– Видишь это? – задыхаясь, проговорила она. – Он серебряный, понял?
Волк искоса взглянул на нее. Медленно поднялся на задние лапы, его сгорбленная спина вытянулась и выпрямилась. Теперь он стоял как человек, возвышаясь, над Китти, слегка покачиваясь, готовый броситься на нее.
Свободной рукой Китти шарила в сумке в поисках нового снаряда. Она знала, что их у нее осталось не так много…
Волк прыгнул, полоснул когтистой лапой, клацнул зубами. Китти увернулась и ударила кинжалом снизу вверх. Волк издал удивительно высокий визг, протянул руку и больно ухватил Китти за плечо. Когти порвали ремень сумки, и она упала на крышу. Китти ударила снова. Волк отскочил назад, на безопасное расстояние. Китти тоже отступила. В разорванном плече пульсировала боль. Волк зажимал небольшую рану в боку. Он сокрушенно покачал головой, глядя на Китти. Судя по всему, рана была несерьезная. Они некоторое время кружили друг напротив друга, озаренные серебристой луной. У Китти теперь едва хватало сил замахнуться кинжалом.
Волк вытянул когтистую заднюю лапу и подтянул сумку поближе к себе, чтобы Китти не могла до нее дотянуться. И негромко, раскатисто хохотнул.
Шорох за спиной. Китти рискнула на миг обернуться. На другом конце дома покатая крыша образовывала невысокий гребень. И на гребне крыши стояли два волка. Когда Китти обернулась, они как раз трусцой устремились в ее сторону.
Китти выхватила из-за пояса второй кинжал, однако левая рука совсем ослабела из-за раненого плеча. Пальцы с трудом удерживали рукоять. Китти мимоходом подумала, не разумнее ли будет броситься с крыши – лучше уж быстрая смерть, чем когти волков.
Но нет, это трусость. Надо хотя бы подороже продать свою жизнь.
Трое волков надвигались на нее, двое – на четырех лапах, третий – на двух, как человек. Китти откинула волосы назад и в последний раз занесла свои кинжалы.
НАТАНИЭЛЬ
40
– Ну и скукотища! – сказал джинн. – Ничего не будет.
Натаниэль, взад-вперед шагавший по комнате, остановился.
– А я говорю, будет! Помалкивай. Если я захочу узнать твое мнение, я тебя спрошу.
Натаниэль чувствовал, что его голос звучит не особенно убедительно. Он взглянул на часы, чтобы придать себе уверенности.
– Рано еще, только что стемнело.
– Ну да, конечно. Я вижу, что ты абсолютно уверен в успехе. Вон, уже дорожку на полу протоптал от уверенности. А еще я могу поручиться, что ты жутко голоден, потому что захватить с собой поесть ты забыл.
– Еда нам не понадобится. Девчонка вот-вот должна явиться. А теперь заткнись, довольно об этом.
Джинн, устроившийся на старом комоде и вновь принявший облик египетского мальчика, потянулся и выразительно зевнул.
– Во всех гениальных планах имеются свои минусы, – сказал он. – Мелкие недостатки, из-за которых они и терпят крах. Такова человеческая натура: вы рождаетесь несовершенными. Девчонка не придет; ты будешь все ждать и ждать; поесть ты не захватил; следовательно, ты со своим пленником помрешь с голоду.
Натаниэль нахмурился:
– Насчет пленника не тревожься. С ним-то уж точно все в порядке.
– Вообще-то я довольно голоден.
Якоб Гирнек сидел на шатком стуле в углу комнаты. Под старой армейской шинелью, которую джинн отыскал на одном из чердаков «надежного места», на нем не было ничего, кроме пижамы и огромных вязаных носков.
– Я ведь даже не завтракал, – добавил он, механически раскачиваясь на своем ветхом стуле. – Так что я совсем не отказался бы перекусить.
– Во, видал? – сказал джинн. – Он голоден.
– Вовсе он не голоден. А если у него есть хоть капля ума, он будет молчать в тряпочку.
Натаниэль вновь принялся расхаживать взад-вперед, искоса поглядывая на пленника. Гирнек, похоже, уже избавился от ужаса, который нагнал на него полет, а поскольку сразу после полета его заперли в пустом доме, где никто его увидеть не мог, его параноидальный страх перед собственным лицом тоже приутих. Заточение само по себе его не особо тревожило, что Натаниэля несколько озадачило – но, и то сказать, Гирнек ведь несколько лет провел в добровольном заточении.
Взгляд волшебника то и дело обращался в сторону окна, затянутого куском ткани. Он с трудом подавил желание подойти к нему и выглянуть наружу. Терпение. Девчонка придет. На все нужно время.
– Может, поиграем? – Мальчишка улыбнулся ему с комода. – Я мог бы найти мяч и кольцо на стену и научить вас обоих ацтекской игре в мяч. Это очень весело. Надо забросить мяч в кольцо, отбивая его коленями и локтями. Это единственное правило. Ах да, и еще проигравших приносят в жертву. Я очень хорошо в нее играю, сами увидите.
Натаниэль устало махнул рукой:
– Нет.
– Ну, тогда, может, в прятки?
Натаниэль сделал глубокий вдох и медленно выдохнул через нос. Сохранять спокойствие и без того было непросто, а тут еще этот джинн треплется не умолкая. На карту было поставлено слишком многое, а о последствиях провала даже думать не хотелось.
