рей в высоких стенах. Пока шел, на пути ему не встретился ни один человек.
«Вот провались я тут сквозь землю, и свидетелей-то не найдешь!» – почему-то подумал он.
Попав, наконец, в короткий темный коридорный аппендикс, майор постучал в кабинет без номера.
Не дожидаясь ответа, толкнул дверь, покрытую вишневым простеганным кожзаменителем.
Ренат Николаевич пил чай из крутобокой пиалы.
Его белый пиджак висел на плечиках у входа. Ворот розовой шелковой рубашки был расстегнут и широко распахнут, а крупный, с кулак, узел галстука в мелкую бело-синюю полоску приспущен до середины груди.
В комнате царила атмосфера Востока.
Хозяин кабинета находился в углу просторного помещения. Он сидел на банкетке с короткими ножками. Столик перед ним был совсем низким, – пара ладоней от пола, не больше. На столике – высокий медный чайник с гордо изогнутой шеей и тарелка с крупными кусками халвы. Окна в кабинете были забраны частой деревянной решеткой. Проникающие сквозь нее лучи солнца приобретали уютную матовую мягкость.
Когда-то Сибирская степь была хоть и окраинной, но неотрывной частью мусульманского Востока.
И бич мира Чингисхан, и разрушитель Москвы хан Тохтамыш и властитель Средней Азии железный хромец – Тимур Тамерлан, родной дед великого математика, астронома и философа средних веков Улугбека, считали ее своей землей. Они проходили по ней во время своих боевых походов на Запад, просто жили или отдыхали на ее спокойных неоглядных просторах.
Еще перед последней войной двугорбый верблюд с мохнатой серой гривой и яркий разноцветный бухарский халат были привычной частью городского пейзажа. Теперь Восток ушел отсюда, откатился за каменистые казахские степи. И все-таки его незримое дыхание задержалось в городских лабиринтах. Как, например, в этом кабинете начальника службы безопасности Машиностроительного завода имени Бачурина.
– Вай, Ренат Николаевич! – вскричал Ефим. – Извини, что помешал. Не сердись, дорогой! Только скажи, что занят, сейчас повернусь, дверь закрою и совсем уйду!
Ренат оторвался от пиалы с живительной влагой и сделал вид, что обиделся.
– Зачем так говоришь, почтенный? – почти вскричал он. – Обидеть хочешь, да? Для меня гость – подарок! А такой гость – большой подарок! Садись! – указал он свободной рукой на стоящий у столика маленький, словно бы детский, стул. – Чаю хочешь?
– Не откажусь! – сказал Ефим, с трудом устраиваясь на сиденье для лилипутов.
Ренат птицей взлетел со своего места и, повиснув над пультом внутренней связи, начальственным голосом сказал:
– Катя, у нас гости! Пиалку занеси и еще чего-нибудь там!
В комнате висела тишина, мягкая и плотная, как восточный халат. Но, казалось, сквозь нее едва слышно, но все же долетают звуки с улиц давно исчезнувшего средневекового Самарканада: звон колокольцев на круто изогнутых шеях громадных верблюдов. Напевный крик муэдзина, раздающегося с верхушки вознесенного в синеву минарета. И слитный рокот людских голосов. Если хорошо прислушаться, можно было даже различить слова отдельных разговоров. Например, вот такой беседы.
– Скажи мне, Насреддин, – спрашивает один мужчина с грустными глазами. – За что Всемогущий и Всемилостивый Господь посылает мне несчастья? Ведь я никогда не грешил, вел праведный образ жизни и всегда почитал Аллаха, как единственного Господина в небе и на земле. Но вчера я был богат и уважаем, а сегодня я потерял все свое состояние и, друзья проходят мимо моего дома. За что Он наказывает меня?
– А вот, послушай, меня, – отвечал пожилой, до черна загорелый человек в чалме зеленого цвета, говорящей о том, что он совершил паломничество в священный для каждого мусульманина город Мекку. – Сегодня я был за городом и видел, как в рот одному человеку, который только что плотно пообедал и прилег немного отдохнуть под чинарой, залез злой дух ифрит. Но, кроме меня, это увидел и проезжавший мимо всадник.
Он ударил лежащего своим хлыстом и, не дав проснувшемуся опомниться, стал новыми ударами принуждать его бегать по поляне вокруг дерева. Бедняга умолял оставить его в покое, но всадник не прекращал своего жестокого дела.
Не выдержав тряски, демон выпрыгнул у бедняги изо рта и стремглав помчался в степь.
Тут только запыхавшийся бегун понял, от какой беды его спас безжалостный всадник. Он хотел поблагодарить своего спасителя, повернулся, но никого не увидел. Должно быть, тот ускакал на своем быстром скакуне.
– И что означает твой рассказ, достопочтенный Насреддин? – подумав, спрашивал грустный слушатель.
– Он означает вот что, – Ходжа указал пальцем на небо. – Посылая нам несчастья, Всемилостивый и Всемогущий Аллах не всегда наказывает нас за наши прегрешенья. Иногда, таким образом он спасает нас от более страшных бедствий. Мы и не подозреваем о них, но эти невидимые нами несчастья уже готовы вонзить в нас свои острые зубы. Не ропщи на Всевышнего, человек! Если бы ты знал будущее, ты бы с утра до ночи благодарил Его за свою внезапную бедность!
– Спасибо, Ходжа! Теперь я понял тайну своей жизни! – отвечал утешенный бедняк.
