1350–1389
Старший сын великого князя Ивана Ивановича Красного от второй его супруги Александры. Дмитрий родился 12 октября 1350 года. По смерти отца своего в 1359 году они с братом Иваном (умер в 1364 году) остались малолетними.
Русские князья в 1360 году поехали в Золотую Орду хлопотать о великом княжении. Хан Науруз (Наурус) дал ярлык на Владимирский великокняжеский стол князю Дмитрию Константиновичу.
Малолетний Дмитрий был в Орде в 1361 году, а может быть, и ранее. Вскоре в Орде произошли «замятии». Хан Науруз был убит, явились два хана: в Орде – Мурат, за Волгой – Авдул, управляемый темником Мамаем. К Мурату поехали поверенные великого князя Дмитрия Константиновича, уже севшего на стол во Владимире, и князя Московского Дмитрия Ивановича, за которого, конечно, действовали бояре. Мурат дал ярлык князю Московскому. Дмитрий Константинович не уступал великого княжения и лишь под давлением силы вынужден был бежать из Владимира.
Дмитрий Иванович в 1362 году поселился во Владимире. В 1363 году хан Авдул прислал ему ярлык на Владимирское великое княжение. Мурат оскорбился таким признанием другого хана и снова дал ярлык Димитрию Константиновичу, который явился во Владимир. Московские войска, при которых были и князья, изгнали его и опустошили его Суздальскую область.
Во время этой борьбы князь Ростовский должен был подчиниться Москве, и князья Галицкий и Стародубский лишились своих владений. Вскоре князь Суздальский Дмитрий Константинович не только помирился с великим князем Дмитрием Ивановичем, но еще просил его помощи, когда, по смерти брата своего Андрея, Нижним Новгородом завладел другой его брат – Борис.
Митрополит Алексий послал преподобного Сергия Радонежского мирить князей, и когда Борис стал сопротивляться, в Нижнем Новгороде заперли все церкви. Борис ушел в Городец; в Нижнем Новгороде в 1364 году сел Димитрий Константинович. Вслед за тем великий князь Дмитрий Иванович женился на дочери нового князя Нижегородского – Евдокии.
В пожаре 1365 года выгорела почти вся Москва, и в 1367 году началось строительство белокаменного Московского Кремля.
Великий князь, по словам летописи, «всех князей приводил под свою власть, а которые не повиновались его воле, на тех начал посягать». Он вмешался в ссору тверских князей, споривших между собой о выморочном уделе князя Симеона Константиновича. Первоначально их судил епископ Тверской и решил в пользу великого князя Тверского Михаила Александровича. Обделенные князья обратились к посредничеству митрополита, а Михаил – к великому князю Литовскому Ольгерду. В 1368 году и в 1370 году Ольгерд ходил военным походом на Москву, но Кремль взять не смог.
В 1369 году великий князь Дмитрий Иванович позвал Михаила Александровича на суд в Москву и пленил его и всех его бояр. Они были освобождены татарским послом.
В 1370 году Дмитрий Иванович напал на тверские области. Михаил Александрович обратился в Орду к хану Магомет-Султану, ставленнику Мамая, и получил от него ярлык на великое княжение. Но Дмитрий хана не послушался.
Михаил в третий раз призвал Ольгерда на Москву, который, однако, не имел удачи в битве при Лобутске на реке Оке в июле 1372 года, помирился с великим князем и отдал дочь свою за его двоюродного брата Владимира Андреевича.
Михаил снова поехал в Орду, получил ярлык на великое княжение. Но Дмитрий не подчинился, задарил посла и склонил его на свою сторону. Тем не менее он поехал в Орду, предварительно сделав завещание, в котором распоряжался наследственными своими владениями, не упоминая о великом княжении. В Орде его приняли благосклонно.
Все детство и юность Дмитрия Ивановича прошли в борьбе за Владимирский великокняжеский престол. Несмотря на малолетство и неопытность великого князя, Москва вышла победительницей из борьбы. Московские бояре под руководством митрополита Алексия сумели сохранить своему княжеству первенствующее положение среди русских земель.
