– Нет. Отправили в сокровищницу. Сказали, «на хранение». Пользоваться им никому не разрешат.
Тут его лицо просветлело.
– Хотя, может, во время войны его и достанут. Я думаю, возможно, позднее, во время американской кампании…
Он отхлебнул кофе.
– Судя по всему, началась она не блестяще. Ну, посмотрим. В любом случае, мне требуется время, чтобы отточить искусство обращения с ним.
– Ага, в частности, выяснить, сможешь ли ты заставить его работать.
Он насупился:
– Смогу, конечно! Я просто забыл о паре ограничительных оговорок и о направляющем заклятии, только и всего.
– Короче говоря, ты оплошал, приятель. А что стало с Дювалем?
Мой хозяин принялся сосредоточенно жевать.
– В Тауэр отправили. Госпожа Уайтвелл теперь снова министр госбезопасности. Она и будет его допрашивать. Передай-ка мне соль.
Минотавр протянул соль.
Мой хозяин был доволен, но и мне тоже было чему радоваться. Натаниэль поклялся отпустить меня, как только разрешится дело с таинственным супостатом, и теперь дело, несомненно, разрешилось. Хотя я считал, что тут еще осталась пара неясностей, которые так и не нашли убедительного объяснения. Но это уж не мое дело. И потому я с легкой душой ожидал, что меня вот-вот отпустят.
Ждать пришлось довольно долго.
Миновало несколько дней, в течение которых парень был слишком занят, чтобы выслушивать мои просьбы. Он принимал дела своего департамента; он посещал совещания на высшем уровне, где обсуждалось дело Дюваля; он съехал из дома своей бывшей наставницы и, на свое новое министерское жалованье и на деньги, презентованные благодарным премьер-министром, приобрел навороченный дом в зеленом сквере неподалеку от Вестминстера. В результате на меня свалилась куча сомнительных домашних обязанностей, в которые мне сейчас вдаваться некогда.[97] Он посещал приемы в резиденции премьер-министра в Ричмонде, давал поручения своим новым подчиненным, а по вечерам ездил в театр и смотрел кошмарные пьесы, к которым внезапно пристрастился. Короче, крутился как белка в колесе.
Я при любой возможности напоминал ему о его обещаниях.
– Да-да, – отвечал он, выбегая из дома по утрам. – Скоро и с тобой разберусь. А пока, насчет штор в моей приемной. Мне нужен локоть устрично-серого шелка – купи у Филдингса и прихвати заодно пару лишних подушек. А в ванную возьми, пожалуйста, ташкентские изразцы.[98]
– Твои полтора месяца уже почти истекли! – многозначительно сказал я.
– Да-да. Знаешь, мне пора.
Однажды вечером он вернулся домой раньше обычного. Я был внизу, наблюдал за тем, как клеят плитку на кухне[99], но тем не менее нашел возможность оторваться от дел и снова напомнить о себе. Хозяина я нашел в столовой, просторном, но пока еще не отделанном и не обставленном помещении. Он смотрел на пустой камин и холодные голые стены.
– Сюда нужен подходящий узорчик, – заметил я. – Обои, соответствующие твоему возрасту. Что тебе больше нравится, машинки или паровозики?
Он подошел к окну. Его шаги отдавались гулким эхом.
– Сегодня Дюваль раскололся, – сказал он наконец.
– Так ведь это хорошо, – сказал я. – Хорошо ведь?
Он смотрел на деревья в сквере.
– Наверно, да…
– Потому что мои сверхъестественные способности говорят мне, что ты не в восторге.
– Нет… Да…
Он обернулся ко мне, натянуто улыбнулся.
– Это многое проясняет, но большую часть из того, что он рассказал, мы уже и так знали. В подвале дома Дюваля мы обнаружили мастерскую – яму, в которой был вылеплен голем, и кристалл, через который Дюваль управлял оком. Да, он действительно использовал это создание, без вопросов.
– Ну и?
– Сегодня он во всем этом признался. Сказал, что давно хотел добиться большего, оттеснить на задний план госпожу Уайтвелл и остальных. Он решил использовать голема: голем сеял хаос, подрывал авторитет других министров. После нескольких нападений, когда выхода так и не нашли и все были в смятении, Деверокс был только рад предоставить Дювалю дополнительные полномочия. Роль полиции выросла, Дюваль получил должность министра госбезопасности. С этого поста ему было бы проще со временем свергнуть Деверокса.
– Вроде бы все ясно, – согласился я.
– Не знаю… – парень поджал углы губ. – Все довольны: Уайтвелл получила свою прежнюю должность, Деверокс и прочие министры снова пируют и веселятся, Пинн уже отстраивает свой магазин… Даже Джейн Фаррар выпустили: нет никаких доказательств того, что она знала об измене своего наставника. Все только рады забыть об этом деле. Но я не уверен. Кое-что не сходится.
– Например?
