– Оля? К тебе? Но почему?!
– Думаю, что по твоей же наводке. Вспомни-ка, что ты ей обо мне рассказывала. Небось: богат, не знатен, сам из народа, в детстве голодал. Что-нибудь в этом духе. Ну вот. И мы с ней заключили такую сделку: она приводит тебя ко мне, а я ей даю деньги на ее борьбу за счастье народа…
– Туманов! – торжественно заявила Софи. – Ты – циничный, прожженный делец. В твоей душе нет ничего святого. Тебе это говорили?
– Разумеется. Сто раз. От тебя я ждал чего-нибудь посвежее.
– Да что ж свежего? Вот и у Чехова, о котором ты так и не удосужился, сказано: «нельзя прожить без того, что называется общей идеей или богом живого человека». Как это отменить?
– А где ж оно? – с любопытством спросил Туманов. – Где ж его взять?
– Нельзя ли прикупить по сходной цене? – горько сыронизировала Софи.
– Да я б и прикупил… – раздумчиво сказал Туманов. – И про Олю сказать… Отчего бы тебе ее не навестить, коли все одно дома сидишь? У них там молодежи много, студенты… Тебе, глядишь, повеселее будет… И Оля, небось, нос от нас воротить не станет. Про меня еще на мзду будет надеяться, а ты – что ж? – она и сама с семьей, как я понял, порвала…
– Есть разница, Туманов, есть разница, – сказала Софи и глаза ее опасно блеснули. – Уйти из семьи и посвятить свою жизнь борьбе за народное дело, или бросить учительство в земстве и сделаться содержанкой богатого дельца, хозяина игорного дома…
– Вот так, значит, ты это понимаешь… – медленно сказал Туманов.
– А ты – как же? – с вызовом спросила Софи, видимо вызывая наружу его гнев.
В какой-то момент буря казалась неизбежной, однако Туманов переборол себя, встал из-за стола и, ничего более не сказав, вышел из столовой.
Софи вернулась к себе. Подняла валяющуюся на полу книжку, раскрыла, уставилась в пляшущие перед глазами строки.
«Он наклонил голову, ища ее губы. В первый момент его губы едва касались ее губ, потом он прижался к ним сильнее, и Франсуаза испытала новое и невероятное сильное ощущение, сравнимое только с электрическим разрядом. Все ее существо охватил неизъяснимый чувственный восторг. Она никогда не могла себе даже представить такого. Казалось, это ощущение приходит вместе с лунными лучами и одновременно оно разливалось пламенем по всему телу. Все ее мысли и чувства слились в одном ощущении принадлежности ему. Более никого не существовало в этом мире. Они были одни под ясным небом, в царстве божественной красоты и невыразимого совершенства…»
До кофейни, расположившейся в Московской части, на углу Колокольной улицы и Поварского переулка, Софи добиралась сначала на конке, а потом – пешком. Экипажем, который Туманов предоставил в ее распоряжение, она пользоваться не стала, резонно полагая, что кучер одновременно является хозяйским осведомителем. Туманов, как ей было прекрасно известно, не доверял никому. Отчего он должен был делать исключение для Софи?
Склоненное над чашкой лицо Элен было прикрыто вуалькой, но Софи разглядела его сквозь большое окно кофейни, витрина которого была украшена кукольной сценкой домашнего чаепития. До назначенного срока оставалось еще не меньше пяти минут, но Элен всегда отличалась неженской пунктуальностью. Экипажа Головниных нигде не было видно и Софи поняла, что Элен также, как и она сама, заметает следы. «Но по другой причине!» – напомнила она себе. Напротив Элен, неловко выпрямившись и оглядываясь по сторонам, сидела невысокая, худая девушка, которую Софи не сумела сразу признать.
– Софи! Голубка! Как я рада! – бойко воскликнула Элен, встала навстречу подруге, подняла вуальку и поцелуйно клюнула Софи в щеку.
– Здравствуй, Элен! Здравствуйте, Кэти! – ровно сказала Софи.
Вот новость! Элен не решилась прийти на встречу одна! Она приволокла с собой эту Кэти с косым глазом, которая вечно вскрикивает, вздрагивает, пожимается и от снедающей ее неловкости лезет туда, куда лезть не следует. Однако, Элен предпочла иметь даже такую спутницу (Другие, по всей видимости, просто не согласились бы!)… Ей неудобно оставаться наедине с давней подругой, после того, как подруга уронила себя в глазах обожаемого Элен «приличного» общества? Ну что ж! Софи не собирается отказываться от своих планов и теперь уж непременно позаботится о том, чтобы Элен стало еще более неудобно.
Подбежавшему официанту Софи заказала кофе и эклеры со сливочным кремом и невозмутимо принялась за еду. Над столом повисло молчание, которое решительно, но как всегда максимально неуместно, нарушила Кэти.
– Софья Павловна! Софи! Я хочу, чтоб вы знали… Мне безразлично…Я ничуть… ну, я хочу сказать, разделяю… то есть, не разделяю, конечно… Простите! И – да! Разделяю совершенно…
– Вы, Кэти, тоже живете с кем-то вне брака? – спокойно уточнила Софи. – Надо же. А я и не слыхала…
– Нет! Нет! – Кэти сначала побледнела, а потом мучительно покраснела. От волнения оба ее глаза выправились и, таращась, в упор глядели на Софи. – Я хотела сказать, что я лично выше всех этих предрассудков, и вы всегда можете рассчитывать… В моем лице… Хотя вам, конечно, ни к чему…
– Благодарю вас, я поняла, – кивнула Софи. – Вы – выше. На этом и покончим, если вы позволите.
