Я видел, с какой трудно скрываемой неприязнью относились офицеры-разведчики к коллегам из внешней контрразведки. В журнале, где я работал в восьмидесятые годы, большая часть зарубежных корреспондентов были разведчиками. В ожидании визы они сидели у нас в редакции, читали тассовские сводки, писали заметки — говоря профессиональным языком, осваивали обязанности по прикрытию.
Молодые и в основном симпатичные ребята, они наслаждались свободной атмосферой журналистского коллектива, где на дружеских вечеринках можно было позволить себе то, что в Ясенево немыслимо. Но их поведение немедленно изменилось, когда среди них появился угрюмый офицер, представлявший службу внешней контрразведки. Он ждал назначения в одну из африканских стран и, видимо, заодно присматривал за товарищами по службе.
Академик Александр Яковлев, который сам несколько лет был послом в Канаде, вспоминал:
— В разведке было свое управление контрразведки. А в каждом посольстве сидел и за всеми следил сотрудник управления, которого именовали офицером безопасности. Жуть.
Следили и за самим послом. Резидентуры политической и военной разведок в каждом посольстве имеют собственные каналы шифросвязи с Москвой. И не только посол, но и министр иностранных дел не узнают, что передают оба резидента своему начальству, как оценивают деятельность посла и посольства. Следивший за нравами в советской колонии офицер безопасности любому мог сломать жизнь, добиться, чтобы его вернули на родину. И нельзя было возразить, и нельзя заступиться, потому что КГБ был властью анонимной. Никому не говорили: вас отзывают, потому что вами недоволен КГБ. Просто объявляли: центр считает целесообразным вернуть вас в Москву. И все.
Примаков это отменил. Служба внешней контрразведки нужна, но только та, которая реально работает и находит агентов чужой разведки. А они есть…
Примаков незаметно для себя легко усвоил несколько правил работы в Ясенево. Одно из них — служебные бумаги класть лицевой стороной вниз, чтобы не видно было, что это за документ. Эта привычка впиталась в Примакова, и когда он пришел к президенту уже в роли премьер-министра и увидел, что их снимают телекамеры, он автоматически перевернул документ шапкой вниз.
Умение быть аккуратным с бумагами вырабатывается раз и навсегда. Равно как и привычка в разговоре даже со своими коллегами агента называть его кодовым именем, кличкой. Подлинное имя агента называть не принято даже в защищенных от прослушивания помещениях.
Еще одно правило — когда выходишь из комнаты, куда бы ни шел, надо все документы убрать в сейф. Такова производственная этика.
Правда, Евгений Максимович в силу занимаемого положения был избавлен от необходимости, уходя, не только запирать комнату, но и опечатывать ее личной печатью. В его приемной всегда кто-то дежурил. И уничтожением секретных бумаг Примаков тоже мог не заниматься.
Все остальные офицеры разведки знают, что старые газеты еще можно выбросить в мусорное ведро, а исписанные листы бумаги, чтобы на них ни было написано, складываются в коробку, которая стоит в сейфе. Раз в неделю офицеров обходит дежурный по отделу и спрашивает: можно забрать коробку? Весь бумажный мусор сжигается под бдительным взором сотрудников службы внутренней безопасности.
А вообще-то в разведке ненужных бумаг не бывает. Каждая бумага учтена и является частью какого-то дела, в которое и должна быть возвращена…
Служебные кабинеты убираются только в присутствии офицера. Уборщицу, хотя это тоже проверенные люди, никогда в комнате одну не оставят. В шесть вечера рабочий день заканчивается, и сразу же начинают запускать уборщиц. В каждом подразделении остается дежурный — кто-то из молодых офицеров, который открывает ей один кабинет за другим, стоит рядом с ней и наблюдает за уборкой. Она выходит, он закрывает дверь, опечатывает своей печатью и только тогда открывает следующую комнату.
Если кто-то из офицеров задержался на рабочем месте, дежурному легче. Уборщица сама заглянет:
— Можно?
Если ей упаковку импортного чая, из командировки привезенного, подарить, она лучше уберет, пепельницу сама вынесет.
Но эти меры безопасности не спасают от провалов. Разведка несла в себе все пороки КГБ, начиная с анкетного подхода к подбору кадров. Многие молодые люди, стремившиеся на работу в КГБ, рассматривали Первое Главное управление как вожделенное выездное место. Основным стимулом была возможность поехать за рубеж. Этот органический порок, от которого были свободны только советские разведчики первого поколения, добившиеся громких успехов, в значительной степени породил провалы последних десятилетий.
Кто изо всех сил пробивался в закрытое учебное заведение, которое готовило кадры для Первого Главного управления КГБ СССР?
Во-первых, сотрудники территориальных органов КГБ, сумевшие доказать начальству, что они заслужили право работать за границей.
