— Ну, ребята, вы же все-таки пожарные, а не рыночные торговцы! — взывал к совести бравых парней в пожарной униформе худощавый бедно одетый негр, говоривший по-русски без всякого акцента и с большим чувством. — Ну я ведь и так очень хорошо вам заплатил!
— А ты подумай, браток, если бы немножко опоздали, тебе эти козлы уже башку твою черную отвинтили бы! — втолковывал негру широкоплечий парень с огромными руками, густо покрытыми сложной татуировкой. — А мы вовремя подоспели и раньше остальных бригад в ресторан ворвались!
Как на танке в Берлин!
— Еще бы не раньше! — Негр яростно жестикулировал, и казалось, еще немного — и он сорвет с головы свою бесформенную шерстяную шапочку и начнет топтать ее ногами, как торгующийся с седоком дореволюционный извозчик. — Еще бы не раньше, если остальные бригады выехали по вызову, а вас я заранее предупредил о «возгорании»!
Вы ведь небось еще и благодарность от начальства получите за то, что первыми подоспели на пожар и ликвидировали очаг возгорания! Хотя чего там было ликвидировать, если всего-то одна дымовая шашка валялась да стопка старых газет горела для правдоподобия?
— Да где тебе, негру, русскую душу понять! — с горечью произнес плечистый татуированный пожарник, чувствуя, что упорный заказчик вряд ли отступит.
Как ни странно, именно этот аргумент подействовал на темнокожего авантюриста, и он с тяжелым вздохом протянул пожарному еще одну стопочку зеленых купюр.
— Ладно, — произнес он напоследок, — чего я, правда, торгуюсь, как на базаре, ведь вы же действительно меня спасли…
В это же самое время Иван Францевич Мюллер в сопровождении своего верного телохранителя Парфеныча неторопливой прогулочной походкой приближался к своему дому.
В душе у него боролись противоречивые чувства.
С одной стороны, он был удовлетворен сегодняшней работой: ему хорошо заплатили, он показал себя во всем блеске профессионального мастерства, кроме того, получил огромное удовольствие, подержав в руках уникальный, бесценный изумруд, безусловно, лучший драгоценный камень из всех, какие ему довелось видеть за свою долгую жизнь.
Но с другой стороны — он не сомневался, что, стоило ему уйти из ресторана, камень отобрали у того странного бедно одетого седобородого человека, ничего ему не заплатив, а может быть, и убили его…
В конце концов, Ивана Францевича это совершенно не касалось, а тот человек сам виноват — нельзя вести себя так глупо, лезть самому прямо в логово хищников, но все равно в душе у старого ювелира остался мутный осадок, что-то вроде угрызений совести…
Возле самого подъезда навстречу Мюллеру попалась худая сгорбленная старуха, закутанная до самых глаз в темный платок, как закутывались старые женщины в соленых степях Каракалпакии когда-то давным-давно, в позапрошлой жизни.
Поравнявшись с ювелиром, старуха споткнулась и ухватилась за его рукав. Парфеныч быстро шагнул к ней, чтобы защитить своего хозяина, но Иван Францевич успокаивающим жестом остановил его. Ему показалось, что далекое детство, забытое прошлое прикоснулось к его руке.
Ювелир запустил руку в карман и, вытащив оттуда несколько монет, сунул в руку старухе, словно хотел откупиться этой мелочью от своего назойливого прошлого…
— Вот тогда я испугалась! — со смехом рассказывала Лола своему напарнику. — Старуху я неплохо изобразила, лицо подгримировала да еще платком замоталась до самых глаз, сгорбилась на совесть — в общем, Станиславский, и тот мне поверил бы, но руки трудно загримировать в домашних условиях, и когда ювелир стал мне свою дурацкую мелочь совать, я решила, что сейчас он меня расколет, но он был какой-то задумчивый и ни на что внимания не обратил.
— Ну даже если бы он что-то и заподозрил, вряд ли стал бы тебя на улице бить или допрашивать.
Леня разговаривал со своей напарницей, осторожно снимая с лица тампонами, смоченными растворителем, темный устойчивый грим, превративший его в негра.
— Ну не скажи! — Лола обиделась, что Маркиз не хочет признавать огромного значения и несомненной опасности проведенной ею части операции. — Если бы ювелир заметил, что я у него из-под подкладки рукава вытащила камень, я думаю, он бы просто озверел! А телохранитель у него, хоть и старик, а тот еще головорез!
— Ну ты же у меня умница, — примирительно проговорил Маркиз, осторожно проходясь тампоном под глазами, — но согласись, что моя идея с двойной маскировкой была гениальной! Когда Зарудный сорвал с меня первую маску и увидел черное негритянское лицо, он так удивился, что ему не могло даже в голову прийти, что это тоже маска!
Лола в который раз подумала, что ни один мужчина не может обойтись без самолюбования, и если окружающие не восхищаются им хотя бы один или два раза в день, он может завянуть, как комнатный цветок без полива и ухода. Поэтому она состроила на своем лице выражение искреннего восхищения и нежно пропела:
— Ну Ленечка, ты, как всегда, ге-ниа-лен!
Леня подозрительно покосился на нее, но не заметил в лице иронии и успокаиваясь продолжил:
— А разве я плохо придумал — спрятать камень на одежде ювелира и использовать его как курьера?
— А если бы Зарудный или его люди заметили подмену камня раньше, чем ювелир ушел?
