Софи взяла губку, приподнялась в ванной и неловко изогнулась, пытаясь потереть спину. Нахмурилась и болезненно застонала. Потом закрыла ладонями лицо, сгорбилась и приняла позу отчаяния.
– Софья Павловна! Царевна! – послышался от двери уже знакомый шепот. – Что-то не так?
– А что может быть так?! Я вся избита и изломана вашим дурацким похищением! – зло сказала Софи, не отрывая рук от лица. – Вот, сами поглядите – здесь синяк и здесь! Я вовсе не белоручка, поверьте, но теперь даже намылиться как следует не могу, так все болит и ноет. И вы, вы во всем виноваты!
– Я виноват, царевна! – покорно кивнул незнакомец. – Но что ж мне теперь сделать?
– Чего, чего! Он еще спрашивает! Нельзя же быть таким тупоумным! Вы же сказали – служанок здесь нет, значит – помогите мне сами!
– Вы хотите, чтоб я прислуживал вам? Здесь, сейчас? – шепот стал хриплым, а Софи почувствовала, как у нее от напряжения дрожат руки и подбородок.
– Конечно! Авось не развалитесь на части от такой работы. Идите сюда!.. Ну и дурацкий же у вас вид в этой маске!.. Да не бойтесь вы, не буду я ее срывать! Держите теперь губку и мыло, мыльте там, где мне не достать, а водой из кувшина я сама обольюсь… Ну же, давайте!
Мыльная губка осторожно прикоснулась к распаренной коже, каштановая макушка склонилась к плечу Софи. Девушка с трудом подняла кувшин вверх на вытянутых руках и что было сил опустила его на голову похитителя.
Не издав ни звука, незнакомец рухнул на вымощенный камнем пол, по пути еще ударившись лбом об бортик ванной. Софи вскочила в ванной, закусила зубами мякоть руки, чтоб не завизжать от внезапно разрядившегося напряжения, и быстро огляделась. Сколько у нее было времени, где теперь находились слуги незнакомца и сколько их было, она не знала. Единственное, что она понимала наверняка: нельзя терять ни мгновения. Самой большой проблемой оставалась одежда. Искать ее – неоправданный риск, решила Софи, быстро завернулась в две имеющиеся простыни, навертела на голову тюрбан из полотенца. Стараясь не глядеть на распростертого на полу незнакомца (а вдруг я его убила?!), Софи побежала к двери. К счастью, ее сапожки стояли у самого порога. Открыть окно было делом нескольких секунд.
Небольшая усадьба казалась давно и окончательно вымершей. За голым садом расстилались укрытые туманом поля. Справа виднелась дорога и деревенька из полутора десятков домов. Где-то вдалеке лениво брехала собака.
Спрыгнув с подоконника на размякшую после недавней оттепели клумбу, Софи даже не почувствовала холода.
В тот же день к вечеру, во время долгих и нудных, как зубная боль, петербургских сумерек, в незапертую дверь коммуны на Рождественской неделикатно постучался хмурый, как сами сумерки, дворник.
– Входите ж! Не заперто! – раздраженно откликнулась Матрена.
В помещении коммуны было ветрено и неспокойно. Оля, ритмически топоча, бегала по комнатам, как некрупный, но опасный зверь, запертый в клетку в зверинце. Студент-естественник Семен для успокоения пытался провести с Олей сеанс животного магнетизма, но, по его собственным словам, едва не оказался покусан. Двое других членов коммуны – Сергей, студент Политехнического института, и Кирилл, молодой мастер с верфей, мало посвященные в происходящее, жались по углам и стреляли оттуда опасливыми взглядами. Дуня была отправлена домой, обихаживать мать, а Гриша и Аркадий – в городские больницы, искать вступившегося за девушек русобородого богатыря, в котором Оля по рассказу Дуни опознала Калину Касторского. Матрена же безуспешно пыталась успокоить Олю, взывая к рацио, и объясняя, что для скорейшего освобождения Софи делается теперь абсолютно все возможное.
– Там баба на извозчике приехала, – объяснил свой визит дворник. – Говорит, вы сейчас заплатите… Сомневаюсь я… Может, городового позвать?
– Какая баба? Почему? – удивилась Матрена.
– Я сбегаю, погляжу, – немедленно отозвалась Оля, одновременно натягивая пальто и влезая в калоши. – Не надо городового.
Под немыслимым, серым и грязным, обмахрившимся по краям платком, горели неистовые глаза Софи Домогатской. Оля ахнула и несмотря на то, что ненавидела всяческие сантименты, обхватила подругу обеими руками, плача от облегчения и морщась от затхлого, нечистого запаха, который издавали надетые на Софи лохмотья.
– Платить теперь будете или как? – спросил извозчик, свешиваясь с козел. Видно было, что ни одна из воссоединившихся подруг не вызывала его доверия.
Дворник смотрел в сторону и цыкал зубом.
– Конечно, конечно, сейчас, сейчас! – заторопилась Оля. – Сколько надо?
– Ну что я вам теперь скажу… Издаля ехали-то! – ванька облегченно вздохнул и степенно принялся набивать цену.
Наверху, в коммуне Софи обступили все сразу и, перебивая друг друга, начали задавать вопросы. Софи крутила головой и пошатывалась от усталости. Матрена, поглядев на это, решительно разогнала всех по углам, Кирилла отправила в ближайшую булочную за выпечкой, а Софи уложила на собственную постель, которая представляла собой три доски, укрытые под простынею тощим солдатским пледом. Софи с наслаждением вытянулась, кивком поблагодарила Матрену и сказала спокойным, слегка хрипловатым голосом:
– Я все после скажу, только чаю горячего дайте. В горле свербит.