В 1374 году после смерти Василия Васильевича Вельяминова была упразднена должность московского тысяцкого, и управление городом целиком перешло к великому князю.
Великий князь Дмитрий Иванович летом 1375 года пошел на Тверь с ополчением многих князей, осадил город и принудил Михаила заключить договор, которым он навсегда отказывался от великого княжения. В том же году Дмитрий победил князя Олега Рязанского, с которым велись споры о межах, и выгнал его из города; но тот скоро возвратился и помирился с Дмитрием.
Смирив соседних сильных князей, великий князь мог смело начать действия против татар. В современное смутное для Орды время разные царевичи, действуя от себя, нападали на Русскую землю. Их набеги иногда отражали, а иногда и они наносили русским ощутимые поражения. В 1377 году на Суздальскую область напал царевич Арапши (Араб-шах) из Синей Орды (между Каспийским и Аральским морями). Дмитрий послал войско на помощь тестю. По неосторожности русских князей, ополчение их было разбито 2 августа на реке Пьяне. Затем татары разграбили Нижегородскую область и сделали набег на Рязанское княжество. Арапши провозгласил себя ханом Золотой Орды, но вскоре погиб.
В 1378 году татары сожгли Нижний Новгород, но московским войскам удалось разбить на реке Воже 11 августа посланного Мамаем мурзу Бегича. Таким образом, Дмитрий Иванович защитил своего недавнего врага князя Рязанского Олега.
В отмщение за это темник Мамай собрал большое карательное войско и в августе 1380 года двинулся на Русь. Дмитрий, приняв благословение от преподобного Сергия Радонежского, который отпустил на брань двух иноков, Ослябя и Пересвета, во главе объединенной русской рати численностью до ста тысяч воинов двинулся навстречу Мамаю.
Дмитрий Донской на Куликовом поле. Художник Орест Кипренский. 1805
Войска встретились за Доном при впадении в него реки Непрядвы, на Куликовом поле. С Дмитрием Ивановичем было много русских князей и два сына Ольгерда – Андрей и Дмитрий. Великий князь Литовский Ягайло вступил в союз с Мамаем, но к битве не поспел. Олег Рязанский изъявил покорность Мамаю. 8 сентября, в день празднования Рождества Пресвятой Богородицы, произошла знаменитая Куликовская битва, успеху которой способствовало преимущественно своевременное появление из засады отряда, под предводительством Волынского-Боброка и князя Серпуховского Владимира Андреевича. Дмитрий отличился не только как полководец, составив заранее план сражения, но и показал личное мужество. Татарское войско было разбито. Мамай погиб на обратном пути.
После долгих поисков на Куликовом поле Дмитрия, наконец, обнаружили едва живого. Панцирь и шлем его были целиком исколоты, иссечены и разбиты, но смертельных ран на теле не оказалось. Тяжело контуженного великого князя с трудом привели в чувство, посадили на коня и он, превозмогая боль, появился перед войском.
Великая общая победа над вековым врагом, победа, нанесшая сильнейший удар Орде, сплотила русских людей, подняв их самосознание, и если на Куликово поле шли еще москвичи, владимирцы, ярославцы, нижегородцы и псковичи, то возвращались оттуда уже, прежде всего, русские люди. От Куликовской битвы многие историки ведут начало великой России и великорусской нации. За блестящую победу на Дону народ назвал князя Дмитрия Донским. Этой победой он окончательно закрепил за Москвой первенство в собирании русских земель.
В Орде явился хан Тохтамыш – ставленникТамерлана. Он с большим войском в 1382 году пошел наказать Русь. Татары разорили Юрьев-Польский, Звенигород, Можайск, Боровск, Рузу, Дмитров. 23 августа началась осада Москвы. Неожиданное нападение заставило великого князя удалиться в Кострому. Москва была взята 26 августа, разграблена и сожжена.
