— Отдаст приказ «в атаку!»
— Или отдаст приказ, или примет политическое решение. Но, естественно, и от некоторых старых своих приемов работы в спецслужбах постепенно отказываются или применяют их все реже.
— Что это за методы, которые теперь устарели?
— Где-то до конца 1960-х в повседневной работе с агентурой использовались тайники. Иногда постоянные, бывало, и разовые. Скажем, агент в тайник что-то вкладывал. Разведчик, с ним работавший, приходил к этому тайнику и закладку изымал. Считалось, что подобные связи — бесконтактны. И, следовательно, относительно безопасны. Но это же не совсем верно.
— Почему?
— Ну, скажем, мой агент подыскивает место, закладывает туда блокнот. А через некоторое время в тот же тайник за блокнотом лезу я. Значит, контакт все-таки происходит. Контрразведка может засечь моего агента во время устройства тайника, установить наблюдение. И естественным образом выйти на меня. Рискованно: тайник не может гарантировать безопасную бесконтактную связь. И тогда многие спецслужбы перешли на тайники бросовые.
— А это что такое?
— Если коротко, то это когда из проезжающей машины выбрасывается, допустим, для агента или для разведчика скомканная пачка сигарет или пустая банка из-под пива. Был период, когда и мы, и ЦРУ вовсю пользовались метками, сигналами.
— И об этом, если можно, тоже поподробнее.
— Ну, они считались бесконтактными, безличными способами связи. А на самом деле были все же контактными, на мой взгляд, личными. Агент, к примеру, ставил сигнал: наклеивал на телефонную будку кусочек пластыря или ставил мелом горизонтальную полосу. А разведчик, заранее наметив такой способ связи с агентом, снимал этот пластырь или перечеркивал меловую черту. То есть контакт все же происходил. Ведь контрразведка могла засечь человека, ставившего все эти сигналы. А если она вела его и слежка приводила к месту постановки сигнала, то, значит, могла выйти и на вторую сторону, на второго участника операции, подходившего к сигналу.
— Господи, какие сложности.
— Именно сложности и опасности. Потому эти сигналы и были убраны из технологии. Если сигнал ставился, то он снимался в кавычках.
— Олег Максимович, что-то не совсем понятно.
— Ну, снимался он визуально из проезжавших в потоке машин. Установить машину — крайне сложно.
— Сложно, но, судя по всему, можно?
— Трудно, однако, вероятно. Контрразведчики машину вычисляли с помощью изучения маршрутов разведывательных структур.
— Как же это удавалось?
— Используя компьютерную технику, о которой мы с вами говорили. Вычислялось, что машина разведчика ежедневно или регулярно, хотите — часто, проходит по таким-то и таким-то точкам. И в этих местах контрразведка терпеливо корпела, пытаясь, иногда и небезуспешно, обнаружить места предполагаемой постановки сигнала. Использовались и наружное наблюдение, и специальные датчики.
— Сейчас такие методы по-прежнему часто применяются разведкой?
— Может быть, реже и реже. Используются спутники, через которые подается информация. Разработана быстродействующая аппаратура, которая в нужный и заранее оговоренный час подаст условный сигнал безо всяких меток. Появились компьютеры со сложнейшими программами. Связь можно поддерживать и с их помощью.
— Значит, старые методы разведки и шпионажа потихоньку списываются в архив?
— Вовсе нет. Вся новейшая техника не исключает применения вроде бы и дедовских, архаичных способов. Очень многое зависит от конкретных условий. Ведь каждая операция — уникальна. Только используя все, что в разведке наработано, можно избежать провалов и обеспечить безопасность. Компьютер — совсем не панацея. Контрразведки ведь тоже знают, какие прекрасные возможности он обеспечивает для установления связи. И, исходя из этих знаний, разрабатывают свои контрмеры для выявления связей. Компьютер как раз и поможет выйти на субъекты и объекты этих связей. Но в разведке нельзя говорить — вот этот метод «старый», а этот «новый». Разведдеятельность и контрразведка тоже — это творческий процесс, то есть комбинаторика, иными словами, сочетание «старого» и «нового» в самых различных вариациях.
— Олег Максимович, позвольте теперь от разговоров о современнейших методах разведки вернуться к началу нашей беседы, когда мы вели речь об «Архивах Митрохина». Как вы считаете, насколько велик урон, понесенный нашими спецслужбами, от издания митрохинской работы?
— Если даже какой-то процент «Архивов» — правдив, то я бы лично отнесся к ним как к историческому исследованию. Или, точнее, историческому пласту «холодной войны». Но книга — это скандал скорее для Запада, а не для нас.
— Почему же?
— Да потому, что в течение всей «холодной войны» западные спецслужбы добивались расширения бюджетов на борьбу с советской разведкой. И денег им давали немало. Но теперь, если верить Митрохину, становится ясно: получая огромные субсидии, ЦРУ, СИС и прочие своих задач не решили. А КГБ, разведка в этом противоборстве во многом поставленных целей достигли.
