Главный инженер. Жизнь и работа в СССР и в России — страница 9 из 25

А если только часть мира живёт в условиях процветающего и гуманного коммунистического общества, то как люди этих стран могут хорошо себя чувствовать в окружении голодающих? Кроме того, в условиях неравенства в масштабах мира неизбежны попытки воинственных и невежественных правителей пограбить соседей.

Естественный вопрос – почему руководители КПСС вели такую глупую внутреннюю политику. Мне кажется, ответ простой. Во-первых, ставить задачу построения социализма в России было бесполезно. Менталитет народа был таков, что не мог воспринять социализм. Те же, кто захватил власть в 17 году, были просто невежественные люди, не имевшие понятия, как изменить представление сотен миллионов людей о собственности, о принципах поведения в условиях нового общественного строя. А когда нет знаний, что руководитель делает? Как в любой банде, использует силу, создаёт репрессивный аппарат. Не для защиты нежизнеспособной идеи, а для собственной, личной защиты. Страшно стало правителям партии. Сначала их хотели вешать белогвардейцы, потом начались восстания крестьян, началось брожение умов в массе народа. Наиболее грамотный человек, Ленин начал приспосабливаться к менталитету российских людей, ввёл НЭП. На основе оживления промышленности и улучшения благосостояния народа можно было более плавно идти дальше. Умный человек Бухарин пытался установить плавность перехода от капитализма к социализму. Но всех победил Сталин. Со свойственными ему иезуитским фанатизмом и жестокостью, на фоне малограмотности и авантюризма решил безоглядно применять силовое подавление инакомыслия. Принял идею о том, что народ – стадо баранов. Загнать их кнутом в стойло социализма, окружить колючей проволокой, создать глобальную стукаческую систему слежки за умонастроениями людей, отгородиться от остального мира, запугивать карательными мерами, сажать в тюрьмы, издеваться, морить до смерти голодом и холодом, пытать, расстреливать тех, кто смеет думать о совершенствовании политического устройства, экономического уклада жизни.

Естественно, что Сталин не понимал и со своим скудоумием иезуита не мог понять, что для проведения такой внутренней политики надо иметь огромную массу «специалистов» по преследованию, издевательствам, пыткам. Даже палачей надо было иметь многие тысячи. А что такое палач, следователь, судья, предназначенные для осуществления политики жестокого, бесчеловечного идеологического подавления народа? Это абсолютно неизбежно – подонок, лишённый нормального мировоззрения, мироощущения, моральный извращенец. Нормальному человеку достаточно раз – другой ударить на политическом, идеологическом следствии человека, приговорить его к смерти – и он уже морально погиб. Это уже не человек. Это уже моральный урод, извращенец.

Хорошо ещё, что это подонок по генам, по рождению, как, скажем, потомственный вор, грабитель, убийца. Самое страшное, как это ни парадоксально, если карателем становится человек с нормальной совестью. Совесть неизбежно заставляет такого человека искать моральные оправдания своим действиям. Иначе он погибнет от переживаний, от стыда за содеянное. В чём может быть его спасение? Только в том, что масса окружающих его сослуживцев пытаются делать то же самое, то есть попытки оправдаться. Они убеждают друг друга в том, что всё делают во имя какой-то высокой цели. У них рождается и укрепляется сознание того, что справедливость и гуманизм коммунистической идеи могут защищаться путём издевательств и убийств. Рождается и действительно родилась такая извращенческая идеология. Народились и моральные уроды типа Вышинского и ему подобных, не брезгующие придавать научную форму такой идеологии. Мысль о том, что подобные попытки опоганивают само понятие науки, как высшего уровня человеческого интеллекта, таким, с позволения сказать, людям была просто недоступна.

Кстати, к месту вспомнить, что знаменитое жандармское третье отделение царской России и вся тогдашняя тюремная система были несравненно гуманнее и человечнее, чем соответствующая система в стране социализма. Допускалось даже такое абсолютно невозможное в СССР явление, как публичное оправдание политических убийц, не говоря уже о просто политических агитаторов. Режим содержания в тюрьмах и ссылках даже руководителей революционного подполья был неизмеримо более гуманный по сравнению даже, например, с больницами в Бериевских лагерях.

То есть царская власть исполнялась более или менее нормальными людьми, а не извращенцами, выращенными сталинской системой подавления.

1.10. Допросы в райотделе КГБ. Партбюро в организациях – отражение КПСС

Был у меня около 1970 года случай непосредственного общения с одним из чиновников репрессивного аппарата. Я тогда только что стал заместителем главного инженера ЦНИИ судовой электротехники и технологии, а заместителем директора по режиму был кадровый деятель КГБ, некто Свинарев. Поскольку он очень внешне был расположен ко мне, как молодому перспективному руководителю, я пригласил его отметить сдачу кандидатского минимума главным конструктором по электрооборудованию Ущербиным. Последнего я усиленно готовил к сдаче экзамена. Сели мы втроём за столик в ресторане на Невском 44, выпивали и разговаривали. Ну и начал я высказывать свои политические воззрения. В частности, высказал недовольство тем, что евреям запрещают уезжать в Израиль. Вспомнил доклад Хрущёва на 20-м съезде, в том числе приведённые в нём примеры издевательств осуждённых по 58-й статье героев гражданской войны. Сказал, что тех подонков, которые пытали их, ковыряясь острыми железками в застаревших ранах, я бы потребовал расстрелять.