Русь снова покорилась татарам, но народный дух уже оживился. Покоряясь татарам, Дмитрий Александрович крепко держал в своем подчинении русских князей. Олега Рязанского смирил оружием, опустошил его землю. С двоюродным братом Владимиром Андреевичем заключил договор, которым последний признавал Василия Дмитриевича братом старейшим, Юрия – братом равным, остальных – младшими, отказываясь от своих прав на великое княжение. В 1386 году Дмитрий Иванович и Владимир Андреевич ходили успешным походом против новгородцев.
Дмитрий Иванович продолжал то, что было начато его дедом, первым собирателем Русской земли великим князем Иваном Даниловичем Калитой. Дмитрий Донской первым из московских князей поднял оружие против Золотой Орды. Он надломил ее могущество, положил начало освобождению России от татаро-монгольского ига, упрочил главенство Москвы в Северо-Восточной и Северо-Западной Руси. Отразив натиск татаро-монгольских войск в Куликовской битве, он явил такую мощь, которая поставила его во главе всего русского народа, выше всех других князей. К нему, как к своему единому государю, потянулась вся Русь. Москва стала центром народного объединения, которая собирала в единое целое все разрозненные русские земли.
В последнем своем завещании 1389 года Дмитрий Донской не только распоряжается наследственными владениями, но и благословляет старшего своего сына Василия на великое княжение.
Великий князь Дмитрий Иванович Донской скончался 19 мая 1389 года. Его похоронили в Архангельском соборе Московского Кремля.
Вдова Дмитрия Донского великая княгиня Евдокия, в иночестве Ефросинья, пережила своего супруга на 18 лет. Она отличалась благочестием и подвижнической деятельностью. Ею построено несколько церквей и основан в Московском Кремле Вознесенский девичий монастырь, где ее и похоронили.
Благоверный великий князь Дмитрий Иванович Донской и преподобная Евросиния, в миру великая княгиня Евдокия, были прославлены Русской Православной Церковью в лике русских святых.
Дмитрий Донской на Куликовом поле. Художник Василий Сазонов. 1824
Куликовская битва
8 сентября 1380 года, утром русские полки перешли Дон и смело ударили на татар.
– Княже, дозволь слово вымолвить! – обратился к Дмитрию Ивановичу любимец его, боярин Михаил Андреевич Бренко.
– Говори, Михайло Андреевич! – ласково ответил великий князь.
– Разреши, княже, мне твои доспехи княжеские на себя надеть и стяг твой великокняжеский на свои рамена принять!
Дмитрий с изумлением взглянул на говорившего.
– Татары знают хорошо твои бранные доспехи, – будут пытаться тебя в полон взять или убить… Горе великое для всея Руси будет, коли то случится! Погибнет пастырь – разбегутся и все овцы его, и снова святая Русь попадет под ярмо татарское!
– Верный ты раб, Михайло, – растроганно произнес Дмитрий Иванович, – говоришь правду!
И, сойдя с коней, князь и боярин поменялись доспехами и конями. Бренко взял благоговейно черный великокняжеский стяг и поставил его в особый поставец у правого стремени… Белый конь прядал ушами.
– Да хранит тебя Бог, Михайло Андреевич! – сказал великий князь, приложился к иконе Пресвятой Богородицы, помещенной на своих бывших доспехах, перекрестился истово широким крестом и поскакал в самую сечу.
Русские двинули на врага почти всю свою рать, оставив в засаде только полки князя Владимира Андреевича и воеводы Дмитрия Михайловича Боброка.
На невысоком кургане остался с несколькими дружинниками боярин Бренко, твердо держа в стремени великокняжеский стяг.
Запели, завизжали над его головою татарские стрелы; заметили зоркие вражеские очи на холме доспехи Дмитрия Ивановича и стяг. Так и рвутся поганые до кургана добраться. Но держатся дружинники и разят врагов длинными своими копьями.
Все больше и больше разгорается бой, все сильнее наседают на русских татарские полчища!
«Посечены многие князья, бояре и воеводы русские, мечами булатными о шеломы хановские!»
Побеждены князья Белозерские, Федор Семенович да Семен Михайлович. Разметаны по степной пыли русые кудри Тимофея Валуевича. Раскинувши руки могучие, лежит навзничь Андрей Серкасович рядом с Михаилом Ивановичем.
