Что в очередной раз получило подтверждение и сейчас.
Во время пересечения границы Пирса и Ковальски спрятали в потайном отсеке, вместе с солидным арсеналом оружия, однако ни один северокорейский пограничник даже не заглянул в автобус. И в этом не было ничего необычного, поскольку более обеспеченные китайцы толпами стекались, чтобы полюбоваться суровой, нетронутой красотой зеленых лесистых гор, протянувшихся от границы до самого Пхеньяна. Нищая Северная Корея всячески приветствовала иностранных туристов, приносящих так необходимые пустому государственному бюджету доллары.
Как только граница осталась позади, два автобуса принялись медленно взбираться по петляющей горной дороге, направляясь на юг к столице. Через четыре часа впереди наконец показался Пхеньян, раскинувшийся на равнине за горами. После нескончаемой суеты и ярких огней Гонконга город выглядел вымершим и заброшенным. На фоне ночного неба черными тенями выделялись небоскребы. Лишь кое-где в темноте сияли подсвеченные монументы. Редкие уличные фонари да изредка свет в окне, но и только. Никакого движения: казалось, город застыл во времени.
Женщина, сидящая перед Греем, потянулась и повернулась к нему.
– Грустное зрелище, – заметила Гуань-инь. Похоже, за все это время она не поспала ни минуты. В глазах ее горела тревога за судьбу дочери. – Жителям Пхеньяна разрешается пользоваться электричеством лишь три часа в сутки. Поэтому расходовать его нужно очень бережно.
Автобусы приближались к городу, но на четырехполосном шоссе, кроме них, не было ни одной машины. Даже когда они уже въехали в пригороды, машин на улицах все равно не было, и даже светофоры не работали. Все в автобусе притихли, словно боясь потревожить призраки этого заброшенного города.
Первым признаком жизни стала одинокая армейская машина, медленно кружащая перед массивным ярко освещенным зданием.
– Это Кымсусан, Дворец Солнца, – шепотом объяснила Гуань-инь. – В прошлом официальная резиденция президента Ким Ир Сена. После смерти Великого Вождя здание превращено в мавзолей, где в стеклянном саркофаге лежит его забальзамированное тело[20].
«Вот всего один пример, – подумал Грей, – раздутого культа личности, поддерживаемого государством, при котором Ким Ир Сена и его наследников почитали как богов».
Когда гробница скрылась позади, Гуань-инь нахмурилась.
– По некоторым оценкам, возведение мавзолея обошлось почти в миллиард долларов… при том что народ Северной Кореи голодает.
Грей знал, что смерть Ким Ир Сена в середине девяностых совпала с голодом, поразившим всю страну, который погубил почти десять процентов ее населения. Дела были так плохи, что в сельских районах началось людоедство. Детей предостерегали не спать на открытых местах.
С тех пор жизнь народа Северной Кореи стала немногим лучше. Обложенная жесткими санкциями, страна по-прежнему не могла самостоятельно прокормить себя. Вся северокорейская инфраструктура вынуждена была существовать на куцый бюджет. Даже оборонные заводы работали с перебоями вследствие отсутствия запасных частей к станкам и нехватки электричества.
Процветал в полную силу только политический театр.
За окном автобуса тянулись бесконечные ущелья погруженных в темноту жилых зданий. Единственными светлыми пятнами, лишь изредка нарушавшими унылую монотонность, были подсвеченные плакаты и вывески. Но только рекламировали они не прохладительные напитки, пиво или новейшие электронные приборы. На всех плакатах неизменно красовались различные ракурсы милостивого лика Великого Вождя.
Наконец два автобуса свернули на пустынное шестиполосное шоссе, и впереди показалась конечная цель пути – гостиница «Рюгён». Это было самое высокое здание во всем Пхеньяне. Оно напоминало стеклянную ракету, поднимающуюся на трех крыльях. Гостиница взметнулась над городом на высоту ста пяти этажей. Но, как и все вокруг, она также была погружена в темноту. Лишь вестибюль и зажженные кое-где окна указывали на какие-то признаки жизни.
Замысел заключался в том, чтобы использовать практически пустую гостиницу в качестве основной базы. Задействовав все связи Гуань-инь и раздав щедрые взятки, удалось выяснить, что молодую женщину, по описанию похожую на Сейхан, доставили в военную «кьовасо» – исправительную тюрьму, расположенную в нескольких милях от столицы.
В нищей стране с процветающей коррупцией за деньги можно было купить все.
Здесь, в гостинице, они переоденутся в форму северокорейской армии и возьмут оружие. В два часа ночи пустой военный грузовик будет поставлен у служебного входа гостиницы, благодаря самой большой взятке, которую заплатила Гуань-инь. Военная форма и грузовик помогут в разгар ночи совершить нападение на тюрьму.
Подкатив к гостинице, головной автобус нырнул в массивные ворота. Автобус, в котором ехал Грей, последовал за ним.
