— А какие именно?
— К примеру, у меня орден Боевого Красного Знамени за первый период нелегальной работы, когда удалось сразу после приезда довольно быстро вжиться и организовать.
— Что организовать?
— Я не говорю, где и когда, но резидентуру создали мы довольно быстро. И похвала моего начальника, друга Александра Михайловича Короткова была мне не менее дорога, чем орден и новая звездочка. У супруги, как и у меня, знак «Почетного чекиста», медали. Но с наградами ее немножко прозевали. Работали мы в одном учреждении, но приписаны были к разным отделам. Помимо всего прочего, я еще занимался подбором людей для нашей разведки. Подыскивал надежных помощников. Писал на них характеристики. Полагаю, некоторые работают и до сих пор.
— Это иностранцы? Агенты?
— Оставим вопрос без комментариев. А когда в 1970-х вернулись, у нас оказалось много знакомых в центральном аппарате. Кое с кем мы сотрудничали еще там. Недавно скончался один из ближайших друзей, который держал с нами связь за границей. Мы с ним работали и крепко дружили.
— После возвращения вы, наверное, преподавали в ваших школах?
— В течение довольно длительного времени мы готовили людей. Они приходили к нам домой. И я с женой рассказывал, как работать, что и в каких случаях нужно делать. Подготовили, и серьезно, человек семь. И один после трех лет на нелегалке обратился к руководству с просьбой навестить нас. Разрешили, и он приезжал. Благодарил: все, что вы рассказывали, — правильно, и я поступал именно так. Разве нам это тоже не награда?
— А о чем вы рассказывали? Что вашим ученикам требовалось усвоить в первую очередь?
— Михаил Исаакович, — взмолился старший офицер-тезка Мукасея. — Здесь только в общих чертах.
— А в каких же еще? — даже удивился Мукасей. — Едва ли не главное — знать свои права. В одной из стран, где приходилось бывать, мы, по указанию Центра, построили дом. Вдруг местные власти ко мне с упреком: вы внесли мало денег на строительство, надо еще, иначе — освобождайте виллу. И тут я проявил твердость, может, нахальство… Ага, значит, вот вы какие гостеприимные хозяева. Ничего больше вкладывать не собираюсь и никуда отсюда не уеду, потому что квартира — моя. Так мы там и остались. Я этим хочу сказать, что если надо было поругаться с кем-то, то я выступал смело, изучил их законы досконально. Вызубри, что ты имеешь право делать, а что нет. Имеешь право ругаться с полицейским, или лучше промолчать. Иногда на этом тоже горели. Второе — язык. Вы на меня не обижайтесь, но я лишний раз подчеркну: разведчику, нелегалу тем более, им необходимо владеть в совершенстве. Язык твоей легендированной страны происхождения — это твое богатство. Если и допускаешь ошибки, то только такие, которые твоей легендой оправдываются. Все-таки русских людей, даже, казалось бы, в совершенстве освоивших иностранный, частенько узнают. Тут ведь не только в произношении дело — в артикуляции, в жестах, во внутренних нюансах.
И, наконец, не забывать о мелочах. Был у нас интересный момент. Пошли мы вскоре после приезда получать один документ для жены. Получили, и тут встает полицейский и мою Елизавету Ивановну поздравляет. Это мы забыли, что по новым документам у нее сегодня как раз день рождения.
— А вы выезжали уже мужем и женой? Или сочетались «законным» браком еще и там?
— Нет, по легенде и по жизни мы пара, — тотчас вступила в разговор Елизавета Ивановна.
— А как все-таки с детьми? Ведь они-то жили в Союзе.
— Сложный вопрос, — признался Михаил Исаакович. — По легенде у Елизаветы Ивановны был ребенок. Ведь в чем проблема: врачи могут установить, имела ли женщина детей и даже сколько. Был у нас в одной из стран пребывания, где 1 ноября день памяти усопших, коллега, компаньон. Какое-то время работали вместе. Так однажды в этот грустный день он отыскал на кладбище заброшенную могилку умершего лет тридцать назад малыша. Наказал: не всякий случай — это «ваша», можете изредка приходить молиться.
— А сейчас вы с кем-то из своих коллег общаетесь?
— Редко. Замучили болезни. А так у нас хорошие отношения с Павлом Громушкиным, который изготовил для нас идеальные документы. С Вартанянами и другими людьми, которые в Ассоциации наших ветеранов. Когда внешняя разведка торжественно праздновала свою годовщину, нас вывели на большую сцену, и мы остались там втроем с Примаковым, который тогда был директором нашего учреждения.
— Не приходилось встречаться в Москве или в Штатах с Леонтиной и Моррисом Коэнами? Ведь вы были в США по легальной линии во время войны, а они в те годы добывали для СССР чертежи атомной бомбы.
— Может, им в чем-то и повезло. Нет, Коэнов-Крогеров я не знал, до засекреченного американского атомного центра в Лос-Аламосе мы не добрались. Но были некоторые другие достижения, о которых я умолчу.
Что вообще для разведчика наиболее важное? Слава? Но она, если и приходит, то только в результате провала. Так, быть может, лучшая награда и свидетельство успеха все-таки безвестность?
