Южин говорил о трудностях, о нехватке профессиональных, подлинно интеллигентных партийных работников, о необходимости создать курсы молодых партийцев, готовить из них кадры партийных вожаков.
Часть своего доклада он посвятил большевистским газетам, борьбе против кадетов, эсеров и меньшевиков.
Хотелось сказать больше, но он понимал, какой строгий регламент на съезде, как дорого время каждому делегату. Потом выступали представители Донецкой, прибалтийских организаций, нефтепромышленного района Грозного.
Сентябрьские выборы в Саратовский Совет третьего созыва должны были показать многое: удалась ли меньшевикам и эсерам их подлая провокация, подорвали ли они влияние большевиков среди рабочих и солдат, оклеветав Ленина.
Выборы должны были определить и линию поведения большевиков. В конце концов, могли же соглашательские партии путем обмана привлечь на свою сторону какое-то число избирателей.
Партийный комитет, который возглавлял Васильев, находился в помещении Крытого рынка, в самом центре Саратова. Адрес: Крытый рынок, окно № 10, - был хорошо известен саратовским рабочим. Помещалась здесь редакция большевистской газеты, создавались партийные обращения и брошюры.
Южин пришел на заседание расстроенным, и причиной тому была Таня, вернее, письмо, которое она получила из деревни.
Таня попросила Михаила Ивановича прочитать это письмо, и он был немало озадачен категоричным утверждением «могучего Васи», что Ленин и есть «первейший шпион кайзера Вильгельма» и что «ноне» надобно решить, кто в России победит — «немцы или мы, русские…».
— Как ты думаешь, Танюша, мы с Марией Андреевной похожи на шпионов?
— Не-е-е, — пропела девушка.
— А ведь мы с Лениным заодно.
— Ну-у-у? — изумилась Таня.
— Хочешь, — продолжал Южин, — я сам напишу ответ твоему Васе?
— Но-о-о, — согласилась она. Таня «нокала» во всех случаях жизни. — Сделайте милость.
— Ох, опять «милость». Не делаю я никаких милостей, я тебе не помещик. Моя мать была такой же, как и ты, по чужим домам белье стирала.
— Но-о-о! — поразилась Таня. — А вот вы все на свете знаете, — и, поразмыслив, добавила: — Как мой Вася.
Из деревни письма приходили редко, и писал их от имени ее неграмотных родителей все тот же Вася.
И вот теперь это новое письмо. Да, оно небезобидно. Сильно еще влияние эсеров среди крестьян, если верят они подлой, грязной клевете. Клевета эта, как уже было известно, распространялась все больше и больше. Некоторые из большевиков были настроены более оптимистично: в деревне не решается судьба революции. Михаил Иванович, Ковылкин, Плаксин были другого мнения: они предложили разъехаться по заводам.
— Совет третьего созыва должен быть нашим. За железнодорожников я спокоен, — заявил Степан Ковылкин. — В нашем комитете дела идут по-большевистски. — Этот рабочий парень был уже признанным лидером саратовских железнодорожников.
— И это все? — спросил Антонов.
— А чего же еще? — вопросом ответил немногословный Ковылкин, вызвав всеобщий смех.
— Что ж, — резюмировал Южин, — пожалуй, мы пойдем. Я — в войска, Антонов — на завод «Жесть». Словом, по своим боевым местам, товарищи! Меньшевики и эсеры сделали свое дело — предали рабочих. А мы должны показать, кто выразитель интересов пролетариата.
В эти дни «Известия Саратовского Совета» писали:
«Подведены окончательные итоги выборов в Совет рабочих и солдатских депутатов третьего созыва. Было избрано 320 большевиков, 103 веера и 76 меньшевиков. Большевистская фракция в рабочей секции увеличилась до 164 членов, в военной — до 156. От меньшевистской партии в рабочую секцию прошло 72 человека, а в военную лишь 4. Эсеры потеряли 7 мест в рабочей секции и 200 мест в военной».
«Пленарное собрание Совета избрало руководящий орган. От большевистской фракции в исполнительный комитет прошло 18, от эсеровской — 5 и от меньшевистской — 4 человека».
«Состоялось заседание военной секции вновь избранного Совета рабочих и солдатских депутатов… Председателем президиума военной секции избран подпоручик большевик В. Соколов».
«На заседании исполкома состоялись выборы в исполнительное бюро Совета рабочих и солдатских депутатов. В его состав вошли 5 большевиков, 2 меньшевика и 2 эсера. Председателем исполнительного бюро был избран В.П. Антонов-Саратовский, товарищами председателя — большевики М.И. Васильев-Южин, П.А. Лебедев и эсер Понтрягин»,
Октябрь семнадцатого года был дождливым и ветреным. Тучи низко шли над Волгой и словно стремились удержаться за нее косыми линиями дождя.
Южин второй день не выходил из дому: перемена погоды уложила его в постель, вызвала тяжелые приступы кашля и головную боль.
Наглотавшись пилюль, которыми лечила его Мария, Михаил Иванович лежа писал статью для «Социал-демократа»: «В революционном воздухе России пахнет грозой. Все невольно инстинктивно чувствуют приближение решительных событий…»
Вошла Таня. Вид у нее был озабоченный.
— Что случилось, Танюша? — спросил Южин.
