– Браток! – радостно возвестил он заплетающимся голосом. – Не пожалей огонька ветерану Афгана и Чечни! А, браток?
– На, – хохотнул водитель и высунул руку с сигаретой в окно.
Но Сева, как ни старался, не мог попасть сигаретой в сигарету, чтобы прикурить, – качало его. И тогда водитель, распахнув дверь джипа, протянул «ветерану» в другой руке зажигалку. Чиркнул огоньком.
Сева уже успел разглядеть, что в машине больше никого нет. Значит, приехали втроем – двое вошли в дом. И еще он подумал: «Ты уж извини, парень, но ничего не поделаешь…»
Короткий удар в челюсть опрокинул водителя на соседнее сиденье. Он всего-то и успел, что всхлипнуть. Вытащить его из машины и закинуть на заднее сиденье лицом вниз было делом одной минуты. Парень находился в полной отключке, в глубоком нокауте. И отойдет он никак не раньше, чем минут через десять. Но Сева на всякий случай выдернул ремень из его джинсов и, завернув руки парня за спину, затянул их тугой петлей, а длинным концом прихватил обе ноги, которые загнул сзади к спине. В рот затолкал его же черную вязаную шапочку. Так, с одним пока покончено.
Чертыхнувшись про себя, что так долго нет Демидыча, Голованов решил и дальше не мешкать. В дом он вошел без скрипа – дверь была прикрыта неплотно, никого, видно, не опасались мальчики. Может, тоже все уже знали заранее, а возможно, и рассчитывали на свои силы, на свою наглость.
Осторожно войдя в дом, Сева прислушался и различил доносящийся из комнаты, из-за закрытой двери, не то хрип, не то стон. Подошел ближе и услышал текст, который вмиг определил остальные его действия.
– Че ты, падла, дергаешься? Те ж все равно теперь хана! Говори, кто был и про что базарили? Тя раскололи, фраер, видели уже здесь ментов, наезжали по твою душу. Ну отвечай, сука! Котел, принеси-ка из машины монтировочку, щас я ему буду мертвую петлю изображать…
Голованов метнулся к двери и, прикрыв ее за собой, стал сбоку. Услышал, как, насвистывая, приблизился с той стороны парень по кличке Котел и попытался толкнуть дверь, но Сева легонько придержал ее. Матюкнувшись, бандит сильно ударил ее плечом, но дверь открылась легко, и бандит, не ожидая этого, вылетел на крыльцо и рухнул башкой в снег. Ну а Сева в хорошем прыжке догнал его и, спикировав сверху, вдавил бандитскую морду в твердый сугроб у крыльца. Тот пару раз дернулся, издав глухой звук, и затих.
Сева поднялся, рывком выдернул парня из сугроба и резким ударом по шее, под подбородок, отключил окончательно. Такого теперь можно было даже и не связывать. И рта не затыкать. Все-таки школа, и руки хорошо помнили, чему их учили и Афган, и Чечня…
Пошарив по карманам парня, Голованов достал тэтэшник – обычное оружие бандитов. Рука была в перчатке, и Сева мог не опасаться оставить на рукоятке оружия свои отпечатки. Сложив бандита пополам и придвинув его к стене дома, Голованов спокойными уже шагами пошел в дом.
Потопал ногами, стряхивая снег, толкнул дверь и, увидев удивленные глаза бандита, который мельком взглянул было на вошедшего приятеля, качнул перед его носом стволом пистолета.
– Ручки-то подними, братан, – спокойно сказал Сева, но когда тот отпрянул, пытаясь, видно, резко отскочить назад, чтобы успеть выхватить свое оружие, Голованов сделал быстрый выпад, какие привычны для фехтовальщиков, и сильно ткнул стволом в подбрюшье бандита.
Ну тот и завалился навзничь. Мгновение спустя Сева уж сидел на нем верхом, затем ловко перевернул лицом вниз и загнул руки за спину с такой силой, что бандит взвыл. А дальше дело техники. Все тот же ремень, «салазки» – руки сзади притянуты к пяткам, и его можно было пока оставлять в покое. Второй пистолет ТТ тоже перекочевал в карман Голованова.
Вот теперь можно было обратить внимание и на следователя Мансурова.
А смотреть на Павла Борисовича было делом малоприятным. За то короткое время, что бандиты находились в доме, они успели привести следователя поистине в жалкое состояние. Он сидел враскорячку, привязанный к стулу руками и ногами, со спущенными штанами. Веревочная петля на шее оттягивала его голову к спинке стула, по существу перехлестывая дыхание. Болваны, даже и пытать-то не научились толком.
Голованов взял лежащий на столе кухонный нож – им уже успели несколько раз черкануть по груди Мансурова, оставив кровавые борозды. В три приема перерезал веревки на шее, руках и ногах. Мансуров тут же бессильно сполз на пол – не только ноги, уже и туловище его не держало. Голованов поднял следователя и прямо со спущенными портками перенес на диван у другой стены, устроил в полусидячем положении.
Увидел на столе открытую бутылку водки и пустой стакан. Плеснул до половины и протянул Мансурову:
– Пейте!
Тот, продолжая глядеть каким-то застывшим, полубезумным взглядом, принял стакан дрожащей рукой и, проливая водку на грудь, отхлебнул. Проглотил и закашлялся. И теперь, напряженно, истово кашляя, он стал наконец приходить в себя. Неловко попытался подтянуть к коленям штаны.
– Да не стесняйтесь, Павел Борисович, – усмехнулся Голованов, – свои люди, а дам рядом нету. Жена-то по-прежнему у родителей?
Мансуров более внимательно посмотрел на Севу и, подумав, кивнул.