Похоже, что я затронул чувствительные струны его воспоминаний. Через несколько дней получил повестку на допрос в отдел госбезопасности Куйбышевского района. Отдел помещался тогда на Невском у Аничкова моста. Допрашивали три дня. Назначенный по делу следователь (Горелик Б.С.) показал часть доноса Свинарёва, в котором было написано чёрным по белому, что я призывал расстреливать коммунистов. Вообще коммунистов, а не тех, кто изуверски пытал героев Гражданской.

Ясно, что для Свинарёва не было разницы между теми, кто просто состоял в КПСС и теми, кто опозорил себя, нашу страну, само понятие о коммунизме такими дикими, варварскими, извращёнными методами допросов.

Интересно, что третьим в нашей застольной компании был член КПСС Ущербин. Его предварительно вызывали в КГБ для дачи показаний, но он ничего не рассказал мне ни тогда, ни позже, ни теперь о подробностях разговоров там. Это о чём-то говорит. Не представляю, чтобы я вёл себя так же, в такой же ситуации. Логика требует считать, что его мнение было похожим на мнение Свинарёва. Иначе он как честный человек должен был хоть как-то оправдаться передо мной за пережитый стресс трёхдневных допросов в такой организации, как КГБ.

Надо сказать, что возникшие у меня тогда сомнения о качестве личности г. Ущербина не могу не связать с другим случаем. В 1976 году Обком КПСС решил, наконец, расправиться с нашим директором, Александром Алексеевичем Азовцевым. Азовцев был талантливейшим руководителем, создателем нашего Центрального института судостроительной промышленности. Только благодаря ему институт был и создан и стал действительно научной организацией, за несколько лет занявшей ведущие позиции в отрасли, выросшей из мелкого ЦКБ численностью в 300 человек до могучей организации, собравшей около двух с половиной тысяч человек ведущих специалистов по всем направлениям нашей науки и техники, оснащённой исключительной лабораторной и производственной базой. Достаточно сказать, что мы построили, кроме обычных производственных корпусов, уникальный электротехнический стенд мирового уровня, создали сеть филиалов на всей территории СССР, от Калининграда до Владивостока. Получив в подарок от ВМФ 7-й форт в Финском заливе, построили на нём уникальную опытно-экспериментальную базу для изучения и решения возникшей в те годы проблемы мирового значения, проблемы статической электризации углеводородных топлив в топливных танках танкеров. В мире тогда взорвалось несколько десятков танкеров супербольшого водоизмещения. И никто не знал, почему это происходит и как от этого защищаться. Наш результат в этой области таков – ни один! из танкеров нашей постройки не взорвался.

Кроме создания института, Азовцев создал ещё и коллектив, отличавшийся уникальной особенностью – сплочённостью вокруг директора, энтузиазмом в решении наших задач. Основами непоколебимого доверия к директору были, на мой взгляд, нравственная чистота, государственность мышления, забота о людях, преданность делу, самоотверженный труд, высокий интеллектуальный уровень.

Такой комплекс человеческих свойств, в сочетании с независимостью суждений и нежеланию кланяться партийным чиновникам с требуемой подобострастностью был как кость в горле обкомовским деятелям. Сквозившее в его поведении лёгкое, снисходительное презрение к партбюро института, наполненного выскочками, заменявшими знание и умение партийной фразеологией, вызывало и у местных так называемых партийных руководителей соответствующее неприятие.

Это обстоятельство требует пояснения. Партбюро в организациях по идее должны были контролировать деятельность директора, требовать проведения им политики КПСС. Поскольку партия осуществляла в стране жёсткую власть, её и её носителей все боялись. Основа боязни была застарелой. Боялись не так, например, как милиции. Милиция требует исполнения закона, а партия – неизвестно чего, то есть чего угодно. Выговор по партийной линии, исключение из партии ставило крест на служебной и жизненной карьере человека.

Чувствуя власть, члены парткомов вмешивались во всё, высказывали, в частности, свои технические соображения. В своём подразделении член партбюро как специалист ничего не значил, а на заседаниях в отделах был властью. Это очень привлекало тех, кто очень хотел своё незнание и неумение компенсировать значимостью партийной власти, ореолом всесильности над всеми, в том числе над директором. Какой – нибудь жалкий по своему интеллектуальному уровню, далёкий от науки и техники, но горластый и преданный партии (чаще на словах) мелкий, иногда ничтожный специалистик волей обкома становился вдруг предс