«И иная многая дружина! Пересвета чернеца, брянского боярина, на суженое место привели!»
Дрогнули русские полки и побежали; татары с гиком за ними погнались.
Увидел из засады князь Владимир Андреевич, как побежала рать православная, заплакал он горько и сказал боярину Волынскому-Боброку:
– Пропала русская земля! Пойдем с нашими полками, хоть честь свою сохраним, костьми ляжем!
– Не время, князь, – ответил спокойно воевода, – ветер прямо на нас дует, подождем!
«По сих же 9 часа дни призре Господь милостивыми очами на великого князя Дмитрия Ивановича и на все князи русские, и на крепкие воеводы, и на все християны и не устрашиша християне, дерзнуша яко велиции ратницы, – говорит летописец. – Видеша вернии; яко в 9 час бьющеся ангели помогающе християнам и свв. мученики полкы и воина великаго Христова Георгия и славного Димитрия и великих князей тезоименитых Бориса и Глеба, в них же б воевода священного полка небесных сил великий Архистратиг Михаил; видеша погании полцы двои воевод тресолнечные полки и пламенныя их стрелы яже идут на них, безбожный же татары от страха божия и от оружия християнского падаху.
Вознесе Бог десницею великою князя Димитрия Ивановича на победу иноплеменника. Безбожный же Мамай со страхом встрепета!» – кончает летописец.
Ждать долго не пришлось; ветер переменился, и воевода Боброк вместе с князем Владимиром Андреевичем бросились на татар. Последние, не ожидая встретить нового неприятеля, дрогнули и, в свою очередь, побежали. Русские, видя беспорядок в татарских полчищах, дружно надвинулись на них и погнались за врагом.
Гнали до самой реки Мечи; человеческая кровь разливалась на десять верст, лошади ступали по трупам, много людей полегло в этом бою.
Поединок на Куликовом поле. Художник Михаил Авилов. 1943
Победа русских была полная. Князь Владимир Андреевич, возвратившись с поля, стал на костях и велел трубить в трубы. Медленно собирались на звуки труб измученные бойцы. Много их полегло на поле брани.
– Где же Ольгердовичи? – спросил Владимир Андреевич.
– Посечены! – был ответ дружинников.
– А брат, а великий князь Дмитрий Иванович? – снова спросил князь Владимир, с тревогой посматривая на ратников.
– Видел я, как на него насели четыре татарина, – ответил седой дружинник, весь залитый кровью. – Я не мог ему помочь, но видел, что он бежал от них.
– Великий князь ранен, – заметил другой ратник, – у него на лице была кровь.
– Ступайте, ищите великого князя! – обезумевши от горести, приказал Владимир Андреевич. – Живого или мертвого – найдите мне брата.
Все бросились на поиски.
– Убит великий князь! – с ужасом воскликнул воевода Боброк, заметив на кургане доспехи князя с иконой Богоматери на груди.
Белый конь, пораженный вражеской стрелой, лежал тут же.
Убитый лежал лицом к земле. Упавший стяг закрывал его голову.
Дружинники осторожно перевернули труп.
– Это не брат Дмитрий, – обрадованно вскричал Владимир Андреевич, – это боярин Бренко! Ищите, ищите, бояре, и вы, дружинные люди!
Долго искали тело великого князя и наконец наткнулись на Дмитрия Ивановича. Он лежал, весь израненный, без чувств, под ветвями срубленного дерева.
– Жив! – плача от радости, сказал Владимир Андреевич.
– Жив великий князь! – как эхо, пронеслось между полками.
Скоро Дмитрий пришел в себя и тихо спросил:
– Где я?
Ему было передано известие о победе и о потере русских. Услышав о смерти боярина Бренко, Дмитрий Иванович перекрестился и прошептал:
– Помяни, Господи, раба твоего болярина Михаила, положившего душу ради моего спасения!