– Вот видите, – продолжил Сева, – какая удача! А каково было бы ей наблюдать эту сценку, а? Что бы могла подумать бедная женщина? Это в том случае, уважаемый, если бы братва, с которой вы, как я теперь понимаю, сотрудничали, позволила бы ей просто наблюдать за их «беседой», пардон, с вами, в чем я сильно сомневаюсь. Она ведь женщина внешне симпатичная, правда? А таких они без внимания не оставляют…
– Вы… кто? – наконец вырвалось у Мансурова.
– Ну а кто был бы вам наиболее интересен в данный момент?
– Вы следили за мной? Или…
– Первое. Но не с целью ущемлять дверью ваши сомнительные мужские достоинства, можете быть уверены. Просто вам нынче крупно повезло. Мы ехали сюда, чтобы поговорить по душам. Но нас опередили эти братаны. Тем не менее вы, уважаемый, остались живы. Чего я никак не могу, к сожалению, гарантировать вам в дальнейшем. Вот сейчас сюда подъедет мой коллега, и мы, надеюсь, сумеем поговорить, да?
– Я так и не понял, кто вы и что вам от меня надо.
– Объясним… Ага, вот и он! – Сева услышал шум мотора своей машины. – Сейчас вернусь. А вы пока не дергайтесь и не делайте глупостей, о которых потом будете обязательно жалеть.
Голованов вышел на крыльцо и увидел выходящего из-за руля Демидыча. Махнул ему рукой. Крикнул:
– Там, в джипе, на заднем сиденье, паренек прикорнул. Так ты его, не развязывая, прихвати сюда, а?
Сам же Сева спустился с крыльца и поднял еще не пришедшего в себя… как его?.. ну да, Котел же! Приволок его в комнату и небрежно бросил на пол у порога. Водителя, стонущего и матерящегося, завязанного колесом, принес Демидов и кинул рядом с Котлом.
– Ну вот и вся команда, – облегченно сказал Сева, стряхивая снег с перчаток. – Ты уже все понял? – обернулся он к Демидычу.
– А то… – буркнул Володя. – Что, обождать пять минут не мог? – спросил с легкой обидой. – Вечно все сам норовишь…
– Так если б я ждал, пока ты тот переезд одолеешь, – усмехнулся Голованов, – эти мальчики оторвали бы нашему приятелю яйца. А как их обратно пришивать? Ты умеешь?
Демидов серьезно покачал головой: мол, не умею.
– И я тоже, – словно извиняясь, добавил Сева. – Вот и пришлось, ты уж извини…
– Да ладно, свои люди, – не обиделся Демидов.
Странно будничный и какой-то словно потусторонний разговор этих здоровенных мужиков совершенно сбил с толку Мансурова. Однако лежащий в стороне главный бандит понял их по-своему.
– Зря вы, мужики, – прохрипел он, поскольку поза была очень неудобной для вольного разговора.
– Чего тебе? – перевел на него взгляд Голованов.
– Зря, говорю… Вам же самим теперь… отрежут…
– Да ну? – удивился Демидов. Он посмотрел на Севу: – А можно теперь я с ним поговорю? Не, не здесь, зачем хозяина пугать? У него, гляжу, и так со штанами проблема. Я там, в прихожей?
– А чего? Побазарьте… негромко только…
Демидыч легко поднялся, мягко, будто крадучись, подошел к бандиту, подхватил его под коленки и вот так, вниз головой, вынес одной рукой из комнаты. Через мгновение из прихожей донесся несколько приглушенный, но в первородстве своем явно истошный вой.
Голованов послушал и удовлетворенно кивнул:
– Очень не любит, когда ему перечат, – и показал рукой на дверь. – Ну так что, Павел Борисович, рассказать, кто они и откуда, а также почему именно по вашу душу? Или вы мне сейчас сами обо всем поведаете? Только имейте в виду – и можете мне верить на слово, – станете врать, – голос Голованова стал скучным, – я просто развяжу этих ребят, а сам уеду.
– Хорошо… Но с одним условием: я должен знать, кто вы и откуда сами.
– Ну вообще-то в этой ситуации условия могу выдвигать я, а вовсе не вы. Но я, пожалуй, скажу. Даже свой документ потом предъявлю. Только ведь вам это мало что даст. А еще в более худшем положении может оказаться ваш приятель Миша Лукин. У него ж двое ребятишек! Ну так что, объяснять, зачем эти тут?
– Да чего объяснять-то… Только лажа все – чистой воды. Никто ко мне не приезжал и никто не допрашивал. А я даже и не знаю, о чем меня нужно допрашивать…
– Врете вы все, – лениво отмахнулся Голованов и, услышав новый приступ воя из прихожей, многозначительно поиграл бровями. – Гляди-ка, голосистый какой оказался… Это я сюда приезжал – посмотреть, где живете, с кем и когда домой возвращаетесь. Я, значит, вами интересовался, а они, – он кивнул на лежащих, – стало быть, мной. Вот и вся загадка. Я-то внимания не обратил, мне вроде ни к чему, а они просекли, что вы кому-то еще нужны. Кроме них. Потому и поторопились, чтоб ваши признания не попали в суд.
– Ничего не понимаю, какой суд? И какие признания?
– Эх, не получается у нас, – вздохнул Голованов и поднялся. – Пойду скажу, чтоб он не вышибал из парня дух, пусть поживет еще. Прощайте, Павел Борисович. – Голованов достал из карманов пистолеты, выщелкнул обоймы, проверил стволы и швырнул оба ТТ на стол, а обоймы сунул обратно в карман. Посмотрел с сожалением на Мансурова и закончил с грустью: – Каждый сам выбирает свой конец.