– Я провожу, – вскинулся студент.
– Я иду, Софи. Не надо провожать, Семен, – мягко сказала Дуня. – Мы с Софи давно не виделись, прокатимся еще по воздуху, поговорим…
Мороз на улице не был силен, но в сочетании с избытком влажности рождал ощущение холодной намокшей ваты. Звезды на небе тоже казались намокшими, тусклыми и расплывшимися, как на картине неумелого акварелиста.
Софи сморгнула и вдруг разом увидела, что перед ней совсем другая Дуня Водовозова, а вовсе не та, которую она знала раньше. Прежняя Дуня куда-то подевалась, а новая не выглядела ни похорошевшей, ни, наоборот, подурневшей. Ведущей чертой в ней вдруг сделалась какая-то странная перламутровая безмятежность. Если бы Софи сегодня увидала ее впервые, то решила бы, что Дуня – категорически и окончательно влюблена.
«Семен! – вдруг вспомнила она некстати смущавшегося студента-естественника. – Ну конечно! Как я раньше не догадалась! Он с Дуней… Ну, разумеется. «Общность интересов в перспективе инфекционной теории»… Ха-ха-ха! – три раза. Но это же… Это же даже лучше, чем можно было желать! Они поженятся, потом он кончит курс, начнет работать, тогда и Дуня сможет учиться своей математике на Бестужевских курсах… Замечательно выходит! Но вот одна загвоздка… Эта коммуна и все их дела… Что, если Семен попадет в крепость? Или его сошлют в Сибирь, как Коронина? Он ведь тоже чем-то таким занимался… Грибами? Или тараканами?… Да неважно! Главное – Дуня. Что ж ей тогда, ехать за ним в какой-нибудь Егорьевск? Это нельзя, ей математика нужна, а ему – наука, животный магнетизм, без этого они зачахнут оба… Что ж это значит? Значит, что нужно Семена из этой народной борьбы быстро вытаскивать, пока окончательно не увяз… Из Дуниных интересов. Но как же это будет?… Ерунда, всегда можно чего-нибудь придумать. Пусть вот хоть за границу едут… Надо будет Дуне мысль подбросить, что математики там – не чета нашим. Еще как-то…»
Так быстро и ловко Софи решала чужие жизни, ни в коей мере не задаваясь вопросом, нужно ли это, и имеет ли она на это право. «Кто право с полки взял, тот его и имеет,» – так или приблизительно так высказывался по этому поводу Туманов. В этом вопросе Софи была с ним совершенно согласна.
Она вдруг ощутила, что жутко соскучилась по Михаилу. Однако, дело с Дуней требовало последнего штриха.
– Дуня, тебе ведь Семен нравится? – спросила Софи.
– Очень нравится, – согласилась девушка. – С ним говорить просто и интересно. И столько он всего знает, читал, а вот совершенно этим не кичится… Очень нравится, – утвердила она еще раз.
Софи удовлетворенно кивнула. Потом ей пришло в голову поговорить с новой Дуней о Михаиле.
– Скажи, Дуня, ты его теперь видишь, говоришь с ним много, отчего так? Ты можешь понять? Ну пусть: он голодал, нищенствовал в детстве и юности. Много страдал. Но ведь теперь все позади. Он богат, даже если вообще ничего не станет делать, денег на всю жизнь хватит. Знатные люди заискивают перед ним. Может путешествовать, жениться, учиться чему угодно. Отчего же он теперь-то живет так мучительно, словно под пыткой?
– У тебя блокнот с собой? Ты всегда носишь… – деловито спросила Дуня.
– Блокнот? – удивилась Софи. – Есть. Но зачем тебе?
– Давай его сюда. Я отвечу на твой вопрос. Насчет Михаила Михайловича. Нарисую, мне так проще. Только скажи Калине, пусть остановит где… Трясет…
По приказу Софи Касторский остановил лошадей под фонарем, на повороте с Лештинова переулка. Дуня пристроила на колене блокнот Софи, взяла карандаш и уверенной рукой начертила две координатные оси.
– Гляди сюда. Пусть каждый человек – это точка на плоскости. Как вычислить координаты? Ось абсцисс – это место человека в ряду его предков, рода. Гляди – вот здесь будут родители, здесь, дальше – прабабушки и прадедушки. Чем дальше можно проследить, тем увереннее человек себя чувствует. А ось ординат – это другое. То, среди кого человек живет теперь, кем он сам себя понимает. Ну вот, ты говоришь: мы, дворяне… Значит, для тебя точка там, где будет плоскость дворян. Или «мы, земские врачи…» Это тоже где-то вот здесь будет. Или крестьяне, или мещане или еще что-нибудь… Правильное пересечение двух координат делает человека устойчивым, понятным и приятным себе и окружающим. Понимаешь? Вот, к примеру, Савелий Крестораздрапупов, из мещанского рода Крестораздрапуповых, выходцев из крестьян Пензенской губернии, служит на почте, достойно входит в мещанское общество городка Энска и тем вполне счастлив…
– А Михаил?
– У Михаила нет ни одной устойчивой координаты. Ни по оси «Х», ни по оси «У». От этого ему постоянно плохо.
– А что ж сделать?
– Я не знаю. Ежели бы можно было определить, высчитать… Но это ж не математическая задача…
– То есть, ты хочешь сказать, – настойчиво уточнила Софи. – Что, если бы удалось эти твои координаты найти, то ему бы сразу лучше сделалось? Так?
– Я думаю, да, – медленно сказала Дуня.