Г. Северцев
Мамаево побоище
В широком приволье заволжских степей
Собралось, к набегу готово,
Татарское войско, и в ставке своей
Мамай собирает ордынских вождей,
К ним гордое держит он слово:
«Москва позабыла Батыевы дни;
Князья ее дерзки и смелы.
Пусть ныне изведают снова они,
Сколь метки татарские стрелы!
Селения, веси и грады их вновь
Сожженные в прах обратятся;
Польется потоками русская кровь,
Пред ханом рабы да смирятся.
Да снова с повинной придут головой,
Придут, побежденные в брани,
В орду на поклон, волоча за собой
Дары и обильные дани!»
И слово Мамая по стану, как гром,
Раскатом могучим катится;
Подъемлет несметные рати кругом
И, их обгоняя в просторе степном,
К Москве грозным вызовом мчится.
Под тяжкою дланью пришельца-врага
Москве поклониться не гоже.
На вызов ответная речь недолга:
«Кровь верных сынов для Руси дорога,
Но воля и честь ей дороже!»
И шлет князь московский Димитрий гонцов
К князьям, воеводам, боярам;
И дружно отвсюду на княжеский зов
Стекается много дружин и полков:
«Служить не хотим, мол, татарам!
Позорно нести нам на крепких плечах
Ярем иноземного гнета;
Давно на Руси, на землях и водах,
В дремучих дубравах и чистых полях
Нам быть господами охота!
Под стягом Христовым мы выйдем на бой:
Победа во власти Господней;
Но срамно пред силой склоняться чужой,
А в битве за родину лечь головой
Честнее и Богу угодней».
Так мыслит Димитрий, так мыслят князья —
За Русь умереть все согласны.
И, знаменем крестным чело осеня,
Садится пред войском своим на коня
Димитрий, веселый и ясный.
Выходят полки из кремлевских ворот;
Хоругви, кресты и иконы
Бойцов провожают в далекий поход.
И ждет уж вестей о победе народ,
И молятся старцы и жены.
Меж тем как вперед, развернув знамена,
Грядет боевая дружина.
Растет, прибывает, как в море волна.
И вот перед нею вдали уж видна
Широкого Дона равнина.
И князь через Дон перебраться спешит,
Дружину свою ободряя.
Вперед он глядит и молитву творит —
За Доном на речке Непрядве стоит
Несметное войско Мамая.
Москвы и Орды – двух враждующих сил
Близка неизбежная встреча.
Луч раннего солнца поля осветил,
Проснулося утро – и час наступил,
И грянула славная сеча!
На русских, как коршун, Мамай налетел;
Поднялись стенанья и клики.
Затмилося солнце от вражеских стрел.
И поле покрылося грудами тел,
И бой разгорелся великий.
Врагов разъяренных смешались ряды,
Гремели лихие удары,
Сверкали доспехи, шеломы, щиты;
На стягах московских сияли кресты —
К тем стягам рвалися татары.
И близко уж были, но час роковой
Пробил: понеслись из засады
Ряды свежих войск и победной волной
Смущенных погнали татар пред собой,
Рубя беглецов без пощады.
И в ужасе диком Мамай увидал
Сил грозных своих пораженье,
И с бранного поля со срамом бежал, —
Бог русскому войску победу послал,
Послал на врагов одоленье.
Плач Евдокии
Бракосочетание Евдокии с великим князем Дмитрием Ивановичем совершено было в 1366 году, января месяца в 18-й день, когда князю исполнилось восемнадцать лет, и он княжил уже шестой год. Брачное торжество праздновалось в Коломне со всем великолепием и пышными обрядами того времени. По словам летописца, это событие преисполнило невыразимой радостью сердца всех русских, и тем более виновников торжества. Но недолго суждено было молодой княгине наслаждаться безмятежной жизнью счастливого супружества. По собственным словам ее, не много испытала она радостей в супружестве. В самый год бракосочетания ужасная моровая язва поразила Москву. Затем следовали городские пожары, нашествие Ольгерда, поездка Дмитрия в Орду. Все эти бедствия, не относясь к Евдокии лично, само собой, разумеется, подвергали опасностям мужа, столицу, а затем уж и ее саму, как супругу великого князя. Она ствердостью переносила бедствия, являясь, сколько было в ее силах, помощницей своего супруга.