Слушать Кэти было тягостно для всех присутствующих. Элен мешала давно растворившийся сахар изящной ложечкой, и она вполне слышно позвякивала об стенки чашки, выдавая смятение молодой женщины. В нормальном состоянии души и тела Элен никогда не позволила бы себе такой распущенности. Фи! Звенеть ложкой! Софи усмехнулась.
– Элен! Я не хочу понимать, зачем ты притащила сюда Кэти. Я пригласила тебя для приватного разговора…
– Я могу уйти! Сейчас! – взвизгнула Кэти, вскакивая и проливая кофей на белую скатерть.
– Сядьте, милочка, и не привлекайте к себе внимания! – успокаивающе и вместе с тем жестко сказала Софи. – Не надо сцен! Вашей вины в сложившейся ситуации нет ни на йоту, ибо любопытство, как известно, не порок. Особенно для юной девицы. Но все это, в конце концов, ваше дело. Я намерена получить от тебя кое-какие сведения, Элен. И получу их… – Софи сделала перерыв, ожидая, пока официант сменит скатерть.
Все это время Кэти угрюмо разглядывала выложенный плиткой пол, Элен пыталась открутить кружевную розетку от шали, а сама Софи ловко доедала на весу нежный эклер, намереваясь сразу же заказать еще.
– О чем же ты хотела поговорить, Софи? – слегка дрожащим, но в общем спокойным голосом осведомилась Элен. – Я полностью к твоим услугам. От Кэти у меня секретов нет…
– Прекрасно! – с насквозь фальшивым воодушевлением воскликнула Софи и, хищно улыбнувшись обеим собеседницам, облизнула испачканный кремом палец.
Элен вздрогнула. Манеры Софи всегда были далеки от идеальных, но все же подобный жест в ее исполнении нельзя было истолковать иначе, кроме как вызов. Элен от всей души ненавидела вызовы и все, что с ними связано. Согласно ее представлениям, нормальная жизнь должна была течь плавно, не слишком отклоняясь от средней линии. Все прочее было так неприлично, неловко и… Да что там лукавить! Отклонений она просто боялась…
– Дело обстоит следующим образом, – серьезно и деловито продолжала между тем Софи. – Я, как вы обе знаете, живу сейчас с Тумановым в одной квартире. Фактически мы муж и жена, хотя ни о каких обрядах не может быть и речи…
– Но почему, Софи, почему?! – ломая руки, воскликнула Элен. Видно было, что этот вопрос давно уже висел у нее на языке. – Конечно, он очень сложный человек и не пара тебе, но раз уж так все случилось…
– Раз уж так случилось, почему бы вам не пробежаться вокруг алтаря? – язвительно переспросила Софи. – Так? Но зачем? Ты можешь объяснить?
– Разумеется, могу, – Элен отчетливо приободрилась. – Если вы поженитесь, то станете настоящей семьей, будете любить и уважать друг друга как супруги, сможете занять соответствующее место в обществе…
– Какое место, Элен?! Что ты несешь?! – Софи говорила почти шепотом, но всем троим казалось, что она кричит. – Где место Туманова в этом, так называемом, обществе?! Где – мое?! Им плевать на меня, а мне – на них! Скажи: что изменится для нас, если какой-то поп пробормочет над нами слова клятвы, в святость которой мы оба не верим?
– Но ведь так тоже невозможно, Софи… – расстроено пробормотала Элен. – Вы любите друг друга, хотите быть вместе…
– Вот это и есть тот вопрос, о котором мы станем говорить, – как-то разом успокаиваясь, сказала Софи. – Слов любви мы с Михаилом не произносили и вряд ли когда-нибудь произнесем, учитывая историю наших отношений, но… есть определенные вещи, которые существуют вне всяких светских условностей, и я… я оказалась к этому совершенно не готовой… Ты, Элен, замужняя женщина, и одновременно самая близкая моя подруга. Поэтому я пришла за советом к тебе. Когда-то ты придерживалась достаточно передовых взглядов, чтобы понять мой вопрос и без излишних сантиментов честно мне ответить. Мне кажется, что Михаил… что он недоволен мною, как женщиной… я имею в виду, в постели… Пожалуйста, расскажи мне, в чем может заключаться причина, и что я, со своей стороны, могу сделать, чтобы устранить это недоразумение…
Кэти невразумительно хрюкнула. Софи скорчила недовольную гримасу, перевела на нее взгляд и увидела, что оба глаза несчастной девушки смотрят точно на кончик ее собственного носа.
«Господи, ну надо же так!» – с состраданием прошептала она, и взглянула на Элен.
Элен Головнина выглядела совершенно обескураженной. Софи не была склонна торопить ее. Она вполне понимала, что ответ на подобный вопрос отнюдь не находится в актуальном соображении Элен, и готова была предоставить ей время на раздумья и подбор формулировок. По счастью, Кэти тоже молчала.
– Софи, – Элен наконец осмелилась заговорить. – А откуда ты знаешь, что он… что он недоволен? Он говорил тебе?
– Разумеется, нет! Но это же всегда можно понять, догадаться. Разве я не права?
– Наверное, да… – Элен с сомнением покачала головой, а Софи впервые после возникновения своего замысла с тревогой подумала о том, что Элен, несмотря на всю свою супружескую жизнь, может попросту не знать ответа.