После долгой череды проблем и неоднократных отсрочек гостиница была наконец частично открыта несколько месяцев назад. Ее возведение затянулось более чем на двадцать лет, и все это время здание стояло пустым и темным – мрачный символ столицы. Вот чем гостиница заслужила в прессе свое прозвище: «Дом скорби».
Грею хотелось надеяться, что в ближайшие несколько часов это название не окажется вещим.
К несчастью, ему не пришлось ждать и одного часа.
Как только первый автобус остановился, из вестибюля выбежали вооруженные до зубов люди в военной форме, выкрикивая какие-то приказания. Позади вспыхнули фары военного джипа, который стоял, притаившись за воротами.
Гуань-инь со своей армией приехала прямиком в западню.
19 часов 33 минуты
Чжулон Дельгаду стоял перед окошком, выходящим в соседнюю комнату. Он изучал женщину-убийцу, привязанную к креслу для допросов – устройству, позаимствованному у испанской инквизиции. Молодая женщина была раздета до лифчика и трусов – этот психологический ход должен был заставить ее почувствовать себя беззащитной. Все ее конечности были отдельно друг от друга зафиксированы массивными кандалами, что позволяло соединенному шарнирами креслу выкручивать тело жертвы в бесчисленные мучительно болезненные положения.
В настоящий момент женщина была согнута вперед так, что мышцы спины растянулись до предела, а руки и ноги едва не выпадали из суставов. В этом положении она провела последние три часа.
«Чтобы сделать ее более податливой, – объяснил Хван Пак, – научить сгибаться».
Северокорейский ученый слишком громко рассмеялся своей неуклюжей шутке, сопя сломанным забинтованным носом. Несомненно, он жаждал мести, ему требовалось умаслить свою раненую гордость. И с этой целью Хван Пак собирался сделать женщине так больно, как было больно ему самому.
Определенно, такая поза доставляла невыносимые страдания. В комнате царил ледяной холод, но голая кожа пленницы была покрыта потом, сияющим свидетельством ее мучений. Дельгаду мысленно представил, как искажено ее лицо, стиснуты зубы, однако ее голова была закрыта плотным капюшоном, а изолирующие наушники наглухо перекрывали любые звуки извне. Лишенная возможности воспринимать окружающий мир, женщина была вынуждена сосредоточиться на своей боли.
В Северной Корее знали, что к чему.
И, судя по тощим полуголодным беднягам, уныло бродящим по битком набитой тюрьме, к своим согражданам здесь проявляли ничуть не больше милосердия. В каждую камеру размером с гараж на две машины было втиснуто по сорок заключенных. Чжулон видел, как двое подрались за право похоронить умершего, так как это давало возможность заработать дополнительный паек.
Это был северокорейский вариант Освенцима.
В кармане у Чжулона завибрировал телефон. Он быстро достал аппарат, предположив, что это свежая информация из гостиницы «Рюгён». Томаш отправился туда с ударным отрядом.
Вместо этого в трубке послышался мягкий голос:
– Чжу-лон…
Дельгаду улыбнулся, чувствуя, как частично уходит напряжение.
– Наталья, любимая, почему ты звонишь? У тебя все в порядке?
Он мысленно представил ее округлившийся живот, вынашивающий его сына.
– Я просто хотела услышать твой голос перед тем, как заснуть, – сонным голосом ответила Наталья. – Мне не хватает твоего теплого тела рядом.
– Сегодня твоя кровать останется пустой в последний раз. Обещаю. Я вернусь домой самое позднее завтра днем.
– Мм, – зевнула Наталья. – Пожалуйста, сдержи свое слово.
– Сдержу.
Они пожелали друг другу спокойной ночи и попрощались.
Убирая телефон в карман, Чжулон задержал взгляд на женщине в соседнем помещении, прикованной к креслу пыток, и ощутил укол стыда. Однако ему щедро платили за то, чтобы залечивать подобные уколы. Сделав дело, он завтра утром возвратится в Макао.
Чжулон уехал бы еще вчера вечером, но он получил известие, что Гуань-инь удалось выбраться из взорванного и объятого пламенем оплота триады. Он также узнал, что американцы тоже остались в живых, бежав от огня благодаря акробатическому номеру на высоко натянутом канате. Затем, всего полчаса назад, новые сведения, просочившиеся из разных источников, позволили сделать вывод, что Гуань-инь находится в Северной Корее и собирается совершить нападение на военную тюрьму.
Чжулон предупредил Хван Пака, и они успели собрать небольшую группу, чтобы устроить врагам засаду в гостинице «Рюгён», тем самым сорвав попытку освобождения захваченной в плен женщины еще до того, как она начнется.
Чжулон смотрел в комнату, не в силах найти ответ на вопрос, который не давал ему покоя.
Почему ты так высоко ценишься?
Теперь он уже не сомневался в том, что сильно продешевил, назначая цену за голову этой женщины, однако отговорить Хван Пака ему не удалось. Честь высокопоставленного северокорейского ученого-ядерщика пострадала не меньше, чем его нос, и Чжулону не оставалось ничего другого, кроме как принять его предложение. Хван Пак жаждал отмщения и готов был добиваться его любой ценой.