Узнав о Мамаевом нашествии, Дмитрий Иванович, по благочестивому обычаю своих предков, прежде всего поспешил в Успенский собор с молитвой о подании небесной помощи против врагов и потом уже разослал гонцов для сбора воинства. Тогда все вдруг пришло в движение, каждый горел желанием принять участие в предстоящей борьбе. Кто не мог служить Отечеству оружием, тот ревновал служить ему молитвами и делами христианского благочестия.
В этом последнем деле Евдокия подавала первый и лучший пример. Забывая о предстоящей опасности для своего супруга, она полностью посвятила себя делам благочестия. По словам летописцев, она непрестанно ходила в церковь и раздавала бедным богатые милостыни.
Великий князь между тем, устроив полки, отправился в Троицкий монастырь, чтобы принять благословение преподобного Сергия и просить его молитв. Возвратившись в Москву, он велел войскам выходить, а сам пошел в Архангельский собор. Укрепившись там молитвой и поклонившись праху своих предков, Дмитрий Иванович вышел из церкви. Тут встретила его Евдокия, окруженная женами князей и воевод, и множеством народа, собравшегося провожать великого князя. Последовало трогательное прощание Дмитрия со своею супругой. Он подошел к плачущей Евдокии и стал утешать ее.
– Оставь слезы, – сказал он. – Бог нам будет заступником, и мы не убоимся врагов.
Он обнял на прощание супругу и отправился в путь. Княгиня вошла с воеводскими женами в терем, села под южными окнами лицом к набережной и грустно смотрела вслед удалявшемуся супругу. Она горько и тихо плакала.
– Господи Боже великий! – глубоко вздохнув, воскликнула она. – Презри [посмотри] на меня, смиренную, удостой меня еще увидеть славного между людьми великого князя Дмитрия Ивановича! Крепкой рукою Твоею дай ему победу на супостатов! Да не постигнет христиан та же участь, какая постигла их на реке Калке! Не дай погибнуть остатку христиан, да славят они святое имя Твое! Уныла земля Русская, только на Тебя уповаем, Око Всевидящее! У меня осталось три сына, но все они еще в детских летах. Кто защитит их от ветра буйного и от зноя палящего? Возврати им отца и не дай им осиротеть!
Скоро получено было известие, что великий князь со всем войском переправился через Оку в Рязанскую землю и пошел на бой против татар. И стали все скорбеть за князя и за землю Русскую.
Не в одной Москве, но и во всех других городах, по словам летописца, раздавались сильные стоны, плач и рыдания. Всех безутешней были женщины. И среди них более всех было причин для скорби у княгини Евдокии.
Но поход имел благоприятный исход, ярко блеснула заря свободы от татарского ига в русских душах.
Но скоро снова земля покрылась темным облаком – на Москву нахлынул Тохтамыш. Евдокии пришлось покинуть Москву, и по дороге в Переславль она чуть не попала в плен к татарам. Обложив Московское государство тяжкой данью, подозрительный Тохтамыш задержал в Орде в качестве заложника ее старшего сына Василия. Еще более жестокий удар поразил великую княгиню 22 мая 1389 года, когда, не достигнув еще сорока лет, умер ее муж.
Увидев своего супруга мертвым, на одре лежащим, великая княгиня залилась огненными слезами, ударяя руками себе в грудь.
– Зачем умер ты, дорогой мой, жизнь моя, зачем оставил меня одну вдовою?! – восклицала она. – Зачем я не умерла прежде тебя? Куда зашел свет очей моих? Куда скрылось сокровище жизни моей? Почто не ответствуешь мне, супруге твоей? Цвет мой прекрасный, зачем так рано увял ты? Господин Мой, что же не смотришь на меня, не отвечаешь мне? Ужели ты забыл меня? Вот мы – я, жена твоя, и дети твои!