– У Софьи Павловны нервический шок от пережитого может развиться, – вступил Семен. – Надо магнетический сеанс для разрядки…
– Ты только подойди к Софи со своим магнетизмом! – пригрозила Семену уже слегка опомнившаяся Оля. – Иди лучше к самовару. Это у тебя лучше всего получается.
– Во-первых, Софи надо переодеться, – сказала Матрена. – Твое, Оля, ей, пожалуй, мало будет. Вот у меня где-то здесь кофта была и юбка… Господа, отвернитесь! – Матрена встала на колени и зашарила под кроватью, пытаясь ухватить ящик с одеждой.
Софи, не вставая с кровати, быстро стащила с себя лохмотья, свернула их и ловко забросила в угол.
Матрена копалась в ящике, а Оля изумленно округлила глаза.
– На тебе нет белья…
– Мне бы рубашку еще и чулки! – просительно глядя на Олю, сказала Софи. Видно было, что пополнение гардероба из запасов Матрены не приводит ее в восторг.
– Сейчас, сейчас! Но Софи… Что же это…
– Я убежала прямо из ванной, завернувшись в простыню, – усмехаясь, объяснила Софи. – Потом, в деревне, на две простыни с кружевами и полотенце с вышивкой выменяла вот это… Я полагаю, хозяйка внакладе не осталась… После я думала: куда ж поехать? Самое надежное было бы к себе, под Лугу. Но нет денег, да и в этом наряде… Явиться к Элен? Она, конечно, все поймет и сделает как надо, но сколько же маеты и суматохи… К тому же не хотелось делать ей компрометацию от домашних. Васечка ее, вы знаете, не особенно мой нынешний образ жизни одобряет… К Дуне я попросту побоялась ехать. Вдруг ее адрес им известен и они меня там уж ждут…
– Господи! Но кто же они?!
– Не знаю, – Софи пожала плечами и накрутила на палец локон. – Я отчетливо видела одного. Он был в маске, вел себя вполне прилично, а в конце получил кувшином по голове…
Оля, ахая, подбирала в коробке из-под шляпы пару чулок, а Матрена заворожено глядела на длинное узкое тело Софи, распростертое на ее постели. У Софи была не слишком развитая грудь и изумительно белая и чистая кожа.
– Единственное, что я успела понять, – продолжала Софи, натянув через голову рубашку (Матрена сглотнула слюну и выдохнула большую порцию воздуха). – Так это то, что все мои неприятности каким-то боком связаны с негодяем Тумановым.
– Конечно! Туманов! Как я могла позабыть! – темпераментно воскликнула Оля. – Нам надо сейчас же к нему ехать!
– К нему?! – изумилась Софи и даже села на кровати. – Ни за что! Никогда! На три версты не подойду. Именно он меня во все это втравил! Да ты еще не все про него, про нас знаешь! Тот мерзавец в маске все отрицал, но я-то больше чем уверена – они одного поля ягоды! А может, его сам Туманов и нанял! Такие штучки вполне в его вкусе…
– Софи, остынь, – тихо сказала Оля. – Туманову, кто б он ни был, при нас принесли письмо, в котором за твою свободу требовали немыслимых вещей. Если я правильно понимаю ситуацию, он сейчас срочно отдает распоряжения о продаже всех своих фабрик, подрядов и прочего имущества, а сам пакует вещи для отъезда за границу.
– Что за бред?! – воскликнула Софи. – Туманов уезжает из России? Почему? При чем тут я? Какое письмо? Да я уж сыта им по горло и знать не желаю! Чтоб ни было, он же сам его и написал, а перед вами разыграл комедию! А вы и поверили! Это все один балаган!
Софи почти кричала. Еще ей хотелось топать ногами и что-нибудь разбить. Матрена комкала в руках неопределенного цвета и фасона кофту. Семен понимающе кивал головой и бормотал под нос из медицинской латыни. Кирилл тупил взгляд и старался не смотреть на полураздетую барышню Софью Павловну (Олю и Матрену – товарищей по коммуне – он почему-то искренне не воспринимал как женщин. С Софи это не получалось).
– Я держала в руках это письмо, – спокойно и вразумительно сказала Оля. – Ты упоминала, что Туманов с трудом умеет писать, да я и сама говорила с ним. Письмо написал человек нашего с тобой круга, получивший законченное образование и учившийся каллиграфии…
– Да попросил какого-нибудь семинариста переписать! – упорствовала Софи.
– Софи, я была там, а тебя там не было! – возразила Оля. – И я не слепая. Туманов, может быть, трижды негодяй, но он не писал сам себе этого письма! Если ты отказываешься ехать, то я сейчас сама поеду к нему и все расскажу.
– Никуда ты одна на ночь глядя не поедешь, – проворчал Сергей. – Если до утра нельзя обождать, я с тобой поеду.
– И я, – качнул головой Кирилл.
– Правильно, поезжайте втроем, и скажите там все, что нужно, – поддержала идею Матрена. – Софи нужно прийти в себя после всего. Довольно уж она сегодня наездилась.
– Матрена, давай свои кофту и юбку, я еду, – Софи решительно поднялась с кровати. Глаза ее, обметанные глубокими тенями, светились между тем ясным, отчетливым огнем. Губы потрескались. – Да еще, пожалуй, господа, если есть, одолжите мне что-нибудь вроде шинели. Нынче мне уж до моды все равно, лишь бы не мерзнуть…