— Тут к вам пришли…
— Так приглашай.
— Не могу… Мария Андреевна не велела.
— Ничего, ничего, я хорошо себя чувствую. Очень прошу тебя, разреши гостям пройти ко мне.
Против такой просьбы Таня устоять никак не могла. Вошел Федоров, начальник городского штаба Красной гвардии.
— Здравствуй, Саша. Что-то срочное?
— Владимир Павлович Милютин приехал. Спрашивал, можно ли к вам.
— Ну конечно же.
Владимир Павлович Милютин работал теперь в Москве, был на Шестом съезде снова избран в ЦК, и его приезд в Саратов, несомненно, можно связать с близкими событиями, о которых писал сейчас Южин.
— Погоди, Саша, я сейчас оденусь.
Таня взбунтовалась не на шутку. Она ссылалась на дождь, на наказ Марии Андреевны, на все что угодно. И наконец, стала в дверях, заявив категорически:
— Не пущу…
Она сказала это так решительно и комично, что Южин не выдержал — сдался.
— Ладно, Саша, веди сюда Милютина. Видишь, я под арестом. А ты, — обратился он к Тане, — готовь на стол: гость с дороги.
Южин подробно рассказал Милютину о положении в Саратове, о настроении рабочих и солдат, о большевистском исполкоме, в который вошли и старые знакомые Милютина по «Маяку» — Плаксин, Лебедев, Венгеров, Бабушкин.
Заметив, что Милютин отмалчивается, Васильев спросил прямо:
— Зачем пришел, Владимир Павлович?
— Поддержат ли саратовские рабочие и солдаты Петроград, если там вспыхнет восстание против Временного правительства?
«Ясно! ЦК не сидит сложа руки». И Васильев ответил твердо:
— За большинство саратовских рабочих и солдат местного гарнизона я ручаюсь. Больше того, я не ручаюсь, что солдаты не поднимут независимо от Петрограда стихийного восстания в ближайшее время. Уж очень хотят домой. Затяжка войны, июньское наступление и мятеж Корнилова крепко настроили солдат против Керенского и соглашательских партий.
Он не стал говорить о том, что солдаты в самые критические и спорные моменты требуют к себе товарища Васильева, что даже меньшевики и эсеры нередко просят его о помощи, если у них не ладится разговор с солдатами.
— В Петрограде, — рассказывал Милютин, — такое же напряженное состояние. Ленин настаивает на немедленном выступлении, однако значительная часть членов ЦК против.
— Ленин, конечно, прав. Если мы не хотим, чтоб поднялось стихийное движение, осужденное, быть может, на неудачу, мы должны стать во главе его.
Милютин хорошо знал твердый и решительный нрав Михаила. Он знал и другое: Южин всегда объективно оценивал положение.
— Хорошо, — сказал Милютин, — я сообщу ЦК партии о настроении Саратова.
Таня получила очередное письмо из деревни. «А про то, что Ленин — шпион, брехня вышла. Он и есть, стало быть, за всех бедняков…»
— Это твой Вася пишет? — спросил Южин.
— Но-о-о, — с гордостью ответила Таня.
Слухи ползли по Саратову самые певообразимые. Московская улица, где помещалась дума, была запружена народом.
— Слыхали? Опять революция.
— Где революция?
— Говорю же вам — в Петрограде.
— И кто же теперь?
— Сказывают, опять царя поставили…
— Дура! Какого царя! Керенский большевиков бьет.
— Сам ты дура. Не Керенский большевиков, а большевики — Керенского…
— Нашего-то? Саратовца?
— А власть-то у кого?
— Да нет ее, власти-то. Нету…
Обыватели собирались группами, но тут же расходились, словно боясь услышать за спиной свисток городового.
Антонов-Саратовский пришел в Совет и застал там Южина.
— Ты ничего толком не знаешь?
— Нет, — ответил Южин. — Но думаю — свершилось…
— Почему ты решил?
— Видел сегодня меньшевика Черткова. Слишком любезен.
— А я, представь, эсера Минина. Не поздоровался.
— Вот видишь, — рассмеялся Васильев. — Значит, жди депутации. Видать, что-то сообщили им из Петрограда друзья по предательству.
Представители меньшевиков и эсеров не заставили себя долго ждать.
— Мы просим, — начал было один из лидеров саратовских эсеров, Минин, которого Южин считал тупым и твердолобым, — нет, не просим, предлагаем вам собрать экстренное совещание большевиков совместно с фракцией исполкома…
— Вы уверены, что имеете право нам предлагать? — резко спросил Южин.
Антонов остановил его:
— Давай выслушаем.
— С вами невозможно разговаривать, товарищ Васильев, — обиделся Минин. — Вы придираетесь к словам. А между тем у нас есть для вас и экстренное сообщение, и деловое…
Южин посмотрел на Антонова, в глазах обоих загорелись лукавые искорки.
— Что ж, если дружеское, тогда валяйте. Мы соберем своих товарищей сегодня же.
Октябрь был холодный. Вокруг дома губернатора, где помещался Совет, — видного двухэтажного особняка за ажурной оградой — шумели, сбрасывая листву, высокие тополя. Один за другим входили в здание рабочие, представители большевистских комитетов. Вошел и Степан Ковылкин.