После долгой полемики эта идея была отринута. Здание Международного торгового центра осталось в фильме, как напоминание о том, что всякая власть порочна и преходяща.
Четыре года спустя ирландскую тему Скорсезе продолжил с «Отступниками», вольным ремейком культового гонконгского боевика «Двойная рокировка» (2002) Эндрю Лау. В 2003-м Warner Brothers и Plan B, продюсерская компания Брэда Питта, приобрели совместно права на адаптацию «Двойной рокировки» и сразу же пригласили для написания сценария бостонского автора Уильяма Монахана, предложившего перенести действие в свой родной город. История противостояния двойных агентов – Билли Костигана, внедрившегося по заданию полиции в мафиозное сообщество, и сержанта Колина Салливана, работающего на мафию, – как нельзя лучше ложилась на топографию Бостона, славящегося своей жесткой кастовой системой: Южный и Северный районы города – разные миры, находящиеся в противофазе по всем возможным признакам, включая расовый и классовый. Скорсезе с восторгом отнесся к идее Монахана, изначально на роль Салливана он хотел позвать самого Брэда Питта, но в ходе обсуждения стало ясно, что этого героя должен все же играть более молодой актер, так возникла кандидатура Мэтта Дэймона, к слову, тоже уроженца Бостона, прекрасно знакомого со спецификой материала. Партию главного антагониста, босса ирландской мафии Фрэнка Костелло, как водится, Скорсезе намеревался отдать Роберту Де Ниро, но тот явно устал играть однотипных персонажей, а кроме всего прочего, был занят подготовкой к «Хорошему пастырю». В итоге на проекте появился засидевшийся на пенсии Джек Николсон, привнесший и в доставшуюся ему роль, и в картину в целом необходимую глубину, ибо первой мыслью Скорсезе было сделать из «Отступников» нечто в духе Тарантино, ироничный боевик, без устали цитирующий лучшие образцы жанра. Благодаря Николсону «Отступники» стали мощной зарисовкой о нравах современной Америки и ее социальном неблагополучии.