— Что ж, допустим. Но в книге мелькает столько имен советских агентов.
— А вот к этому я отношусь с определенным юмором. Митрохин, сдирая что-то из архивных материалов, переписывал и все списки лиц, проходивших по тому или иному делу.
— Но если они в деле, значит, каким-то краем его касаются?
— Именно что краем. Но из чего следует, будто наша разведка как-то с ними контачила или их знала? Таких лиц по делу могут проходить десятки, иногда сотни, а то и тысячи. Эти люди отнюдь не представляли себе, что попали в наше поле зрения. Среди них попадаются как домашние хозяйки, так и короли с принцами. Но Митрохин переписал их фамилии, и этому стараются придать характер того, что все они относились к нашей агентуре. Метод довольно известный. Им пользуются некоторые специалисты при «разоблачениях». Это нечто вроде «куклы» мошенников — сверху две банкноты, а внутри газетная, а то и туалетная бумага. Я бы высказал свое отношение к «Архивам Митрохина», да боюсь, прозвучит оно из уст полковника российской спецслужбы не совсем традиционно.
— Так высказывайтесь. Я, к примеру, и не жду от вас набивших оскомину высказываний. На протяжении нашей с вами беседы их, кажется, удавалось избежать.
— Когда я ездил на презентацию своей книги о Ли Освальде в США, то, по предварительной договоренности, встретился в Вашингтоне с бывшим сотрудником ЦРУ. Мы с ним работали в Мехико в одно и то же время: я в советской резидентуре, он — в американской. Он имел самое непосредственное отношение к моему выдворению из Мексики.
— Было и такое?
— А как же, в 1971 году. Встретились мы в 1993-м и очень мило вспоминали былые дни. И меня забавляло, что в своих мемуарах он описывал в качестве главного интереса своей разведки тех же людей, которые интересовали и нас. Мы к ним тоже шли, только с противоположной стороны. Вели их изучение и разработку. Американцы делали приблизительно то же самое, только преследуя свои интересы и цели. И вот мы оба задумались. А не попробовать ли нам одновременно совместно вспомнить одни и те же операции «холодной войны»? Тогда это как-то затерялось, забылось. Сегодня, держа в руках толстенный, однако не слишком правдивый фолиант «Архивов», я подумал: быть может, пора взяться сотрудникам западных и наших спецслужб за совместное написание истории «холодной войны»? Что, если попробовать честно взглянуть в глаза друг другу?
Агенты Вольфа были повсюду
У некоторых прежних союзников по жизни и по военным блокам отношение к разведке было еще посерьезнее нашего. Так ушедшая в небытие ГДР как раз и славилась двумя непревзойденными феноменами — натренированными спортсменами-чемпионами и фантастически удачливыми разведчиками.
И в распаде государства, всей социалистической системы, по мнению моего собеседника генерала-полковника Маркуса Вольфа, никакой вины разведки нет.
Генерал, три десятилетия руководивший внешней разведкой ГДР, иногда по старой доброй памяти заезжал в Москву. В один из таких визитов, и познакомились. Ясно, что говорили мы с ним совсем не о спорте. После беседы стало понятно, что безымянных героев, трудившихся на ведомство генерал-полковника, было даже гораздо больше, чем можно было бы предположить.
ИЗ ДОСЬЕ
Маркус Вольф (1923–2006) родился в Германии. отец — Фридрих Вольф, писатель, антифашист. Брат Конрад Вольф — известный кинематографист, режиссер. В 1930-г годах семья эмигрировала в СССР. Маркус учился в Москве. По некоторым данным уже в годы Второй мировой войны начал сотрудничать с советской разведкой. После войны семья Вольфов возвратилась в Германию, сознательно поселившись в той части страны, которая контролировалась советскими войсками и затем стала Германской демократической республикой. Маркус Вольф работал в Министерстве Госбезопасности ГДР. затем возглавил службу внешней разведки. По его собственным словам эта работа длилась 34 года. После объединения ГДР и ФРГ преследовался новыми властями, однако практически доказал свою невиновность: суд приговорил Вольфа к условному сроку заключения. Маркус Вольф занимался в основном литературным трудом. его книги, изданные в Германии, входили в число бестселлеров. И сегодня Маркус Вольф в памяти своих друзей.
— Ну что же, молодой человек, о чем вы хотели от меня услышать? Ведь я уже немало писал и рассказывал о конкретных оперативных делах.
— Но все равно же остается немало белых пятен…
— …Может, пусть они и остаются, чтобы никого не подставить? Я сознательно называю некоторых своих героев только по именам, не упоминая их фамилий.
— Понятно, традиция.
— Тут дело не только в конспирации. Так в моей книге «Друзья не умирают», для меня было не столь важно раскрыть какую-то новую документальную истину о конкретном политике или близком человеке. Я стараюсь поведать о моих искренних, часто товарищеских взаимоотношениях с такого рода людьми. Одного моего героя именую сэром Вильямом.