Мистер Мейкпис тайно посетил его сегодня рано утром и принес новости. Его знакомец из преступного мира полагал, что сумеет связаться с беглой Китти Джонс и что выманить ее из укрытия возможно, если только подобрать подходящую приманку. Сообразительный и изобретательный Натаниэль тут же вспомнил про ее друга детства, Якоба Гирнека, который фигурировал в судебном деле и которому Китти явно была очень предана. Судя по тому, что знал о ней Натаниэль, – тут он осторожно потрогал синяк на скуле, – девчонка не побоится прийти на помощь Гирнеку, если ему будет грозить опасность.
Остальное было просто. Натаниэль быстро организовал похищение Гирнека, а мистер Мейкпис сообщил об этом своему знакомому. Теперь Натаниэлю оставалось только ждать.
– Эй!
Натаниэль поднял голову. Джинн манил его к себе, заговорщицки кивая и подмигивая.
– Чего?
– Поди-ка сюда на минутку. Дело есть.
Он выразительно кивнул в сторону Гирнека, который все раскачивался на стуле на другом конце комнаты.
Натаниэль вздохнул и подошел поближе:
– Ну, что?
Джинн наклонился к нему с комода.
– Я вот все думаю, – зашептал он. – А что будет, если об этом узнает твоя драгоценная госпожа Уайтвелл? Потому что она ведь не знает, что ты схватил этого парня, верно? Я не понимаю, что ты затеял. Обычно ты такой паинька, всегда на задних лапках ходишь…
Намек попал в цель. Натаниэль осклабился.
– Это все в прошлом, – ответил он. – Она ничего не узнает, пока я не поймаю девчонку и не завладею посохом. А потом ей придется рукоплескать вместе с остальными. Я окажусь слишком близко к Девероксу, и всем им останется только выражать восхищение.
Мальчишка уселся, аккуратно скрестив ноги, сделавшись похож на древнеегипетского писца.
– Но ведь ты это не сам затеял. Кто-то помог тебе все это устроить. Кто-то, кто знал, как отыскать девчонку и сказать ей, где мы. А ты не знаешь, где она, иначе бы ты ее уже сам схватил.
– У меня есть связи.
– Ага, и похоже, что этим связям очень многое известно о Сопротивлении. Ты бы поосторожнее, Нат. Еще неизвестно, кто на кого работает. Этот волосатый шеф полиции отдал бы свою правую руку, лишь бы доказать, что ты связан с этими изменниками. Если ему станет известно, что ты водишь с ними дела…
– Никаких дел я с ними не вожу!
– Ух ты! Чего это ты кричишь? Никак за живое задело?
– Ничего подобного. Я просто говорю. Я ведь собираюсь ее арестовать, разве нет? Я просто хочу сделать это по-своему.
– Замечательно. Но кто он, твой связной? Откуда он – или она – так много знает об этой девчонке? Вот о чем тебе стоило бы спросить!
– Это не важно. И я больше не хочу обсуждать эту тему.
Натаниэль повернулся к джинну спиной. Джинн был, конечно, прав: Мейкпис с поразительной легкостью нашел ходы в преступный мир. Но с другой стороны, театральный люд – вообще народ подозрительный. Наверняка Мейкпис знаком со множеством всяких странных простолюдинов – с актерами, танцовщицами, писателями, – которые находятся всего на волосок от преступного мира. Этот нежданный союзник тревожил Натаниэля, но тем не менее он был совсем не прочь воспользоваться плодами этого сотрудничества, при условии, что все обойдется хорошо. Однако если Дюваль или Уайтвелл обнаружат, что он действует у них за спиной, его положение окажется весьма рискованным. Это была главная опасность, которой он подвергался. Оба они не далее, как сегодня утром, потребовали отчета о его действиях; обоим он солгал. У него от этого до сих пор мурашки по спине бегали.
Якоб Гирнек жалобно поднял руку:
– Простите, сэр!
– Что?
– Извините, мистер Мэндрейк, но я слегка замерз.
– Ну, так встаньте и походите. Только чтоб я не видел этих дурацких носков!
Гирнек, плотно закутавшись в шинель, принялся расхаживать по комнате, сверкая полосатыми, как леденец, носками.
– Просто не верится, что кому-то придет в голову рисковать жизнью из-за подобного экземпляра, – заметил джинн. – Будь я его матерью, я бы и то отвернулся с презрением!
– Ты не видел эту Китти, – возразил Натаниэль. – Она придет за ним.
– Не придет. – Гирнек теперь стоял у окна; он услышал последнюю фразу. – Когда-то мы были друзьями, но теперь между нами все кончено. Я ее уже несколько лет не видел.
– И тем не менее, – сказал Натаниэль. – Она придет.
– С тех пор как… как мое лицо было изуродовано, – продолжал юноша. Голос у него задрожал от жалости к себе.
– Слушай, ты меня достал! – Напряжение Натаниэля обернулось негодованием. – Все у тебя нормально с лицом! Говорить можешь? Видеть-слышать можешь? Ну, вот и прекрасно. И прекрати ныть. Я видывал и похуже.
– Вот-вот, я ему то же самое говорил! – Джинн небрежно поднялся и беззвучно спрыгнул с комода. – Было бы из-за чего переживать! Взять хотя бы тебя – ты ведь тоже навсегда останешься таким, и тем не менее ты не боишься демонстрировать свое лицо всему свету. На самом деле что вас обоих по-настоящему портит, так это прическа. Честно говоря, я видывал барсучьи хвосты, которые выглядели куда опрятнее. Дайте мне ножницы и пять минут времени…