— Ну во-первых, они не стали бы при нем устраивать серьезные разборки — ювелир не хотел присутствовать при этом, да и Зарудному не нужен был такой свидетель. Да и вряд ли им пришло бы в голову обыскивать старика… Разве что у Зарудного чутье, как у собаки.
— Кстати о собаках; — Лола озабоченно огляделась, — ты не удивлен тем, что Пу И не встретил нас сегодня? Он всегда ждет нас у дверей, а сейчас его что-то не видно. Пу И, мальчик мой, ты где?
— Да брось ты, — Леня еще раз прошелся по лицу влажным тампоном и придирчиво оглядел себя в зеркале, — найдется, сама посуди, куда он мог деться?
— Какой ты черствый, бездушный! — Лола едва не плакала. — Да и я-то хороша!
Ведь знала же я, что его ни в коем случае нельзя оставлять одного, что он не выносит одиночества! У него такая нежная, ранимая душа! Пуишечка, дорогой, отзовись!
Она переходила из комнаты в комнату, заглядывала под шкафы и диваны и звала своего четвероногого любимца все более и более взволнованным голосом.
Наконец вернувшись к Маркизу, она встала перед ним, уперев руки в бока, и гневно произнесла:
— Если он умер от одиночества, я этого не переживу! И тебе этого никогда не прощу, — добавила она с чисто женской логикой.
— Ну подожди, — Леня отложил тампоны и встал, — никуда он не делся. Сейчас мы его найдем!
Вдруг Лола побледнела и схватила Маркиза за руку:
— Я все поняла! Его похитили!
— Еще не легче! — Леня посмотрел на нее как на душевнобольную. — Ну скажи на милость, какому идиоту понадобилось похищать твоего ненаглядного барбоса?
— Зарудному, — мгновенно ответила Лола и тут же добавила:
— Сам ты барбос!
— Ну и зачем, по-твоему, Зарудному понадобился Пу И?
— Сейчас он позвонит и предъявит нам какие-нибудь требования. Скорее всего потребует отдать изумруд, и нам придется его отдать, чтобы спасти несчастного Пу И…
— Слушай, дорогая моя, боюсь, ты слишком много смотрела боевиков по телевизору и по видео. Если бы Зарудный знал, где мы с тобой живем, и знал к тому же, что это именно мы причастны к истории с изумрудом, он давно уже был здесь со своими головорезами и пытал не Пу И, а нас с тобой… Кстати, тебе не кажется, что вот эта коробка из-под торта только что лежала в другом углу комнаты?
Лола испуганно уставилась на Маркиза и спросила:
— Ленечка, у тебя нет температуры? Может быть, на тебя так повлиял перенесенный стресс?
Она подошла к Маркизу и потрогала его Лоб.
— Да нет, температура, кажется, нормальная…
— Ты что, думаешь, у меня начались галлюцинации? Посмотри сама, если не веришь!
Лола повернулась в направлении Лениного взгляда и в изумлении уставилась на большую коробку из-под торта, которая медленно ползла вдоль стены по направлению к кухне.
— Ой, правда! Она двигается!
Маркиз в два шага догнал коробку и поднял ее. На него уставились два смертельно обиженных карих глаза.
— Пуишечка! — Лола оттолкнула Маркиза и бросилась к своему любимцу.
Пу И тоненько заскулил и лизнул хозяйку в нос.
— Дорогой мой, эта противная коробка свалилась на тебя, и ты никак не мог из-под нее выбраться, а противные хозяева не хотели тебе помочь!
— Да, прямо! — насмешливо перебил ее сюсюканье Леня. — Неужели ты думаешь, что он такой слабосильный, что не мог сбросить эту коробку? Да он просто из хулиганских соображений под нее забрался, чтобы заставить тебя понервничать!
— Даже если он сделал это нарочно, — возразила Лола, нежно прижимая к груди чихуахуа, — то вовсе не из хулиганских соображений, а от обиды на нас — за то, что мы оставили его в одиночестве!
…Артем Зарудный пребывал в состоянии крайней озлобленности. Изумительный камень, редчайший изумруд, бесценный «Глаз Ночи» уже был в его руках, он убедился в его существовании, — и этот камень уплыл из-под самого носа, подразнив своим зеленым сиянием… Зарудный был бы рад сорвать на ком-нибудь свою злобу, да не было под рукой подходящего кандидата.
Миша Молоток в истории с камнем доказал свою преданность, спас из огня и дыма чемодан с деньгами и тем самым здорово помог своему боссу, потому что деньги в чемодане были чужие, изъятые Зарудным из крупной совместной финансовой операции, и если бы они пропали — Зарудному пришлось бы плохо, очень плохо. Поэтому на Мишу Зарудный вину за провал операции не сваливал. Сам хозяин ресторана, Лева Ашкенази, был вообще ни при чем — он пустил Зарудного с людьми в свое заведение, и все остальное его совершенно не касалось.
Так что винить оставалось только самого себя, а на такое мало кто способен.
Зарудный ходил по своему кабинету, как тигр по клетке, злобно посматривая по сторонам, и думал. Теперь камень трудно будет заполучить. А он нужен, просто жизненно необходим! Финансовое положение Зарудного осложнялось, ему остро необходим был срочный и большой кредит, а банки как сговорились — их руководители под благовидными предлогами уклонялись от встреч с Зарудным, а без санкции руководителей нечего было и думать о кредите. В последнее время у Зарудного возникло стойкое ощущение, что против него ведется позиционная борьба, кто-то из крупных воротил финансового мира интригует, пытаясь потопить корабль его бизнеса…