Что же не даешь нам никакого ответа? На кого оставляешь меня и детей своих? Рано заходишь, солнце мое, рано скрываешься, прекрасный месяц мой, рано идешь к западу, звезда моя восточная! Где честь твоя, где слава и власть твоя? Был государем всей русской земли, а ныне мертв и ничего не имеешь в своем владении! Много примирил стран, много одержал побед, а ныне сам побежден смертью!.. Как оплакать и как выразить мне свое горе?… Боже великий, Царю царей, будь моим заступником! Пресвятая Богородица! Не оставь меня и не забудь меня во время печали моей!
Этой жалобой оканчивается плач Евдокии над гробом. Потеря супруга была для нее несчастьем, последним испытанием, разорвавшим все связи с земным миром. Евдокия отреклась от мира, изнуряя тело свое постом и молитвой и посвятив себя всецело на дела благочестия и благотворения.
И. Кондратьев
Русский обеденный стол
В пище русских людей XIV века преобладали разного рода мучные и крупяные продукты. Муку обычно делали сами. При археологических раскопках в Москве и других старых городах часто находят ручные мельницы из двух небольших круглых жерновов – нижнего неподвижного и верхнего, вращающегося вокруг оси. Из зерен пшеницы варили кашу, а зерна ржи, ячменя, овса, проса использовали для приготовления хмельных напитков – браги или пива.
Главным мучным кушаньем Руси, употреблявшимся всеми – богатыми и бедными, старыми и молодыми, духовными и светскими, – ежедневно и при каждой трапезе был, конечно, хлеб. Он был настолько распространенным и необходимым кушаньем, что название его стало синонимом понятия еды вообще. Он всегда изготовлялся из «кислого», то есть заквашенного теста. Хлеб был, как и в наши дни, двух видов – «черный», или ржаной, и «белый», или пшеничный. Лучшим считался «крупичатый» белый хлеб из хорошо обработанной пшеничной муки.
Различали «решетный» хлеб из муки, просеянный через сито с очень частой сеткой. Хлеб из плохо очищенного зерна назывался «пушным» или «мякинным».
Замешанному с водой и закваской тесту давали «подойти» в теплом месте, после чего еще раз тщательно перемешивали, и лишь тогда формовали изделия, которые часто специально подрезывали сверху, чтобы получилась хрустящая корка. Большой круглый хлеб назывался «каравай», а также «коврига». Другим видом лучшего хлеба был «калач», имевший фигурную форму. Из текста пекли и пироги с разнообразной начинкой – капустой, кашей, садовыми и дикими ягодами, мясом, птицей, рыбой, – а также блины.
Овес, ячмень, гречиха, просо, горох употреблялись в пищу преимущественно в виде каши. Для подготовки зерна к приготовлению каши обычно служили деревянные ступы с пестами. Из семян льна и конопли получали широко употреблявшееся в пищу растительное льняное и конопляное масло.
Одним из главных пищевых продуктов того времени была репа. Ее ели сырой, а также готовили из нее разнообразные кушанья. Не меньшее значение для стола того времени имели капуста, огурцы, свекла, редька, морковь. Капуста была распространена, наверное, больше, чем любой другой из названных продуктов. Об этом говорит хотя бы тот факт, что огород часто называли капустником. Капусту варили, жарили, квасили впрок.
Огурцы ели свежими и солили на зиму. Известны были и приправы – лук, чеснок, хрен.
Репа, капуста и свекла использовались в основном для приготовления жидких блюд – «хлебова» (супов, в современном понимании этого слова), «репицы», щей и борща. Также из капусты, моркови, гороха, редьки готовили и разнообразные густые кушанья – репу пареную и печеную, капусту вареную с маслом и крошеную с рассолом, морковь пареную под чесноком, горох с перцем, редьку в соку.
Кроме хлеба из ржаной и пшеничной муки готовили лапшу, которую сушили и потом чаще всего добавляли в суп, но употребляли и отдельно – с чесноком, лососиной, в молоке. Из ржаной или овсяной муки также готовили кисель.