Мои встречи с Мукасеями продолжались, поддерживал я с ними добрые отношения. И как-то пригласили они меня на премьеру своей первой книги «Земфир и «Эльза», изданной при содействии Академии проблем безопасности, обороны и правопорядка. И, быть может, в этом не было бы ничего особенного, если бы не солиднейший возраст моих героев. А так полковник Мукасей Михаил Исаакович (он же Земфир и Вальтер) и его жена подполковник Елизавета Ивановна (Эльза и Вишня) написали интереснейшую и, что нечасто случается с литературой такого рода, откровеннейшую книгу. Я проглотил те ее главы, где авторы описывают собственную работу. Вошли в книгу и мои материалы. Елизавета Ивановна на презентацию не пришла — попала в госпиталь. Ее муж по-прежнему держался бодро. И когда я искренне поздравил его с удачным литературным опытом, сын деревенского кузнеца из белорусского местечка Замостье так крепко сжал мою руку, что я подумал: быть может, мемуары будут и продолжены.
Тем более что занимались выехавшие под чужими именами из Чехословакии в Швейцарию, а затем в Мексику разведчики не только добыванием нужной стране информации, но и налаживанием связей с осевшими чуть не по всей Европе советскими нелегалами. Есть о чем вспомнить.
Потом, уже дома у Муксея, я попросил его поподробнее рассказать о смерти нашего нелегала К. в Париже. Молодой еще человек вдруг заболел, перестал выходить на связь, и Центр приказал Мукасеям: отыскать и помочь во что бы то ни стало.
То был один из первых выездов Михаила-Вальтера из новой страны проживания в другое государство. Довольно рискованная поездка из Берна в Париж, где в одной из больниц терялись следы одинокого (по чекистской легенде и по жизни во Франции) К… Поиск его квартиры, знакомство с окружением и вот оно, трагическое объяснение невыхода на связь. Владелец небольшого магазина умер в больнице.
Никто не мог предположить столь преждевременного ухода. И здесь Мукасей проявляет не просто служебное, а чисто человеческое участие. Подробнейше выясняет все обстоятельства смерти неизвестного им сподвижника. Красноречивейшая деталь: за несколько часов до исхода, разведчик-нелегал, человек исконно русский, причащается, и Мукасей отыскивает свидетельницу-монахиню, видевшую, как К. целовал крест католического священника и «как из глаз его скатилась чистая, как роса слеза, и он затих навсегда». Нелегал умирал в полном сознании, унося с собой тайны Родины. До последнего вздоха он не отступил от своей легенды. Быть может, даже наверное, нелегалу К. не дано было совершить подвигов Абеля-Фишера или Молодого-Лонсдейла, но вот уж кто остался верен присяге, не выдал себя и не подвел других даже на смертном одре. В Париже он был безумно одинок, а на Родине в Москве у офицера внешней разведки остались жена и две девочки. Сейчас они совсем взрослые, но простая русская фамилия их отца, как и его подвиг, и сейчас под грифом «совершенно секретно»
Тогда же, в этой трагической ситуации Земфир и Эльза не отступили. Чтобы как-то объяснить свой интерес к К., Мукасей выдавал себя по легенде за его дальнего родственника, кузена своей жены. И тут супругам приходит идея: официально оформить наследство. Дело, конечно же, не в жалких грошах, 40 американских долларах, оставшихся от бедного К. Добиться признания в качестве настоящих наследников означает совсем иное: по-настоящему легализоваться в Швейцарии, публично доказать, что у них, приехавших из Восточной Европы, были родственники и в Европе Западной, получить соответствующие документы.
Завязывается длинная и подчас рискованная интрига. Нотариусу требуются свидетели. И чтобы найти, а точнее уговорить их, Мукасеи применяют все разведческое умение и глубочайший человеческий такт. Ну, а память о скончавшемся товарище по нелегальной разведке они увековечивают: устанавливают на могиле мраморный памятник, высаживают многолетние кипарисы и елочки. И все 20 с лишним лет пребывания за кордоном заботились о могиле. На памятнике — портрет К. с датами рождения и смерти по легенде. И даже уйдя из жизни, К. помогает Родине. Его могила служит местом встреч с другими разведчиками легалами и нелегалами, тайником для обмена разведывательными материалами.
Не правда ли, сюжет для детективного фильма? Или вот еще один из рассказов Михаила Исааковича. Вот пылесос в квартире Мукасеев. На самом деле его 12-метровый шнур безотказно служит радиоантенной во время чуть не ежедневных сеансов связи.
Или такая деталь прикрытия. Аккуратная, радушно принимающая приглашенных гостей Эльза всем своим видом дает знать, что не любит, когда к ним в дом приходят экспромтом, не предупредив. Знали бы приятели и соседи истинную причину подобной щепетильности. У Елизаветы Ивановны сеанс связи с Центром, и любой, даже мало разбирающийся в технике гость, может заподозрить неладное, увидев в комнате скромной и бесхитростной домашней хозяйки сложную современную технику. А пока Лиза передает или принимает радиограммы, Михаил старательно метет дорожки в уютном, приобретенном им, действительно удачливым коммерсантом домике с садом, старательно наблюдая за тем, чтоб рядом не появились посторонние. Невинное занятие, а сколько напряжения. Ведь стоило однажды забарахлить устаревшей аппаратуре и затянуться сеансу связи, как радиопередатчик чуть не запеленговали.