– Дюваль утверждал, что действовал не один. Он говорит, его надоумили сделать это, некий ученый по имени Хопкинс. Он говорит, что именно Хопкинс принес ему око голема и научил, как с ним обращаться. Он говорит, что именно Хопкинс свел его с бородатым наемником и посоветовал Дювалю отправить его в Прагу, чтобы найти волшебника Кавку. Когда я начал расследование, Дюваль связался с наемником, который находился в Праге, и приказал ему остановить меня. Но мозгом всего предприятия был Хопкинс. Мне кажется, что это правда: у самого Дюваля не хватило бы ума затеять все это в одиночку. Он – вожак стаи оборотней, а не великий волшебник. Но нашли ли мы этого Хопкинса? Нет. Никто не знает, кто он и где он живет. Его никто не видел. Его как будто не существует.
– Быть может, его и правда не существует.
– Остальные так и думают. Они считают, что Дюваль просто пытается свалить вину на другого. И все предполагают, что он был замешан в заговоре Лавлейса. Они говорят, что участие наемника доказывает это. Но я не уверен…
– Это вряд ли, – сказал я. – Дюваль ведь тоже находился в том огромном пентакле в Хедлхэм-Холле вместе с прочими министрами, помнишь? Он не был участником заговора. А вот Хопкинс, возможно, и был. Все упирается в него, если только удастся его найти.
Он вздохнул.
– Вот то-то и оно: если!
– Возможно, Дювалю известно больше, чем он рассказал. Может, со временем он выложит еще что-то.
– Уже нет. – Лицо мальчишки незаметно обвисло, и он вдруг сделался усталым и постаревшим. – Возвращаясь в камеру после сегодняшнего допроса, он обернулся волком, сбил с ног своего конвоира и выскочил наружу через зарешеченное окно.
– И сбежал?
– Не то чтобы сбежал. Это был шестой этаж.
– А-а.
– Вот именно.
Мальчишка теперь стоял возле пустой каминной полки, машинально поглаживая мрамор.
– Кроме того, вторжение в Вестминстерское аббатство и похищение посоха – это отдельный вопрос. Дюваль сознался, что отправил тогда голема, чтобы отнять у меня посох, – он сказал, это был слишком удачный случай, чтобы его упустить. Но при этом клялся, что к Сопротивлению он никакого отношения не имеет и к ограблению гробницы Глэдстоуна тоже.
Он побарабанил пальцами по камню.
– Думаю, мне следует успокоиться на достигнутом, как сделали остальные. Если бы только девчонка не погибла! Она могла бы рассказать гораздо больше…
Я утвердительно буркнул что-то, но говорить ничего не стал. Тот факт, что Китти осталась жива, был всего лишь незначительной деталью, и упоминать о нем не стоило. Как и о том, что она довольно много рассказала мне о вторжении в аббатство, и, по ее словам, в этом вторжении также был замешан некий джентльмен по имени Хопкинс. Не мое дело докладывать об этом Натаниэлю. Я всего лишь смиренный слуга, делаю, что прикажут. К тому же он этого не заслужил.
– Ты с ней провел довольно много времени, – сказал он вдруг. — Она с тобой разговаривала?
Он взглянул на меня и тут же отвернулся.
– Не особо.
– Видимо, была слишком напугана.
– Да нет, напротив. Она меня слишком презирала.
Он хмыкнул.
– Жаль, что она была так своевольна. Она обладала кое-какими… замечательными качествами.
– Да ну? Неужели ты это заметил? А я-то думал, ты был слишком занят своим обещанием, которого не собирался выполнять, чтобы обращать на нее внимание.
Его щеки залились краской.
– У меня не было выбора, Бартимеус…
– Ой, вот только не надо про выбор! – перебил я. – У нее тоже был выбор: спасти тебя или позволить тебе умереть.
Он топнул ногой.
– Я не позволю тебе критиковать мои поступки…
– Вопрос не в поступках. Я говорю о твоей этике.
– А тем более мою этику! Кто из нас демон, ты или я? Тебе-то что за дело?
– Мне никакого дела до этого нет. Прежде я стоял подбоченясь, теперь скрестил руки на груди.
– Мне нет никакого дела до того, что скромная простолюдинка оказалась благороднее и порядочнее, чем ты когда-либо был, и тем более когда-либо будешь. Поступай, как знаешь.
– И буду!
– Вот и прекрасно!
– Вот и прекрасно!
Мы за несколько секунд довели друг друга до белого каления и уже готовы были сцепиться, но как-то все это было не вполне от души.
После короткой паузы, в течение которой парень пялился на угол камина, а я – на трещину в потолке, он нарушил молчание.
– Если тебя это интересует, – пробурчал он, – я поговорил с Девероксом и добился, чтобы детей Кавки выпустили из тюрьмы. Они уже в Праге. Это стоило мне кое-каких услуг, но я это сделал.
– Ах, как великодушно! – Я был не в настроении гладить его по головке.
Он нахмурился.
– Все равно это были всего лишь мелкие шпионы. Держать их в тюрьме не имело смысла.
– Разумеется. Снова молчание.
– Ладно, – сказал я наконец. – Все хорошо, что хорошо кончается. Ты получил все, чего хотел, – я обвел жестом пустую комнату. – Ты только погляди, сколько места! И ты сможешь напихать сюда столько шелка и серебра, сколько тебе заблагорассудится. Мало того, ты теперь могущественнее, чем когда-либо, и премьер-министр снова перед тобой в долгу, и из-под каблука Уайтвелл ты вырвался.