Дама в сером фыркнула. Господин Фогель закашлялся.
— Господин Гиль, прошу вас! — резко сказал министр, краснея лицом.
— Я огорчён, господин министр, — так же монотонно ответил господин Гиль, продолжая глядеть в чашку. — Что вы сделали с моим прибором? Разве я дал вам его для забивания гвоздей в стену?
— Вам всё вернут, — быстро ответил министр. — Как только мы получим ответы на некоторые вопросы…
— Я мог бы ответить вам прямо сейчас, но вы ведь не слушаете, — сказал господин Гиль, переведя взгляд с чашки на жемчужную брошь госпожи Бондарь.
— Господа, просветите меня, — произнесла дама в сером. Она сказала это негромко, но все посмотрели на неё. — Правда ли, что фирма «Бейбибер» тоже вошла в наш клуб?
-Я слышал, они тоже воспользовались услугами известной нам кампании, — пробормотал господин Фогель, бросив взгляд на даму в розовом.
— Тогда почему их нет на нашем собрании?
— Мы решаем этот вопрос, — ответил министр, как можно любезнее глядя на госпожу Бондарь. — Думаю, всё решится в ближайшее время.
— Вы имеете в виду историю с «Айсбергом»? — невинно спросил господин Фогель, крутя на животе пальцами. — Это было эффектно.
— А главное, быстро, — ядовито сказала дама в сером.
— Да уж, вы нас удивили, господин Фрезер, — томно сказала дама в розовом. — И как это у вас получается?
Взгляды двух дам опять встретились, и собравшиеся почти услышали стальной лязг.
— Не хотел бы я оказаться на их месте, — задумчиво сказал господин Фогель. — Разве девиз нашего маленького клуба не взаимопомощь?
— Зато это так волнующе, — проворковала госпожа Агриппина. — Наши дела заметно лучше с тех пор, как мы воспользовались советом Максимилиана. Это просто чудо какое-то.
— Ближе к делу, господа, — немного нервозно прервал дискуссию министр, постучав ложечкой по чашке.
***
Если шесть человек, сидящие сейчас в уютном кабинете, могли видеть невидимое, они были бы очень удивлены. Но четверо мужчин и две женщины, хотя и обладали немалыми возможностями в своих областях, не могли видеть тени, что проскользнули вслед за ними сквозь плотную ткань портьеры, и тяжёлую, резного дерева, дверь. Тени, что сейчас непринуждённо расположились меж собравшимися людьми: кто на спинке кресла; кто на диванчике рядом с ничего не подозревающим господином Гилем; кто просто на подлокотнике другого кресла. А одна, самая озорная тень даже взобралась на люстру, и тихо покачивала ножкой, разглядывая просторную лысину господина министра.
И если бы собравшиеся здесь могли слышать неслышимое, они бы узнали много интересного. Потому что в кабинете шло ещё одно собрание.
— Вы задержались, — отметил председатель, приветствуя коллег, незримой тенью проникших в кабинет вслед за господином Фогелем, и госпожой Бондарь.
— Клиенты не торопились, — отозвалась одна из прибывших, занимая подлокотник кресла госпожи Бондарь.
— Мы тоже не спешили, — сказал её спутник, пройдя прямо через журнальный столик с икебаной. И пока господин Фогель пожимал руки собранию, взобрался на спинку кресла и улёгся там, приняв позу отдыхающего кота.
— Как вам нравятся эти люстры? — спросили сверху. Самая младшая из коллег слегка покачивалась, наслаждаясь шорохом подвесков и игрой света в гранях стеклянных бусинок.
— Ничего особенного, — строго отозвалась старшая коллега с подлокотника кресла. — Гораздо интереснее те существа по углам холла. Они такие милые. Эти люди даже не знают, что им хочется настоящей земли.
— А мне понравилось то, что в центре. Такая душка.
— Ну уж и душка, скучное существо. И больное, к тому же.
— Просто слабое.
— Больное!
— Коллеги! — председатель обратил на себя внимание, и они смолкли. — Прошу высказываться по существу дела.
— По существу дела можно сказать, что кое-кто слишком тесно общается со своими клиентами, — наябедничала одна, неуловимым движением невидимого пальчика обводя жемчужину в серёжке госпожи Бондарь. — Они начинают им сочувствовать!
— А вы нет? — ответили со спинки кресла.
— Все знают, что бывает, когда подходишь к ним слишком близко, — заметили с люстры. — Проблемы.
— Такие же, как с коллегами из «Айсберга»? — спросили с подлокотника. — Кое-кто неплохо поживился.
— Да, мы стали сильнее, — отозвались от кресла господина Фрезера. — Ну и что?
— А кого-то не стало!
— Друзья, — строго сказал председатель, — мы собрались здесь именно для того, чтобы избежать создания прецедента. Каждый из нас имеет равные права и возможности. Это аксиома. Есть возражения?
Возражений не было.
— Тогда прошу высказываться. Мы должны впредь соблюдать пункты договора, и не позволять людям использовать нас в своих целях. Говорите, коллеги.
***
Погасли сияющие бриллиантовыми огоньками люстры. Потух янтарный блеск паркета. Давно отыграло в бокалах шампанское, и опустел просторный зал.