Во-вторых, молодые партийно-комсомольские работники, которых по решению ЦК переводили в КГБ «на укрепление органов».
В-третьих, выпускники институтов и университетов, обладавшие бесспорным, с точки зрения кадровиков, достоинством — хорошей анкетой. Преимуществом пользовались отпрыски знатных партийно-государственных родов, а также «дети рабочих и крестьян», отличившиеся на комсомольской работе.
Соответственно, перспектива лишиться выездной работы, вернуться на родину навсегда из-за чьего-то провала, или по причине недовольства начальства, или в результате того, что кому-то надо уступить завидное место больше всего пугала анкетных офицеров первого главка. И те, для кого потеря заграничных командировок была вовсе невыносимой, бежали один за другим… В последние десятилетия разведчиков покупали не идеями, а деньгами.
Что докладывают начальству?
— Вы думаете, разведка — это на пузе ползать? Или тайниковые операции проводить? Или проверяться, чтобы за тобой не было наружки? — весело говорил мне Примаков, когда я спросил его, что же ему нравилось в разведке. — Это все тоже есть в работе разведчика. Но руководители разведки главным образом занимаются аналитической работой. Ведь добыча информации — это же не самоцель.
Материалы разведки нужны для того, чтобы правильно представлять, что твой визави намерен предпринять в отношении твоего государства и как ему что-то противопоставить. Это очень интересная работа.
Евгений Максимович не лукавил. Разведка — это то самое место, где ему больше всего нравилось работать.
Виталий Игнатенко, который хорошо его знал, говорил:
— Я думаю, что Примаков воспринимал разведку как ту работу, где он может проявить себя как очень сильный аналитик. Он внес туда дух поиска. Эта служба нуждается в оплодотворении наукой, знаниями. Примаков пришел туда из науки и сделал ее очень значимой.
Журналист Томас Колесниченко, который дружил с Примаковым сорок лет, заметил:
— Он себя нашел в разведке. Он купался в этом… Он поднял разведку на такой уровень, какой они себе даже не представляли. Они стали мыслить иначе. Аналитика пошла настоящая.
Начальник политической разведки в отличие от своих коллег, силовых министров, практически незаметен. Каждый понедельник директор Службы внешней разведки Евгений Примаков входил в кабинет президента Бориса Ельцина для подробного доклада. Текущую разведывательную сводку, срочные сообщения президент получает каждый день в запечатанных пакетах. Но раз в неделю Примаков приезжал в Кремль, чтобы ознакомить президента с обзором важнейших проблем. Задача Примакова состояла в том, чтобы рассказать Борису Ельцину, что происходит, как это оценивает разведка и как, с ее точки зрения, следует поступать в мировых делах.
Разведка работает круглосуточно, эта работа не терпит перерывов. Двадцать четыре часа в сутки в Ясенево нескончаемым потоком поступает информация со всего мира. Вообще-то всю информацию, поступающую в разведку, один человек прочитать не в состоянии. Есть информационно-аналитическая служба, туда приходят все телеграммы, в том числе из министерства иностранных дел и главного разведывательного управления генштаба — военной разведки. Эффективность этой гигантской машины производит впечатление.
Офицеры-аналитики обрабатывают все поступающие сведения, пытаются разобраться в происходящем и постоянно обновляют свои оценки ситуации в том или ином регионе. Аналитики все просматривают и самое интересное, важное, нужное отбирают начальнику разведки. Потом это смотрят помощники и кладут ему на стол. Есть, конечно, оперативные телеграммы, адресованные только ему. Или информация, которая, минуя всех, поступает в адрес директора.
Дальше уже Примаков решал: это показать президенту, это разослать главе правительства, министрам обороны и иностранных дел, на основании этого сообщения собрать дополнительный материал и подготовить специальную записку.
Разведчики пребывают в уверенности, что они заранее обо всем предупреждают политиков, но политики не способны воспользоваться тем драгоценным кладом, каким является разведывательная информация. А многие профессиональные политики достаточно пренебрежительно относятся к этим секретным сводкам, считая, что в принятии важнейших политических решений разведка помочь не может.
Примаков несколько лет работал с Горбачевым, который высоко ценил материалы разведки и внимательно их читал. В роли члена Президентского совета и Совета безопасности сам Евгений Максимович получал информацию от КГБ о внешнеполитической ситуации. Став начальником разведки, он установил, что сведения, поступавшие от Крючкова, не имели ничего общего с той информацией, которую реально собирало Первое Главное управление. Но в те времена политическая разведка не имела прямого выхода на руководство страны.
Примаков обнаружил, что рассказы Крючкова о существующих в стране «агентах влияния» ЦРУ — миф. Получив запрос российской прокуратуры, дал указания подразделениям разведки тщательно проверить материалы на этот счет. Ответ был однозначный — никаких данных такого рода не было и нет.