Кроме овощей, на столе постоянно находились различным образом приготовленные фрукты – яблоки, вишня, малина (редкий сад того времени бывал без малинника) и, в меньшей степени, сливы и груши. Немаловажное место в пище занимали и продукты, собранные в лесу: грибы, ягоды, орехи. Окрестные леса были полны малины, земляники, черники и брусники.
Безусловно, основой обеденного стола была мясная и молочная пища. Из мяса чаще всего употребляли баранину или свинину, в то время как говядину и телятину ели реже. Конина считалась у русских нечистой, поэтому ее не ели совсем, кроме особых случаев, когда нельзя было достать не только другого мяса, но вообще никакой другой еды и грозила голодная смерть. Охотились рядовые граждане не часто, и добыча в подмосковных лесах крупного зверя и различной птицы, дававшей значительное количество мяса, была привилегией зажиточных людей – бояр и князей. Поэтому мясо кабанов, оленей, лебедей, рябчиков и даже зайцев появлялось почти исключительно на столе богатых горожан.
Туша животного использовалась полностью, вплоть до внутренностей: кишки начиняли ячневой, гречневой или овсяной кашей, из губ, ушей и голеностопной части ног делали студень и т. д. Кушанья из мяса готовили вареные и жареные. Мясо жарили на вертелах и сковородах, из него изготовляли начинку для пирогов.
В целом пища русских горожан того времени была довольно бедна мясом, хотя и несколько обильнее, чем крестьянская. Определенную роль в этом играли и православные посты, когда запрещалось употреблять в пищу мясо и молоко в любом виде. Что касается рыбы, то она считалась едой полупостной, и поэтому очень широко употреблялась в пищу, тем более, что реки изобиловали самой различной рыбой, вплоть до осетров. Поэтому не редкость на столе была и икра.
Молоко пили преимущественно коровье. Козье и овечье молоко существенного значения в питании не имело, а кобылье молоко не пили вообще. Молоко пили натуральным и квашеным, а, кроме того, из него изготавливали сметану, сыр, масло.
Очень большое место в еде населения Древней Руси играл мед. Добывать сахар из свеклы тогда на Руси не умели, поэтому мед был единственным продуктом, которым можно было «подсластить» стол. На меду изготавливали все сладкие блюда и напитки. Его добывали в лесу из «бортей» – ульев диких пчел (это занятие называлось бортничеством), а также разводили и домашних пчел. Сладких блюд (в основном из фруктов на меду и патоки) умели готовить великое множество – в меду варили арбузы, дыни, яблоки, груши, вишни, а также «взвары» – нечто вроде компота.
Кроме местных продуктов, в пищу (преимущественно у богатых) шли привозные плоды (например, лимоны), а также острые приправы – перец и горчица, доставлявшиеся на Русь с Востока.
Из напитков наибольшее распространение имел хлебный квас, который употребляли все сословия общества того времени. Его готовили из сухарей, замешанных на воде с солодом, отрубями и мукой. Замесив, парили в печи, а затем процеживали и заквашивали, после чего ставили в погреб. Из кваса готовили и разные блюда, например окрошку. Напитки для питья приготовлялись также из зерна или меда. Богатые горожане употребляли в больших количествах и привозное вино – в основном византийские виноградные вина.
Хранить продукты в то время было сложно, и держали их обычно в клети (хозяйственном помещении) и погребе. В клети хранились продукты, которые могли долго лежать, а в погребе – скоропортящиеся. Так зерно хранилось в клети в бочках, бочонках, кадках или плетеной таре – коробьях. Мясо обычно замораживали (скот забивали преимущественно поздней осенью, чтобы не расходоваться на корм зимой), либо солили, коптили, вялили, а сало – перетапливали. Соленую говядину так и называли «солониной», соленую и копченую свинину – «ветчиной». Коптили, солили и варили также и рыбу. Для хранения сушеных и вяленых мяса и рыбы в городских дворах существовали специальные постройки – «сушила». Овощи, как уже говорилось, также солили и квасили впрок, в соленом виде сохраняли грибы, которые были основной пищей в Великий пост, в моченом – ягоды и фрукты.
Молитва Александра Пересвята перед битвой. Художник Павел Рыженко