Эту притчу как-то рассказал Ефиму цыганский барон Варга. Она запомнилась Мимикьянову и в сонной атмосфере кабинета Рената Абсалямова, так напоминающего восточную чайхану, почему-то сама собой выплыла из глубин памяти.
В дверь тихонько стукнули, через секунду она бесшумно открылась и на пороге появилась молодая черноглазая женщина в длинном, по щиколотку, облегающем платье сиреневого цвета. Ее голова была повязана шелковой зеленой косынкой, концы которой заячьими ушками торчали на затылке. В руках она держала никелированный подносик. На нем – большая белая пиала и несколько тарелочек с восточными сладостями.
Девушка поздоровалась, не поднимая глаз, проплыла по кабинету, девушка и ловко разгрузила поднос на низкий столик. Закончив, она подняла черные глаза-маслинки и бросила на Рената вопросительный взгляд.
– Вот познакомься, Ефим Алексеевич, – сказал Ренат, – моя новая сотрудница. Катей зовут. Но это только для меня. А для остальных – Екатерина Ивановна!
В голосе начальника службы безопасности завода слышались горделивые нотки.
– Вообще-то меня зовут Каусарья! – вздернула короткий носик девушка и метко стрельнула в Ефима своими блестящими маслинками.
«Ох, наплачется с тобой начальник! – подумал Ефим. – Прошлогодний семейный скандал по аналогичному поводу, только носящему имя Надия, ничему Рената Николаевича, похоже, не научил».
– А вы, Каусарья, какую должность в отделе занимаете? – беря пиалу, спросил Ефим.
Женщина раскрыла румяные улыбчивые губы, но ответить Ренат ей не дал.
– Аналитик она у меня, – сказал он. – Ситуацию анализирует.
Девушка прикрыла живые глаза длинными ресницами.
– А как ты хочешь? – деловым тоном продолжил Абсалямов. – Современные методы работы внедряем! Новые технологии! Как уважаемый Георгий Иванович Пигот на семинаре учил! – заметил по-восточному хитроумный Ренат. – И правильно учил! Куда сейчас без современных методов?
– Никуда! – согласился майор.
– Я долго специалиста-аналитика искал! – снизу вверх смотрел на стоящую женщину Ренат Николаевич. – Год целый искал. В пединституте нашел! Бакалавр! Вся работа в отделе по-другому пошла! Все до единого показатели вверх поднялись! – поднял он вверх указательный палец.
– Ой, Ренат Николаевич! – на долю секунды подняла черные фонари глаз девушка. – Вы так хвалите меня, прямо перед посторонним человеком неудобно!
– Да, чего неудобно-то? – удивился Ренат. – Все же – правда! Да и притом, какой же Ефим Алексеевич, посторонний? Он – наш коллега! Вместе с нами одно дело делает! Безопасность завода обеспечивает! Ты, Катя, если что неясно, к нему обращайся! – сказал Абсалямов, потом немного подумал и немного изменил свою рекомендацию: – Или лучше ко мне! А я уж сам его спрошу! И тебе передам!
– Я поняла, – дисциплинированно кивнула стянутой шелком головкой девушка. – Я пойду, Ренат Николаевич?
– Да, иди, Катя! – величаво махнул ладонью начальник, отпуская своего специалиста-аналитика.
После того, как за ценным сотрудником тихо затворилась дверь, мужчины некоторое время молча пили чай, неторопливо поднося пиалы к губам.
– Слушай, Ренат Николаевич, – наконец, нарушил молчание Ефим, – а чего это у тебя на поселке Секаченковская компания ведет, как у себя дома? Они хозяева тут, что ли?
– Да, ну! Какие хозяева! – оторвался от освежающего напитка Абсалямов. – Не преувеличивай, Ефим Алексеевич! – Ну, катаются по поселку на своих машинах, ну, форс давят, ну, пару раз с нашими драчунами, типа Топталова, немного потолкались, синяки друг другу понаставили, вот и все… Ничего такого уж страшного они и не делают… А ты уж сразу – хозяева! Никакие они тут не хозяева!.. – Ренат помолчал. – Хотя, конечно, у Секаченки, если моих вахтеров на проходных в счет не брать, людей в два раза больше, чем у меня во всей службе! У Секаченки – три машины! Три! Две японки и один штатовский внедорожник! А у меня что? «Нива» одна… Да, еще «ИЖ-каблучок». И все! У меня только два лицензированных охранника с оружием, а у него – все с «травматиками» ходят… На законном основании! Разрешительные документы в порядке! Конечно, тут хозяином себя почувствуешь… Хотя, все равно, я им тут ручки-то укорачиваю! Не даю, так чтобы уж совсем разошлись! Прижимаю!
«То-то их машины без пропуска и досмотра мимо твоих охранников на территорию проходят! – подумал майор. – Так вот ты их прижимаешь…»
Он взял с блюдечка бежевый брусок, будучи опытным человеком, откусил маленький кусочек и сразу положил лакомство обратно.
– Не понравилось? – со вниманием, которое доктор проявляет к тяжело больному человеку, осведомился Ренат. – Рахат-лукум, совсем свежий! Жена сама делала! – с гордостью сказал он.
– Хорошая вещь, – чтобы не обидеть Абсалямова, ответил Ефим. – Только для меня уж очень сладко. Я сладкое-то не очень люблю… А так – очень вкусно…
– Разве очень сладко? – не поверил Ренат.