Задержавшиеся допоздна члены маленького элитного клуба неторопливо проходили мимо раскидистого дерева в каменной кадке посреди холла, тихо прощались друг с другом, роняя приличные случаю слова. Всё уже было сказано.
Они спускались по широкой лестнице, где у выхода стояли двое человек в белых пиджаках с блестящими пуговицами, что своей статью могли соперничать с изваянием дискобола, и уходили прочь.
Другое, незримое собрание покинуло дом вслед за первым. Его члены тоже вежливо раскланивались, обменивались неслышными для людей прощаниями, и уходили каждый за своим человеком.
Самая озорная тень и здесь не упустила шанс порезвиться. С лихим криком соскочив с люстры, она прокатилась по гладкому паркету, одним прыжком взлетела на дубовые перила лестницы, и с радостным визгом покатилась вниз. Соскочила возле ничего не подозревавшего дискобола, завершив прыжок грациозным пируэтом.
Другие, более солидные коллеги, снисходительно обменялись мнениями:
— Вот она, молодёжь. Одни забавы на уме.
— Даже завидно. Получать удовольствие от таких пустяков.
Игривая тень заняла своё место рядом с клиентом, и диковинная кампания покинула дом.
Глава 28
— Может, она. А может, нет. — Девица оттопырила губу, разглядывая фотографии. В губе подрагивали пять колечек дешёвого золота с цветным стекляшками.
К фото Анастасии Кашкиной прилагалось описание, но Филинов не торопился его давать. Девица и так сомневалась во всём. Спроси её, взойдёт ли завтра солнце на востоке, она и то не ответит, думал следователь, с вежливым вниманием на лице слушая девицу.
А как он обрадовался, когда выданная бывшим дружком Кашкиной Эдиком его новая пассия оказалась знакома с Анастасией. Глядя на Филинова густо подведёнными синей краской глазами, девица заявила, что «бывшая» Эдика не подходила ему по гороскопу. И вообще-то Настя сама ему первая изменила, когда они выезжали на одно мероприятие…
Следователь встрепенулся. Умолкнувший было оркестр где-то глубоко внутри сыграл несколько пробных тактов весеннего марша. Но девица вдруг увяла, и принялась что-то мямлить о многочисленных друзьях, которых и не упомнить. И что выезды на природу, в которых — в чём она уже не уверена — принимала участие Настя, проходили так весело, что она уже просто не в состоянии…
Филинов понял, что девица сболтнула лишнее, и теперь пытается выплыть из лужи, в которую неосторожно угодила. И ещё он понял, что она всё ему расскажет. Нужно только уметь слушать. Нужно оценить её тонкую, такую ранимую душу, отягощённую печалями и чужими тайнами. И о которых так и хочется поведать первому встречному следователю с усталыми, добрыми глазами.
Филинов подвигался на стуле, устраиваясь поудобнее. Ему предстоял долгий разговор. Разговор, полный чудесных открытий и мучительных пауз, когда девица будет просить водички, сморкаться в одолженный у доброго полицейского платок, и смотреть на следователя влажными, печальными глазами раненой газели.
Когда при Филинове говорили о полной трудностей и опасностей работе полицейского следователя, он всегда молча кивал головой в ответ. В кинотеатре, куда ему изредка случалось попадать, он невозмутимо пропускал мимо ушей все нелепости, и спокойно дремал на сценах героических будней его экранных коллег. Кому интересно знать, как на самом деле происходит полицейское расследование, говорил он сам себе, возвращаясь в свою холостяцкую квартирку, и метко бросая потёртый галстук на спинку стула. Ничего в этом нет интересного. Ну да, наша служба трудна, и порой даже опасна. Но в процентном соотношении опасностей, подстерегающих следователя на работе, у него гораздо больше шансов получить геморрой, чем пулю.
Через полчаса мучительной беседы следователь узнал, что девица состоит в некоей секте. «Нет, это совсем не секта!» — с негодованием подскочила на месте девица, задетая за живое хитрым Филиновым. «Как вы не видите разницы, вы же грамотный человек!»
Следователь невинно поморгал глазами, и с почти неподдельным интересом принялся вникать. Ещё через какое-то время выяснилось, что Настя Кашкина хорошо знакома свидетельнице, и они даже вместе выезжали на пикник. «Да не на пикник же, а на мероприятие! Вы что, не видите разницы? Ну получают же полицейские хоть какое-то образование?» — вещала девица с состраданием дипломника, узревшего студента первого курса. Что за мероприятие, и насколько близким было знакомство? Ну, как сказать… Словом, девица знала Кашкину как сестрицу Настю, и они даже сидели рядом во время церемонии служения Живительном Огню.
При этих словах Филинов напрягся. Внешне это никак не отразилось. Он добродушно продолжал смотреть на свидетельницу, но внутри у него играл оркестр. И тут же с неслышным щелчком открылась его личная, внутренняя картотека. Свидетельница, густо накрашенная синей краской до ушей, с колечками в носу, ушах и на губе. Фас, профиль. И приписка: может быть полезной.
Упомянув о церемонии, девица смутилась и густо покраснела. Но, поощряемая любознательным полицейским, ловившим каждое её слово, разговорилась, и Филинов узнал сразу много разных вещей.