Когда приехали на Пантелеймоновскую, Туманов был уже дома. Ходил по комнатам в плюшевом халате, со стаканом в руке. Увидав Софи вместе с Дуней, стушевался, отставил стакан, пробормотал что-то…
– Пустое, Мишка! – Софи, соскучившись, не стала слушать, подошла, не смущаясь Дуни, обхватила за шею, прижалась и сразу же начала быстро-быстро рассказывать про Матренину школу, Семена, встречу с Игнатом… Глаза ее блестели, она рада была видеть Михаила, говорить с ним.
Михаил молчал, потом отпросился к себе, переодеться. Софи, извинившись перед Дуней, тоже отошла на минутку. Ольга подала чай. Туманов вернулся в гостиную раньше Софи. Посмотрел на Дуню больными глазами, улыбнулся криво и виновато.
– Что у вас, Михаил Михайлович? – спросила девушка.
– Да вот, всего один раз со своими повстречалась, и уж хандры как ни бывало! – с досадой сказал он. – Глаза горят, волосья дыбом! А со мной… видала б ты…
Дуня помолчала, отведя взгляд. Потом тихо сказала:
– Домой бы мне… Маменька волнуется…
– Сейчас чаю выпьем и тебя отвезу, – решительно сказал Туманов.
– Но Софи…
– Да ей теперь не до меня, – усмехнулся он. – Хватит своих переживаний…
В ту ночь Туманов опять ночевал в кабинете. Софи мерзла в одиночестве в огромной кровати и часто просыпалась. То, что Михаила можно позвать и сказать ему о своей в нем надобности, даже не пришло ей в голову.
Глава 24В которой Софи продолжает свои изыскания, но так и не достигает успеха, а Густав Карлович встречается со своим агентом на конспиративной квартире
Все, что происходило между ними по ночам, в спальне, вызывало у Софи по преимуществу чувство крайнего изумления, временами переходящего в откровенную панику. Впрочем, эпизоды последней случались все реже, так как Михаил постепенно научился избегать всего, что очень уж шокировало молодую женщину.
Ему нравилось лизать ее грудь, руки. Язык у Туманова был широкий и какой-то собачий, в глубоких трещинах, с беловатым налетом по центру. Как бы ни была протоплена спальня, от подобной экзекуции белая кожа Софи моментально покрывалась синеватыми мурашками.
– Тебе так приятно? – спрашивал Туманов.
– Щекотно, – честно отвечала Софи.
– Жаль, – вздыхал Михаил. – Мне хочется всю тебя облизать, с макушки до пяток. Знаешь, как кошки котят вылизывают. Чтоб ты была вся такая мокренькая, жалкая, горячая…
– Замолчи, пожалуйста, а то тошнит, – просила Софи.
Приятнее всего было засыпать рядом с ним, когда все уже кончилось. Софи с самого раннего детства спала свернувшись в клубок, перекрестив голени и обхватив себя руками. Туманов сначала пытался ласково разворачивать ее и усыплять, прижав к своей груди. Но Софи так было душно и неудобно, она отстранялась и снова сворачивалась на краю кровати привычным для нее образом. Тогда Михаил приспособился делать по-другому. Он обнимал Софи со спины, целиком захватывая длинными ручищами небольшой клубочек. В таком плену Софи было тепло и уютно, она засыпала, согревалась и изредка, расслабившись, вытягивалась во весь рост и терлась разгоряченной щекой об обнимающие ее руки. Туманов замирал от этой бессознательной ласки и после долго лежал без сна с беспомощным выражением на некрасивом лице. Софи (да и никто другой) никогда этого выражения на лице Туманова не видела, и даже не подозревала, что оно вообще может быть.
Меньше всего Софи хотелось повстречать здесь теперь самого Михаила. Впрочем, она знала, что он нынче редко заглядывает в игорный дом, и, следовательно, шансы на случайную встречу невелики. Но ведь все знают, что судьба любит пошутить…
Вышколенный Мартынов если и удивился, увидев барышню Домогатскую у Дома Туманова без всякого сопровождения, то не позволил себе никаких внешних проявлений своего удивления и, почтительнейшим образом поздоровавшись, распахнул перед Софи двери заведения. Разве что самую малость замешкался.
Однако Софи в заведение не пошла, подмигнула Мартынову и приложила палец к губам. Честный служака сглотнул и вытянулся во фрунт, совершенно не понимая, что именно от него требуется, и опасаясь не угодить. Потом на всякий случай приопустил тяжелые веки, чтобы, не приведи Господь, не увидать чего лишнего.
Софи торопливо перебежала разметенную, вымощенную разноцветной плиткой площадку перед крыльцом и, потянув на себя бронзовую ручку, юркнула в не слишком приметную, но добротную дверь мастерской. Звякнул колокольчик.
– Здравствуйте, драгоценная барышня. Чем могу служить? – миловидная, не слишком молодая женщина улыбалась Софи из-за невысокой конторки. Ее улыбка вполне подошла бы счастливой и умиротворенной матери многочисленного здорового семейства. Софи видела, что женщина узнала ее с первого взгляда, но готова пока играть в любую игру, которая ей будет предложена. «Любую, которая не ущемит интересы хозяина, – уточнила про себя Софи. – Об этом следует помнить.»
– Я хотела бы заказать себе шляпку, – решительно сказала девушка.
– Прекрасно. Замечательно. Вы обратились именно туда, куда следовало. Самые последние модели, первосортный материал, шикарные перья и фурнитура. Осмелюсь порекомендовать парижскую модель будущего сезона. Дамская шляпка-капот из бронзового муара с золотым узором, поля гарнированы маленькой диадемой из белого галуна с золотом. Посредине головки золотистая птичка с белым марабу…